— Уверяю вас, ваша честь, ничего богохульного Иуда не говорил («Ой, ведь вру — говорил, да еще как говорил, паразит!»), — я, в отличие от Михаила, очень фальшиво изображал оскорбленную невинность. — Он от скуки поведал мне о своей жизни; я задал ему пару-тройку вопросов, и все! Да, признаю: из любопытства — и только из-за него! — я нарушил несколько инструкций, а посему прошу наказать меня в соответствии с буквой Устава!
— Погодите, брат Эрик, не спешите, — осадил Аврелий мое показное самобичевание. — Лаврентий также утверждает, что вы приняли у Проклятого исповедь…
Вот где Эрик Хенриксон едва не наделал в штаны, да простите меня за столь неромантическую откровенность! Банальный треп без задней мысли с одурманенным морфием Жаном-Пьером вылился теперь мне в обвинение в одном из тягчайших грехов — самовольного проведения церковного ритуала лицом, не имеющим на это никакого права. По степени тяжести данное преступление стояло рядом с колдовством и крайним богохульством. Личная трагедия Проклятого Иуды жила и после его смерти, продолжая уничтожать всех соприкасавшихся с ней…
Получив такой удар, я с шумом втянул воздух, после чего медленно его выдохнул, при этом сразу стушевавшись и потупившись Левая нога моя как-то сама собой начала нервно притопывать по полу, чем обратила на себя внимание всех присутствующих. В общем, я сдал себя со всеми потрохами, можно было ничего и не отвечать этим дознавателям.
Лютая ухмылка исказила рот Мясника, а Матадор задумчиво потер ладонью свою классическую испанскую бородку. Наступила длительная и зловещая пауза.
— На самом деле это не являлось исповедью как таковой, — наконец проговорил я, хотя и понимал, что никакое оправдание уже не спасет мою виноватую голову. — Все это носило скорее некий шутливый оттенок…
— Но слово «исповедь» прозвучало, ведь так? — Аврелий воспринял такую отговорку довольно агрессивно и невзначай пошевелил больной рукой.-А, черт, как болит-то!… Да и с кем вы шутили? С самим Проклятым Иудой! Не думаю, что вы ответили верно, брат Эрик! Да и брат ли вы нам после всего этого?
Я закивал головой и совсем сник. Хотелось разревется, как в детстве от безысходности, но детство давно ушло, а вместе с ним высохли и слезы.
— Ваша честь, — вставая с нар, обратился к инквизитору Бернард, — прикажете сорвать с него кресты и забрать оружие?
Медленно поднявшись вслед за ним, я принял уставную стойку, задрав подбородок и уставившись на противоположную стену. Глаза мои застилала серая туманная пелена. «Все кончено… кончено… кончено…» — било по мозгам тяжелой искательской киркой.
— Какой вы, Охотники, однако скорый на расправу и поспешные выводы народ! «Снять кресты, сдать оружие», — передразнил Аврелий Мясника. — Да, человек ошибся! Но мы все ошибаемся, и, надо сказать, частенько (только трое в отсеке знали истинный смысл этой прозвучавшей из уст Аврелия фразы). Парень совершил страшный грех, за который при стандартных обстоятельствах сразу бы лишился своей патлатой головушки. Но обстоятельства у нас сегодня экстраординарные, а Орден, хоть он и суров с оступившимися, но все же проявляет больше милосердия к тем, кто служил ему верой и правдой столько лет… А ну-ка немедленно сядьте, вы, оба!
Мы повиновались.
— Так-то лучше! Я тоже уважаю вас обоих, потому скажу: Господь дает-таки брату Эрику шанс доказать свою верность! Магистр Конрад, будьте добры, откройте сейф и достаньте оттуда красный конверт!
Коротышка резво исполнил просьбу, выудив из глубин стального ящика большой бумажный пакет пурпурного цвета с личной печатью самого Пророка. Бернард, Карлос, а за ними и я обеспокоенно заерзали — персональный приказ Гласа Господнего заставит трепетать кого угодно.
