и защищают?! Во тупые твари!
— Мне так не кажется. — Химель смотрел на сфицерапсов с неподдельным интересом. — Похоже, они действительно принимают нас за своих птенцов. И просто наводят порядок, чтобы мы, чего доброго, не столкнули друг дружку вниз. Но как такое могло произойти? Разве могут эти инопланетные звери...
— Эй, вы чего, Химель, так головой стукнулись, что теперь размышляете вслух?! — перебил доктора Новицкий. — Я вам битый час твержу, что они считают нас своими птенцами. А вы только сейчас докумекали. Ну и тормоз же вы, Химель! — Штурман снова захохотал.
— Оставьте ваш оскорбительный тон, — вступилась Инна за доктора.
— А ты чего его защищаешь? Так в ящике сроднились, что теперь не разлей вода, да?
— Прекратите паясничать! — с раздражением потребовал Михаил Соломонович. — Давайте лучше подумаем, как мы можем использовать это новое обстоятельство.
— Очень просто. Когда они будут учить нас летать, мы научимся и улетим отсюда к чертовой матери... — Штурман затряс головой в новом приступе бурного веселья.
— Вы, Новицкий, по всей видимости, совсем не умеете конструктивно мыслить, — глядя на штурмана с нескрываемым раздражением, заметил Химель.
— Зато у меня хороший хук справа. — Штурман продемонстрировал Михаилу Соломоновичу внушительный кулак. — И те умники, что говорили, будто я не умею конструктивно мыслить, недосчитались зубов.
— О господи! — выдохнула Инна. — Я этого просто не вынесу! Ну почему из всех, кто был на борту, здесь оказались именно вы? Ну почему?
— Стечение обстоятельств, — пожал плечами Новицкий. — Я с детства очень удачливый. И сейчас удача меня не подвела. Звероящеры у меня еще попляшут! Наверное, я стану их королем!
Химель опасливо поглядел на штурмана. Похоже, полет в когтях крылатых созданий, окрещенных Делакорновым сфицерапсами, плохо подействовал на нервную систему штурмана. Он и прежде был не вполне адекватен, а сейчас вел себя совсем как буйнопомешанный. Разве нормальный человек объявит себя королем инопланетных чудовищ?
— От Сумарокова я вполне могла ожидать подобного заявления, — Инна покачала головой, — но вы, Новицкий... Вроде бы давно вышли из возраста любителей стерео...
— А чего, стерео я люблю. — Губы Новицкого растянулись в улыбке. — Ты, Инночка, просто не понимаешь... Главное в любой шобле, чтобы тебя приняли за своего. И тогда проблем не будет.
— Где-где, простите? — спросил Химель.
— В шобле. В смысле, в коллективе единомышленников, — хмыкнула Инна. — Это сленг. Причем сленг самого низкого пошиба.
— Во, поняла правильно, — оскалился Новицкий. — Пойдешь ко мне королевой, Инка? Надо ведь будет учредить династию! Ты, конечно, не в моем вкусе — мне такие тощие не нравятся. Да и молодая, опять же. Но молодость — не порок, когда вокруг один злой рок... — штурман хмыкнул. — Так что я тебя, пожалуй, в жены возьму. Не с крылатыми же звероящерами мне жить. А ты, Химель, можешь на должность домашнего доктора и советника претендовать. Чтобы было кому заботиться о моем здоровье!
Инна демонстративно отвернулась от штурмана. Доктор подошел к девушке поближе и прошептал:
— По-моему, это бред. Тяжелое потрясение, серьезные нагрузки. Рана, опять же... Хоть она и не выглядит серьезной, какое-то количество крови он потерял...
— Да, крыша у него съехала основательно, — кивнула Лазуренко. — Странно вообще-то, что мы так долго держимся... Новицкий — первый.
Штурман, время от времени предпринимавший разные угрожающие движения в сторону сгрудившихся у края обрыва сфицерапсов, с подозрением оглянулся на Инну и Михаила Соломоновича.
— Сговариваетесь против меня? Напрасно! Думаете обвести меня вокруг пальца? Не выйдет! Я здесь буду главным! И только я! И лучше не стойте у меня на пути!
