В жизни, я думаю, нет свершений приятней, чем если Радостью светлой сердца исполнены в целом народе, Если, рассевшись один близ другого в чертогах прекрасных, Слушают гости певца, столы же полны перед ними Хлеба и жирного мяса; и, черпая смесь из кратера, В кубки ее разливает, гостей обходя, виночерпий. Это мне из всего представляется самым прекрасным. Но от меня о плачевных страданьях моих ты желаешь Слышать, чтоб сердце мое преисполнилось плачем сильнейшим. Что же мне прежде, что после и что под конец рассказать вам? Слишком уж много я бед претерпел от богов Уранидов. Прежде всего я вам имя свое назову, чтобы знали Вы его, я ж, если час неизбежный меня не настигнет, Гостем считался бы вашим, хотя и живущим далеко. Я – Одиссей Лаэртид. Измышленьями хитрыми славен Я между всеми людьми. До небес моя слава доходит. На издалека заметной Итаке живу я. Гора там Вверх выдается – Нерит, колеблющий листья. Немало Там и других островов, недалеких один от другого: Зам и Дулихий, покрытый лесами обильными Закинф. Плоская наша Итака лежит, обращенная к мраку, К западу, прочие все – на зарю и на солнце, к востоку. Почва ее камениста, но юношей крепких питает. Я же не знаю страны прекраснее милой Итаки. Нимфа Калипсо меня у себя удержать порывалась В гроте глубоком, желая своим меня сделать супругом; Также старалась меня удержать чародейка Цирцея В дальней Ээе, желая своим меня сделать супругом: Духа, однако, в груди мне на это она не склонила. Слаще нам нет ничего отчизны и сродников наших, Если бы даже в дому богатейшем вдали обитали Мы на чужой стороне, в отдаленьи от сродников наших. Ну, расскажу я тебе о печальном моем возвращеньи, Зевсом ниспосланном мне, когда Илион я покинул. Ветер от стен илионских к Исмару пригнал нас, к киконам. Город я этот разрушил, самих же их гибели предал. В городе много забравши и женщин и разных сокровищ, Начали мы их делить, чтоб никто не ушел обделенным. Стал тут советовать я как можно скорее отсюда Всем убежать, но меня не послушались глупые люди. Было тут выпито много вина и зарезано было Много у моря быков криворогих и жирных баранов. Те между тем из киконов, кто спасся, призвали киконов, Живших в соседстве, – и больших числом и доблестью лучших, Внутрь материк населявших, умевших прекрасно сражаться И с лошадей, а случится нужда, так и пешими биться. Столько с зарею явилося их, как цветов или листьев В пору весны. И тогда перед нами, злосчастными, злая Зевсова встала судьба, чтобы много мы бед испытали. Близ кораблей наших быстрых жестокая битва вскипела. Стали мы яро друг в друга метать медноострые копья. С самого утра все время, как день разрастался священный, Мы, защищаясь, упорно стояли, хоть было их больше. Но лишь склонилося солнце к поре, как волов распрягают, Верх получили киконы, вполне одолевши ахейцев. С каждого судна по шесть сотоварищей наших погибло. Всем остальным удалось убежать от судьбы и от смерти. Дальше оттуда мы двинулись в путь с опечаленным сердцем, Сами избегнув конца, но товарищей милых лишившись. В море, однако, не вывел двухвостых судов я, покуда Трижды каждого мы не позвали из наших несчастных Спутников, павших на поле в бою под руками киконов. Тучи сбирающий Зевс на суда наши северный ветер С вихрем неслыханным ринул и скрыл под густейшим туманом Сушу и море. И ночь ниспустилася с неба на землю. Мчались суда, зарываясь носами в кипящие волны. Вихрем на три, на четыре куска паруса разорвало. Мы, испугавшись беды, в корабли их, свернув, уложили, Сами же веслами стали к ближайшему берегу править. На берегу мы подряд пролежали два дня и две ночи, И пожирали все время нам дух и печаль и усталость. Третий день привела за собой пышнокосая Эос. Мачты поставив и снова подняв паруса, на суда мы Сели. Они понеслись, повинуяся ветру и кормчим. Тут невредимым бы я воротился в родимую землю, Но и волна, и теченье, и северный ветер – в то время, Как огибал я Малею – отбили меня от Киферы. Девять носили нас дней по обильному рыбою морю Смертью грозящие ветры. В десятый же день мы приплыли В край лотофагов, живущих одной лишь цветочною пищей. Выйдя на твердую землю и свежей водою запасшись, Близ кораблей быстроходных товарищи сели обедать. После того как едой и питьем мы вполне насладились, Спутникам верным своим приказал я пойти и разведать, Что за племя мужей хлебоядных живет в этом крае. Выбрал двух я мужей и глашатая третьим прибавил. В путь они тотчас пустились и скоро пришли к лотофагам. Гибели те лотофаги товарищам нашим нисколько Не замышляли, но дали им лотоса только отведать. Кто от плода его, меду по сладости равного, вкусит, Тот уж не хочет ни вести подать о себе, ни вернуться, Но, средь мужей лотофагов оставшись навеки, желает Лотос вкушать, перестав о своем возвращеньи и думать. Силою их к кораблям привел я, рыдавших, обратно И в кораблях наших полых, связав, положил под скамьями. После того остальным приказал я товарищам верным В быстрые наши суда поскорее войти, чтоб, вкусивши Лотоса, кто и другой не забыл о возврате в отчизну. Все они быстро взошли на суда, и к уключинам сели
