— Не дергайся и сворачивай вон туда, — Мотыльков указал напарнику на ведущий к морю накатанный рыбацкими грузовиками проселок. — Делаем вид, что мы именно в эту деревню и едем.
— Логично, Серега, — поддержал его Степан. — Сдается мне, шайка наверняка сюда пожалует — лучшего места для отплытия в нейтральные воды не сыщешь. Надеюсь, не опоздаем…
Проселок довольно скоро вывел содировцев на побережье. Стажеры передумали заезжать в деревеньку и бросили машину в придорожных кустах на окраине.
— Давай вон на тот холм, — распорядился Мотыльков, вытаскивая из «бардачка» бинокль. — Отсюда мы один хрен ничего не разглядим.
Собирая на свои цивильные костюмы все виды колючей местной флоры, напарники вскарабкались на каменистый пригорок, с которого прибрежный поселок просматривался как на ладони. Запыхавшийся от вынужденного скалолазания Мотыльков отер со лба пот, затем поднес бинокль к глазам и осмотрел окрестности.
Деревенька в этот ранний час уже проснулась: мужчины распутывали снасти и заводили дизеля рыболовецких катеров, в хлопотах им помогали женщины, видимо привыкшие подниматься на заре вместе с мужьями. Рыбаки на латаных-перелатаных моторных скорлупках один за другим отчаливали от пирсов на свой нелегкий каждодневный промысел.
Бегло осмотрев местность, Мотыльков передал бинокль Степану: авось тому посчастливится выведать больше. И вправду, не успел еще петербуржец полностью окинуть взглядом окрестности, как сразу обнаружил нечто любопытное.
— Вот интересно, какого черта сюда занесло эту посудину? — хмыкнул он. — Туристам тут делать абсолютно нечего, а катерок иначе как прогулочным не назовешь… Глянь-ка вон туда, на десять часов.
Мотыльков забрал у него бинокль. Познания Сергея Васильевича в классификации морских судов были поверхностными — моряков в его крестьянской династии не бывало отродясь, — и все оставшиеся в поселке катера были для него одинаковы. По тому, как бинокль в руках полковника нервно зарыскал из стороны в сторону, Степан понял, что коллега испытывает затруднения.
— Левее!.. Еще! — скорректировал он напарника. — Белый катер с синими полосами. Тот, что «Мурена» называется. Неужто не видишь?
— Катер как катер, — пробурчал Мотыльков. — Разве что новый.
— А где траловые лебедки, где ящики для рыбы где снасти, где сам трал, в конце концов?
Действительно, все перечисленное Степаном на «Мурене» отсутствовало.
— Девку на пирсе видишь? — спросил петербуржец. Эту изящную, в отличие от плотных рыбачек, молодую особу Мотыльков, конечно же, не мог не заметить. — Маячит, словно кого-то ждет, да и одета… Не выходят в кроссовках на рыбную ловлю.
— М-да… — Мотыльков призадумался: в последние шесть часов Степан ошибался редко. — Наверное, следует подойти поближе, а то, если ее дружки прибегут, боюсь, опоздаем.
Двигаясь перебежками по колючим зарослям, содировцы начали подкрадываться к заинтересовавшему их пирсу. Держа наперевес вытащенный из машины «клерон», Мотыльков снова ощущал себя в настоящем деле, и от этого ноздри его раздувались в возбуждении, как у дорвавшегося до скачек старого рысака.
Шум прибоя заглушил шаги содировцев. Мотыльков и Степан сумели подобраться к пирсу практически вплотную и затаились в прибрежном кустарнике. Расстояние позволяло разглядеть даже нервно прикушенную губку прохаживавшейся возле катера девушки. Спортивная фигурка незнакомки также косвенно указывала на принадлежность этой очаровательной особы к рефлезианцам.
Мотыльков первым заметил приближение приятелей девушки и предупреждающе толкнул в бок Степана. Напарники вжались в камни и стали дышать тише шелеста травы и реже впавших в анабиоз рептилий.
Кем был шедший первым рослый брюнет латиноамериканской наружности, полковник не знал, но он видел его тридцать минут назад на заднем сиденье мотоцикла, за рулем которого восседал Жак Бриоль. Сам мсье аспирант шагал следом за брюнетом, спотыкаясь и все время оборачиваясь. Прикинувшийся облепленной репейником кочкой, Сергей Васильевич мысленно возблагодарил как прозорливого Степана, так и себя за то, что вовремя прислушивался к его дельным советам. Рефлезианское место сбора они вычислили со снайперской точностью.