Химель воздержался от комментариев, хотя ему очень хотелось покрутить пальцем у виска. Он мягко ответил Новицкому:
— Что вы, друг мой, никто не пытается оспорить у вас право быть королем птеродактилей... Но мы с Инной хотели бы все же остаться людьми... Если вы, конечно, не возражаете.
— Ты за себя говори, Химель, — проворчал Новицкий. — А Инку я заберу. Тебя, если что не так, прикажу им вообще отсюда сбросить.
— Вы дичаете на глазах! — прокомментировала заявление штурмана Инна.
Новицкий усмехнулся:
— Не люблю тощих... Но норовистые мне нравятся. Так что упрямься пока давай. Скоро птички будут мне служить и делать все, что я скажу. Тогда и посмотрим, как вы запоете!
Солнце между тем опустилось за горный кряж, на отрогах которого находилось «гнездо» сфицерапсов. Небо еще оставалось светлым, но, как всегда бывает в горах, сумерки надвинулись быстро. На фоне розовых облаков тьма под скалами казалась непроглядной.
— Спать пора, — заметил Химель. — Столько времени на ногах... Вы не боитесь, Инна?
— Чего? Этих крылатых? Или тех, кто может сюда забраться? Или нашего друга Новицкого?
— Не знаю, — смутился доктор. — Может быть, нам стоит покараулить...
— Какие из нас караульные? А Новицкому доверять нельзя.
— Так уж и нельзя, — послышался голос из темноты. — Я всех вас спасти хочу... А ты, Химель, не клей мою будущую королеву! Ты еще предложи ей лечь к тебе поближе... Ты что, и правда надеешься, что тебе силенок хватит защитить ее в случае чего? Да ты даже приласкать ее как следует не сможешь! У нее аппетиты, наверное, немаленькие. Как же, как же... С самим Зотовым шашни крутила...
— Заткнись, Новицкий! — возмутилась Инна. — Вот же гад! И не вздумай даже приблизиться ко мне — со скалы сброшу! Я, между прочим, два года восточными единоборствами занималась. Чтобы всякая сволочь не цеплялась. Бывает в нашей работе такое...
— Ладно, я тебя не трогаю — чего орешь? — оскорбился штурман. — Пошутил я просто. Хоть вместе ложитесь... В ящик свой, аки в гроб. Так вас хоть проконтролировать можно будет. Чтобы не сбежали.
— Холодно в ящике, — сказал Химель, воспринявший предложение Новицкого всерьез. — И на камнях холодно... Да и одеты мы вовсе не для ночевки в горах.
— Как-нибудь потерпим, — вздохнула Инна. — Все-таки мы живы... По-моему, тут тепло ночью. Лишь бы дождь не пошел.
Новицкий слонялся где-то у края скальной площадки и, похоже, переругивался со сфицерапсами. Во всяком случае, пытался что-то втолковать птицам. Те отвечали ему тихим курлыканьем и звонкими щелчками.
— Совсем сбрендил, — прошептала Инна. — Что мы дальше-то делать будем, Михаил Соломонович?
— Отдыхать, — ответил доктор. — Надеюсь, Яну не придет в голову на нас нападать. Мне-то, положим, ничего не грозит... А вот ты можешь стать объектом его грязных домогательств. Но если он только посмеет, — от возмущения Михаил Соломонович раскраснелся и учащенно задышал, — если он только посмеет, — повторил доктор, — то я за себя не ручаюсь... Я просто не знаю, что я с ним тогда сделаю!
Инна засмеялась:
— Хорошо, Михаил Соломонович. Но вы не беспокойтесь — я и сама могу за себя постоять. Лишь бы не съели нас ночью...
— Не для того нас судьба берегла, — не слишком веря своим словам, пробормотал Химель. — Даже не знаю, что это приключилось с Новицким. Раньше он таким дикарем не был.
— Наверное, человеку нужно оказаться в определенных условиях, чтобы проявилась его истинная сущность, — заметила Инна.
— Человек должен всегда оставаться человеком. — Михаил Соломонович покачал головой. — Но думаю, вы правы. Человек — слабое и дикое создание. Где-то в глубине нас по-прежнему живет звериный инстинкт. Почувствовав безнаказанность, отдельный индивидуум, прежде вполне нормальный, вдруг может совершить такое... Вы знаете, к примеру, что во время переворота на Проционе-2 абсолютно нормальные
