Громкие вопли услышав, сбежались они отовсюду, Вход обступили в пещеру и спрашивать начали, что с ним: – Что за беда приключилась с тобой, Полифем, что кричишь ты Чрез амвросийную ночь и сладкого сна нас лишаешь? Иль кто из смертных людей насильно угнал твое стадо? Иль самого тебя кто-нибудь губит обманом иль силой? - Им из пещеры в ответ закричал Полифем многомощный: – Други, Никто! Не насилье меня убивает, а хитрость! - Те, отвечая, к нему обратились со словом крылатым: – Раз ты один и насилья никто над тобой не свершает, Кто тебя может спасти от болезни великого Зевса? Тут уж родителю только молись, Посейдону-владыке! - Так сказавши, ушли. И мое рассмеялося сердце, Как обманули его мое имя и тонкая хитрость. Охая тяжко и корчась от боли, обшарил руками Стены циклоп, отодвинул от входа скалу, в середине Входа в пещеру уселся и руки расставил, надеясь Тех из нас изловить, кто б со стадом уйти попытался. Вот каким дураком в своих меня мыслях считал он! Я же обдумывал, как бы всего это лучше устроить, Чтоб избавленье от смерти найти как товарищам милым, Так и себе; тут и планов и хитростей ткал я немало. Дело ведь шло о душе. Беда надвигалася близко. Вот наилучшим какое решение мне показалось. Было немало баранов кругом, густорунных и жирных, Очень больших и прекрасных, с фиалково-темною шерстью. Их потихоньку связал я искусно сплетенной лозою, Взяв из охапки ее, где спал великан нечестивый. По три барана связал я; товарища нес под собою Средний; другие же оба его со сторон прикрывали. Трое баранов несли товарища каждого. Я же… Был в этом стаде баран, меж всех остальных наилучший. За спину взявшись его, соскользнул я барану под брюхо И на руках там повис и, в чудесную шерсть его крепко Пальцами впившись, висел, отважным исполненный духом. Тяжко вздыхая, прихода божественной Эос мы ждали. Рано рожденная вышла из тьмы розоперстая Эос. Стал на пастбище он козлов выгонять и баранов. Матки ж в закутах, еще недоенные, громко блеяли, - Вздулося вымя у них. Хозяин, терзаемый злою Болью, ощупывал сверху у всех пробегавших баранов Пышноволнистые спины. Совсем он, глупец, не заметил, Что привязано было под грудью баранов шерстистых. Самым последним баран мой наружу пошел, отягченный Шерстью густою и мною, исполнившим замысел хитрый. Спину ощупав его, сказал Полифем многомощный: – Ты ли, любимец мой милый? Последним сегодня пещеру Ты покидаешь; обычно не сзади других ты выходишь: Первым из всех, величаво шагая, вступаешь на луг ты, Нежно цветущий, и первым к теченьям реки подбегаешь; Первым с пастбища также спешишь и домой возвратиться Вечером. Нынче ж – последний меж всеми. Иль ждешь ты, тоскуя, Глаза хозяйского? Злой человек его начисто выжег, С помощью спутников жалких, мне чувства вином отуманив. Имя злодею – Никто. И смерти ему не избегнуть! Если бы чувствовать мог ты со мною и мог бы сказать мне, Где от гнева ему моего удается укрыться, Я бы о землю ударил его и пещеру повсюду Мозгом его бы обрызгал. Тогда бы нашло облегченье Сердце мое от беды, что негодный Никто причинил мне. - Так произнес он и выпустил вон из пещеры барана. Я недалеко от входа в пещеру и внешней ограды Первым на ноги стал и, товарищей всех отвязавши, С ними поспешно погнал тонконогое жирное стадо Длинным обходным путем, пока мы судна не достигли. Радостно встретили нас товарищи милые наши, - Тех, кто смерти избег; о погибших же плакали горько. Плакать, однако, я им не позволил, мигнувши бровями, Но повелел поскорей, погрузив тонкорунное стадо Все целиком на корабль, пуститься соленою влагой. Все они быстро взошли на корабль, и к уключинам сели Следом один за другим, и ударили веслами море. Столько, однако, отплывши, за сколько кричавшего мужа Можно услышать, насмешливо я закричал Полифему: – Что же, циклоп? Не у так уж бессильного мужа, как видно, В полой пещере своей пожрал ты товарищей милых! Так и должно было, гнусный злодей, приключиться с тобою, Если ты в доме своем гостей поедать не страшишься. Это – возмездье тебе от Зевса и прочих бессмертных! - Так я сказал. Охватила его еще большая злоба. Быстро вершину высокой горы оторвал он и бросил. Пред кораблем черноносым с огромною силою камень Грянулся в воду так близко, что чуть не разбил его носа. Море высоко вскипело от камня, упавшего в воду. Как от морского прибоя, большая волна поднялася, И подхватила корабль, и к суше назад погнала нас. Шест длиннейший я в руки схватил и, упершись, корабль наш В сторону прочь оттолкнул: ободряя товарищей, молча Им головою кивнул, на весла налечь призывая, Чтобы спастись нам. Нагнулись они и ударили в весла. Только лишь вдвое настолько ж от острова мы удалились, Снова циклопу собрался я крикнуть. Товарищи в страхе Наперерыв меня стали удерживать мягкою речью: – Дерзкий! Зачем раздражаешь ты этого дикого мужа? В море швырнувши утес, обратно погнал он корабль наш К суше, и думали мы, что уж гибели нам не избегнуть. Если теперь он чей голос иль слово какое услышит, - И корабельные бревна и головы нам раздробит он, Мрамор швырнув остробокий: добросить до нас он сумеет. -