Девушка бросилась навстречу брюнету, при этом напрочь игнорируя шедшего рядом с ним Жака Бриоля. Брюнет взволнованно стал ей о чем-то толковать. Поскольку на аспиранта они даже не смотрели, Мотыльков догадался, что речь сейчас идет об отсутствующем главаре, или кем там у них считался этот рефлезианский безумец. В итоге девушка опустила плечи и, угрюмо глядя под ноги, направилась к катеру, а брюнет оперся о перила пирса и стал напряженно вглядываться туда, откуда они с Жаком только что явились. Было заметно, что он тоже на взводе.
«Так-так! И где же, интересно, мой закадычный друг? — нервозность девушки и брюнета невольно заразила и Мотылькова. — Вот уж никогда бы не подумал, что он может заблудиться!»
Время шло. Все ждали главное действующее лицо ночного спектакля, а оно почему-то запаздывало.
План захвата созрел в голове полковника стихийно. Приступить к действиям его вынудило не появление рефлезианского диверсанта — невольной причиной этого стал беглый аспирант. Отиравшийся в сторонке Жак, которого никто не думал охранять, что косвенно указывало на добровольный характер его побега, ощутил перед дальней дорогой естественную потребность опорожнить мочевой пузырь. Но, будучи истинным французом, он постеснялся делать это при мадемуазель. Оглянувшись и поняв, что предоставлен сам себе, Жак деликатно отошел к кустикам и принялся расстегивать ширинку прямо над головами схоронившихся под ними содировцев.
Мотыльков не мог точно сказать, что именно подстегнуло его к действиям: идущий в руки заложник или нежелание вспоминать потом на родине, как ему на голову нахальным образом помочились в окрестностях Монте-Карло. Впрочем, случись подобное в России, едва ли полковник обиделся бы меньше, но это уже другой вопрос.
Существует старая шутка о мужике, который удалился в лесок по малой нужде, встретил там медведя, а потому заодно справил и большую. Нет, конечно, при появлении перед ним как из-под земли двух громил Жак Бриоль до кульминации этого анекдота не дошел, но был от подобного конфуза очень недалек. Тот из громил, что был пониже и поупитанней, ухватил его за шею и приставил пистолет к виску, а высокий, впрямь смахивающий на медведя, здоровяк сначала ошарашил Жака прикладом автомата в живот, а затем вскинул оружие и проревел на весь берег:
— Эй, вы, двое, лицом в доски и руки на затылок! Или я снесу вашему приятелю его тупую башку!
Брюнет от неожиданности даже присел, а только что запустившая мотор катера девушка принялась озираться по сторонам, пытаясь определить, откуда исходят грозные вопли.
Видя, что рефлезианцы колеблются, Мотыльков рявкнул еще громче, а Степан надавил на висок заложника пистолетным стволом с такой силой, что аспирант заверещал от боли.
Ценность Жака Бриоля для рефлезианцев действительно оказалась высока — брюнет и девушка медленно опустились на пирс и, не сводя с содировцев злобных взглядов, скрестили пальцы рук на затылках.
— Лежать! — продолжал неистовствовать полковник, осторожно приближаясь к сходням пирса. Следом за ним Степан волочил за шею Жака. — А теперь ползком в будку! Патлатый — ты первый! Я считаю до пяти, и ты — внутри: раз!..
— Нет, товарищ полковник, вы определенно нравитесь мне все больше и больше, — Мефодий старался говорить спокойно и двигаться по пирсу медленно, опасаясь, как бы засевшие в лодочном домике Мотыльков с напарником не натворили с перепугу глупостей. — Можете считать это комплиментом, но сегодня вы превзошли даже ваших бесподобных миротворцев!..
Действительно, полковник и его приятель оказались на высоте. А вот акселерат, уйдя от юпитерианцев, впал в эйфорию от близкой победы и напрочь пренебрег элементарными мерами безопасности. Он даже не выяснил, есть ли за ними слежка или нет. Вот только кого выследил Мотыльков: его или Мигеля? Конечно, его — хваленого акселерата! Опытный мастер ни за что бы так не
