— Я не совсем понимаю, к чему ты ведешь, ну да ладно.
— Это все, конечно, чисто теоретические изыскания, но из них можно сделать некоторые практические выводы. Кстати, как ты думаешь, почему после смерти люди почти ничего не помнят?
— Вот уж не знаю!
— А я тебе скажу. Большая часть примитивной, ненужной информации, то есть 90% содержимого памяти, хранится в мозгу. И только самые важные знания и самые сильные впечатления хранятся в душе. Вот, кстати, почему люди не вспоминают ни страсть, ни привязанность, а только самую сильную и искреннюю любовь. Первое — это ощущение тела, а второе — мозга. Произведение творца — художника, или музыканта, запоминается, если он вложил в него кусочек души. Тех, кто это делает слишком часто, называют гениями. Но злоупотреблять этим, скорее всего, нельзя. Вот почему, наверное, такие люди рано умирают. — Рон помолчал и продолжил другим тоном:
— Теперь перейдем к новому вопросу. Кто может иметь душу?
— Я бы сказал, что человек, но ты, верно, опять меня разочаруешь.
— Ты прав, разочарую. Душа есть у животных и, я полагаю, у некоторых комплексов растений.
— Ты это тоже вывел из своей теории?
— Нет, на этой стадии я перешел от рассуждений к опытам.
— Как?! Наш ленивый мальчик еще способен проводить опыты?
— Вот так всегда! Гениев всегда гнали!
— По твоей теории гением все равно быть опасно. Вот что, гению не мешало бы выпить чаю, а то глотка пересохнет.
— ТЕТУШКА БЕЛЬДА! — заорал Руджен. — Я слышу запах пирожков с луком! Не принесете ли Вы нам по чашечке чая?
— Охотно. Пирожки только из духовки.
Через несколько минут Рон продолжил с набитым ртом:
— Ты знаешь, как осуществляется магическое перемещение.
— Да, смутно знаком, — засмеялся Руджен.
— Области отображаются в кристаллы, затем происходит обмен информацией и восстановление.
— 'А чтобы лишний раз не подвергать риску людей, в точке отправления помещается фиктивный груз, чаще всего камень или песок', — процитировал Руджен учебник.
— Да, да, — нетерпеливо прервал его Рон, — Теперь предположим, что у нас будет не обмен информацией, а копирование. Что тогда?
— Это невозможно!
— Ну почему же? Впрочем, здесь достаточно одного кристалла, как у целителей.
— Но целители ничего не копируют! Они только заменяют информацию о больном органе на парный здоровый и перевосстанавливают.
— Правильно. Они имеют дело только с одним объемом. В принципе, можно включить в этот объем камень и потом отразить на него человека.
— Об этом я не подумал! Но это же…
— Это очень неудобный, громоздкий и опасный способ. На самом деле достаточно оторвать кристалл от одной материи и «перенести» его внимание на другую, а первую оставить в покое.
— И у тебя это получилось?!
— Вот именно! Это я и пытался тебе втолковать. Сначала я, как водится, маялся с кирпичами да монетками, потом мне это надоело, и я скопировал кролика.
— Интересно, почему до этого раньше никто не додумался? — почти не слушая его, проговорил Руджен.
— Может быть, мозги закостенели. Когда слишком много свободы для творчества, становится скучно творить на совесть. Иногда полезно и побороться. А, может быть, кто-нибудь уже додумался, да засекретили. Больно неудобная это штука.
— Чем же? — удивился Руджен.
— Поймешь. Так вот, я скопировал кролика. И что же я получил?
— Наверное, двух кроликов.
— Бе-зус-лов-но! Но какие они были? Вспомни, что я говорил тебе о душе! Вдруг возникают два тела на одну душу!
— А душа разве не копируется? — простодушно спросил Руджен.
— А ты об этом позаботился? Кристалл ведь отображает только материю!
— Тогда… один из них будет мертвым? — неуверенно спросил Руджен.
— Правильно! Умник. Я тоже так подумал. Все было в порядке. Но когда я скопировал муравья, получилось два живых насекомых.
— Как это? Тут уж я ничего не могу понять.
— А когда — целый муравейник, то один из них был мертвым.
— Все муравьи из второго гнезда?
— Да!
— И как ты это объяснишь?
— Ни один, ни два муравья души не имеют. Но когда берешь все больше и больше, количество переходит в качество, и она появляется. Кажется, это связано с наличием матки, но не всегда. Так же и с пчелами. Рой имеет душу, а одна — нет. Точно имеют дущи птицы и звери — я проверял.
— Потрясающе! Только за это ты мог бы безоговорочно получить «мастера».
— Я не собираюсь никому раскрывать свои исследования. Эх, если бы у меня было время! — Рон хлопнул рукой по колену. — Я бы защитил «мастера» только по одной частной темке. Отход производства.
— Да? И что же это за тема?
— Изоморфизм сигма-алгебр над некоторыми подпространствами в пространстве заклинаний.
— Действительно, мелочь! — невозмутимо заметил Руджен.
— Когда-нибудь, может быть, у меня будут ученики! — мечтательнотщеславно произнес Рон, не обращая на него внимания. — Несмотря на то, что я был уверен на 90% , мне все же хотелось провести последний эксперимент. Человек все же как-никак отличается от зверя.
— И кто же разрешил произвести над собой такую экзекуцию? Или ты пришел по мою душу?
— О, нет! Таким ужасам я тебя не подвергну. Видишь ли, во второй части неподвижной практики, три года назад, я попросился в комитет по распределению детей рабов. Ты ведь слышал об этих новшествах?
— Да, они решили отлавливать малышей со способностями, и помещают их в интернат неподалеку от третьего полукружья то ли в Куратосе, то ли в Серентине.
— В Серентине. Мне, конечно, не отказали. Это считается очень трогательным: бывший пленник помогает новым юным гражданам Кэрол-Тивендаля обрести свою судьбу! Как раз к концу практики я заканчивал и эти исследования.
— Так давно? А сейчас чем же ты занимаешься?
— Бегаю по Мэгиене. Не перебивай. Так вот, я пригласил на ужин одного парнишку. Способностей в нем не было ни на грош, зато он легко поддавался внушению. Я поставил эксперимент на нем и велел ему все забыть. Все получилось так, как я и ожидал.
— Куда же ты дел труп?
— Превратил в песок и посыпал им дорожку.
— Да ты циничен!
— Да нет! Просто не так эмоционален. — Рон вскочил и принялся расхаживать по комнате. — Циничны те, кто устроил эти дурацкие интернаты, кто отнимает у детей родителей и, почти на глазах у ребенка превращает их в рабов, а называет все это великими принципами Тивендаля. Я не смогу жить, когда вокруг меня будут рабы — мои сверстники, друзья, а я один буду — свободным, — Рон почти выплюнул это слово.