— Вскройте его, пожалуйста, — вновь попросил Аврелий Конрада, а затем с улыбкой пронаблюдал, как тот, не осилив плотную бумагу своими ходящими ходуном пальцами (даже магистрам иметь дело с подобными документами приходится очень и очень редко, а я так и вообще видел подобный конверт первый раз в жизни), впился в край пакета зубами.
А пока Конрад занимался этим, Аврелий развернулся вполоборота к Бернарду и заговорил с ним:
— Я знаю, о чем там написано, брат Бернард. Весьма сожалею о том, что не довел до вас эту информацию раньше. Весьма сожалею, уж поверьте. Зная ее, вы были бы осмотрительнее в раздаче своих обещаний. Моя оплошность, потому простите, если сможете…
До Мясника никак не доходило, о чем идет разговор, и он попеременно переводил взгляд то на Аврелия, то на плюющегося клочками бумаги Конрада, уже выковыривающего наружу гербовый бланк, в углу которого отчетливо различался оттиск: «Категория-Б».
Секретность категории 'Б' предписывала доступ к информации должностным лицам не ниже командира отряда. Предвидя мои сомнения по этому поводу, магистр Аврелий осведомил меня:
— Хоть сейчас вы и комвзвода, брат Эрик, но формально числитесь на своем прежнем посту, а потому все по закону… Читайте, ваша честь.
Конрад извлек из складок балахона круглые очки в тонкой медной оправе и, нацепив их на нос, сделался похож на большую навозную муху, которой малолетние сорванцы ради забавы оборвали крылья.
— Кхе-кхе, — прочистил горло коротышка. — Значит, э-э-э, на конверте: «Предписываю исполнить данный приказ лишь в случае непредвиденной гибели Проклятого Иуды»… Далее берем бланк…
— Благодарим вас, мы уже поняли. Пожалуйста, поактивнее, ваша честь! — поторопил его Аврелий.
— Да-да, конечно… Так, далее: 'В связи с тем, что дети Проклятого Иуды перестали представлять собой идеальный фактор для воздействия на вышеупомянутого отступника, именем Господа Бога, Отца и Покровителя нашего, приказываю. .
Я, Бернард и Карлос, заслышав «приказываю», автоматически вскочили со своих мест. — «… приказываю ликвидировать их ради предупреждения в будущем новой угрозы для Веры и спокойствия Святой Европы…»
Перед глазами у меня все поплыло. Выстрели в тот момент рядом со мной наша гаубица, я бы, наверное, даже не вздрогнул, а лишь продолжал бы стоять как вкопанный да тупо пялиться на читающего Конрада. Брат Гюнтер, мой рядовой боец, оказался куда дальновиднее своего командира просчитав события лучше любого дьякона-аналитика…
— «…Ликвидацию провести по возможности тихо, усилиями только командиров и особо надежных бойцов. Официальная версия: дети были отправлены в один из отдаленных приютов — варшавский, киевский, таллинский и т.п….»
Бернард взорвался. Немыслимое дело: он прервал магистра при зачтении приказа и мало того — принялся орать на самого Аврелия!
— Вы просто обязаны были известить меня об этом, ваша честь! Я дал Слово Командира перед братьями трех отрядов.черт побери! Вы что, предлагаете мне покрыть себя под старость лет позором? Проклятье! Как вы только могли!..
— Молчать, Охотник!!! — Вопль Аврелия перекрыл тирады Мясника, а лицо магистра стало таким же багровым, как и лежащий возле его ног пророческий (во всех смыслах) конверт. — Молчать, я вам приказываю!!! Вы что себе позволяете при вышестоящих?!!
Набычившись, Бернард исподлобья озирал присутствующих, кулаки его сжимались и разжимались, а грудь учащенно вздымалась.
— Ваше Слово останется вашим Словом! — прокричал Аврелий, но уже на полтона ниже. — Вас и не просят этого делать. Выродков прикончит тот, кто виноват перед лицом Всевышнего и кто сегодня нуждается в искуплении как рыба в воде!
Это должен буду совершить я! Под сомнением моя преданность Вере, Пророку, государству, Братству, самому Господу Богу. А произведя казнь, я вновь стану тем, кем был — Охотником, командиром отряда, полноправным гражданином Святой Европы. И все будет как прежде — легко, просто и ясно. Нужно
