Треск громимых судов, людей убиваемых крики. Трупы, как рыб, нанизав, понесли они их на съеденье. Так погубили они товарищей в бухте глубокой. Я же, сорвавши с бедра мой меч отточенный, поспешно На черноносом своем корабле обрубил все причалы. После того, ободряя товарищей, им приказал я Дружно на весла налечь, чтоб избегнуть беды угрожавшей. Смерти боясь, изо всей они мочи ударили в весла. Радостно в море корабль побежал от нависших утесов. Все без изъятья другие суда нашли там погибель. Дальше оттуда мы двинулись в путь с опечаленным сердцем, Сами избегнув конца, но товарищей милых лишившись. Прибыли вскоре на остров Ээю. Жила там Цирцея В косах прекрасных – богиня ужасная с речью людскою. Полный мыслей коварных Эет приходился ей братом. От Гелиоса они родились, светящего смертным, Матерью ж Перса была, Океаном рожденная нимфа. К берегу там мы корабль свой причалили в полном молчаньи В пристани тихой; какой-то указывал бог нам дорогу. На берег выйдя, мы там пролежали два дня и две ночи, И пожирали все время нам сердце печаль и усталость. Третий день привела за собой пышнокосая Эос. Взявши копье и отточенный меч, поспешно пошел я С места, где был наш корабль, на высокий утес, не увижу ль Где я следов работы людей, не услышу ль их голос? Я стоял и глядел, на расселистом стоя утесе. Вдруг на широкодорожной земле у чертога Цирцеи Дым я увидел над чащей густою дубового леса. Тут я рассудком и духом раздумывать стал, не пойти ли Мне на разведку, уж раз я сверкающий дым заприметил. По размышленьи, однако, полезнее мне показалось Раньше пойти к кораблю и к шумящему берегу моря, Спутникам дать пообедать, потом их послать на разведку. В то уже время, когда к кораблю своему подходил я, Сжалился кто-то из вечных богов надо мной, одиноким: Встретился прямо на самой дороге огромный олень мне Высокорогий. С лесного он пастбища к речке спускался На водопой, покоренный палящею силою солнца. Только он вышел из леса, его средь спины в позвоночник Я поразил и навылет копьем пронизал медноострым. В пыль он со стоном свалился. И дух отлетел от оленя. Я, на него наступивши ногою, копье свое вырвал Вон из раны и наземь его положил возле трупа. После того из земли лозняку я надергал и прутьев, Сплел, крутя их навстречу, веревку в сажень маховую, Страшному чудищу ноги связал заплетенной веревкой, Тушу на шею взвалил и пошел, на копье опираясь, К берегу моря. Нести ж на плече лишь одною рукою Было ее невозможно. Уж больно огромен был зверь тот. Пред кораблем его сбросив, я начал товарищей спящих Мягко будить ото сна, становясь возле каждого мужа: – Очень нам на сердце горько, друзья, но в жилище Аида Спустимся все ж мы не раньше, чем день роковой наш наступит. Есть еще и еда и питье в корабле нашем быстром! Вспомним о пище, друзья, не дадим себя голоду мучить! - Так я сказал. И послушались слов моих спутники тотчас. Лица раскрывши, глядеть они стали гурьбой на оленя Близ беспокойного моря. Уж больно огромен был зверь тот. После того как глазами они нагляделись досыта, Вымыли руки и начали пир изобильный готовить роскошный. Так мы весь день напролет до восшествия солнца сидели, Ели обильно мы мясо и сладким вином утешались. Солнце меж тем закатилось, и сумрак спустился на землю. Все мы спать улеглись у прибоем шумящего моря. Рано рожденная встала из тьмы розоперстая Эос. Всех я тогда на собранье созвал и вот что сказал им: – Слушайте слово мое, хоть и много пришлось уж страдать вам! Нам совершенно, друзья, неизвестно, где тьма, где заря здесь, Где светоносное солнце спускается с неба на землю, Где оно снова выходит. Давайте размыслим скорее, Есть ли нам выход какой? Я думаю, нет никакого. Я на скалистый утес сейчас поднимался и видел Остров, безбрежною влагой морской, как венком, окруженный, Плоско средь моря лежащий. И видел я – дым поднимался Густо вдали из широко растущего темного леса. - Так говорил я. Разбилось у спутников милое сердце, Вспомнились им и дела Антифата, царя лестригонов, И людоеда-циклопа насильства, надменного духом. Громко рыдали они, проливая обильные слезы. Не получили, однако, от слез проливаемых пользы. Тут разделил я красивопоножных товарищей на две Части и каждой из них предводителя дал. Над одною Был предводителем я, над другой – Еврилох боговидный. Жребий взявши, мы в медный их бросили шлем и встряхнули. Выпал жребий идти Еврилоху, отважному сердцем. В путь он отправился. Двадцать с ним два человека дружины. Плакали шедшие, плакали те, что на месте остались. Вскоре в горной долине лесистой, на месте закрытом, Дом Цирцеи из тесаных камней они увидали. Горные волки и львы сидели повсюду вкруг дома. Были Цирцеей они околдованы зельями злыми. Вместо того чтоб напасть на пришельцев, они поднялися И подошли к ним, приветно виляя большими хвостами, Как пред хозяином, зная, что лакомый кус попадет им, Машут хвостами собаки, когда от обеда идет он, Так крепкокогтые волки и львы виляли хвостами Около них. Но они испугались ужасных чудовищ. Остановились пред дверью богини прекрасноволосой И услыхали прекрасно поющую в доме Цирцею.
