Около стана ходя, нетленную ткань она ткала - Тонкую, мягкую; ткать лишь богини такую умеют. Спутникам стал говорить Полит, над мужами начальник, Между товарищей всех наиболе мне милый и близкий. – Кто-то, друзья, так прекрасно и звонко у ткацкого стана Песню поет, – по всему ее звуки разносятся полю. Женщина то иль богиня? Скорей подадим-ка ей голос! - Так он сказал. И они закричали, ее вызывая. Вышла Цирцея немедля, блестящие двери раскрыла И позвала. Ничего не предчувствуя, в дом к ней вошли все. Только один Еврилох не пошел, заподозрив худое. В дом их Цирцея ввела, посадила на стулья и кресла, Сыра, зеленого меда и ячной муки замешала Им на прамнийском вине и в напиток подсыпала зелья, Чтобы о милой отчизне они совершенно забыли. Им подала она. Выпили те. Цирцея, ударив Каждого длинным жезлом, загнала их в свиную закутку. Головы, волосы, голос и вся целиком их наружность Стали свиными. Один только разум остался, как прежде. Плачущих, в хлев загнала их Цирцея и бросила в пищу Им желудей и простых и съедобных и деренных ягод - Пищу, какую бросают в грязи почивающим свиньям. Быстро назад к кораблям прибежал Еврилох сообщить нам Весть о товарищах наших, об участи их злополучной. Как ни старался, не мог ни единого молвить он слова, Раненный в сердце печалью великой. Глаза его были Полны слезами. И духом предчувствовал плач он печальный. Все мы, его окружив, с изумленьем расспрашивать стали. Он наконец рассказал про жестокую спутников участь. – Как ты велел, Одиссей многославный, пошли мы чрез чащу. Вскоре в горной долине лесистой, на месте закрытом, Мы увидали прекраснейший дом из отесанных камней. Кто-то звонко там пел, ходя возле ткацкого стана, Женщина или богиня. Они ее вызвали криком. Вышла немедля она, блестящие двери раскрыла И позвала. Ничего не предчувствуя, в дом к ней вошли все. Я за другими один не пошел, заподозрив худое. Все там исчезли они, и обратно никто уж не вышел. Долго-долго сидел я и ждал. Но никто не вернулся. - Так говорил он. Тотчас же на плечи свой меч среброгвоздный, Медный, большой я набросил, за спину же лук свой повесил И Еврилоху вести повелел меня той же дорогой. Но, охватив мне колени руками обеими, стал он Жарко молить и с тоскою крылатое слово промолвил: – Зевсов питомец, оставь меня здесь, не веди! Не хочу я! Знаю, и сам не вернешься назад и с собой никого ты Не приведешь из товарищей наших. Как можно скорее Лучше отсюда бежим, чтобы смертного часа избегнуть! - Так говорил он. Но я, ему возражая, ответил: – Ты, Еврилох, если хочешь, останься у берега моря С прочими. Ешь тут и пей себе. Я же отправлюсь. Необходимость могучая властно меня заставляет. - Так я сказал и пошел от нашей стоянки и моря. Я миновал уж долину священную, был уж готов я В дом просторный войти многосведущей в зельях Цирцеи. Вдруг, как уж к дому я шел, предо мной златожезлый явился Аргоубийца Гермес, похожий на юношу видом С первым пушком на губах, – прелестнейший в юности возраст! За руку взял он меня, по имени назвал и молвил: – Стой, злополучный! Куда по горам ты бредешь одиноко, Здешнего края не зная? Товарищи все твои в хлеве Густо теснятся, в свиней превращенные зельем Цирцеи. Или, чтоб выручить их, сюда ты идешь? Уж поверь мне: Ты не вернешься назад, останешься тут с остальными. Но не пугайся. Тебя от беды я спасу и избавлю. На! Иди с этим зельем целебным в жилище Цирцеи. От головы твоей гибельный день отвратит оно верно. Все я тебе сообщу, что коварно готовит Цирцея. В чаше тебе замешает напиток и зелья подсыпет. Не околдует, однако, тебя. До того не допустит Средство целебное, что тебе дам я. Запомни подробно: Только ударит тебя жезлом своим длинным Цирцея, Вырви тотчас из ножен у бедра свой меч медноострый, Ринься с мечом на Цирцею, как будто убить собираясь. Та, устрашенная, ложе предложит тебе разделить с ней. Ты и подумать не смей отказаться от ложа богини, Если товарищей хочешь спасти и быть у ней гостем. Пусть лишь она поклянется великою клятвой блаженных, Что никакого другого несчастья тебе не замыслит, Чтоб ты, раздетый, не стал беззащитным и сил не лишился. - Так сказавши, Гермес передал мне целебное средство, Вырвав его из земли, и природу его объяснил мне; Корень был черен его, цветы же молочного цвета. «Моли» зовут его боги. Отрыть нелегко это средство Смертным мужам. Для богов же – для них невозможного нету. После того на великий Олимп через остров лесистый Путь свой направил Гермес. К жилищу Цирцеи пошел я. Сильно во время дороги мое волновалося сердце. Остановился пред дверью богини прекрасноволосой. Ставши там, закричал я. Богиня услышала крик мой. Вышедши тотчас, она распахнула блестящие двери И позвала. С сокрушенным за ней я последовал сердцем. Введши, меня посадила в серебряногвоздное кресло Тонкой, прекрасной работы; была там для ног и скамейка. Мне в золотом приготовила кубке питье, чтобы пил я, И, замышляя мне зло, подбавила зелья к напитку. Выпить дала мне. Я выпил. Но чары бесплодны остались. Быстро жезлом меня длинным ударив, сказала Цирцея: – Живо! Пошел! И свиньею валяйся в закуте с другими! -
