Так я сказал. И разбилось у спутников милое сердце. Тотчас мне Еврилох ответил погибельной речью: – Крепок же ты, Одиссей! Велика твоя сила! Не знают Члены усталости. Право, как будто ты весь из железа! Нам, истомленным трудом и бессонницей, ты запрещаешь Выйти на сушу, чтоб там, на острове, морем объятом, Вкусный ужин себе наконец мы могли приготовить. Нет, ты на остров пустить нас не хочешь, а хочешь заставить Быстро пришедшею ночью блуждать по туманному морю. Ведь из ночей-то всегда и родятся опасные ветры, Гибель судов. Ну, избегнет ли кто-либо смерти грозящей, Если на нас в темноте неожиданно вихрем ударит Нот или буйный Зефир, которые всех наиболе Быстрые губят суда даже против желанья бессмертных? Лучше теперь покоримся велению сумрачной ночи, На берег выйдем и ужин вблизи корабля приготовим. Завтра же снова с зарею в широкое пустимся море. - Так сказал Еврилох. И с ним согласились другие. Стало мне ясно тогда, что беду божество нам готовит. Голос повысив, ему я слова окрыленные молвил: – Я, Еврилох, здесь один. Вы меня принуждаете силой! Вот что, однако: великой мне клятвою все поклянитесь, Что, если стадо коров иль большую овечью отару Мы повстречаем, никто святотатной рукой не посмеет Хоть бы единой коснуться овцы иль коровы: спокойно Пищу вы можете есть, какой нас Цирцея снабдила. - Так я сказал. И тотчас же они поклялись, как велел я. После того как они поклялись и окончили клятву, Прочный корабль свой ввели мы в залив, окруженный скалами, Около сладкой воды. С корабля мы спустились на берег. Спутники начали ужин со знанием дела готовить. После того как желанье питья и еды утолили, Вспомнив, оплакивать стали товарищей милых, которых Вдруг сорвала с корабля и съела свирепая Сцилла. Вскоре на плакавших спутников сон ниспустился глубокий. Ночи была уж последняя треть, и созвездья склонились. Тучи сбирающий Зевс неожиданно ветер свирепый С вихрем неслыханным поднял и скрыл под густейшим туманом Сушу и море. И ночь ниспустилася с неба на землю. Рано рожденная вышла из тьмы розоперстая Эос. Судно извлекши, его мы втащили под своды пещеры, Где собирались для плясок прекрасных бессмертные нимфы. Всех я тогда на собранье созвал и вот что сказал им: – Есть, друзья, и еда и питье в корабле нашем быстром. Трогать не станем же этих коров, чтоб беды не случилось, Ибо все эти коровы и овцы – стада Гелиоса, Страшного бога, который все видит на свете, все слышит. - Так говорил я. И духом отважным они подчинились. Целый месяц свирепствовал Нот, непрерывно бушуя. Не было ветров в тот месяц других, кроме Евра и Нота. Спутники в хлебе и в красном вине не нуждались вначале И не касались коров, хоть и очень их к мясу тянуло. Вскоре, однакоже, все в корабле истощились запасы. Стали товарищи волей-неволей ходить на охоту. Начали птицу ловить и все, что до рук доходило; Рыбу ловили крючками: терзал жесточайший их голод. Как-то пошел я от моря на остров богам помолиться, Чтобы из них кто-нибудь явил нам дорогу к возврату. После того как порядком от спутников я удалился, Вымывши руки и место, от ветров закрытое, выбрав, Всем я молитву вознес бессмертным богам олимпийским. После того они сладостный сон мне излили на веки. Злое тогда Еврилох предложенье товарищам сделал: – Слушайте, что я скажу, хоть и так вы страдаете много, Всякие смерти, конечно, ужасны для смертных бессчастных, Все же печальней всего – голодною смертью погибнуть. Выберем лучших коров в Гелиосовом стаде и в жертву Здесь принесем их бессмертным, владеющим небом широким. Если ж обратно вернемся в Итаку, в родимую землю, Гипериону мы там Гелиосу немедля воздвигнем Храм богатейший и много в него драгоценностей вложим. Если ж, на нас рассердясь за коров пряморогих, корабль наш Он погубить пожелает с согласия прочих бессмертных, - Лучше согласен я сразу погибнуть, волны наглотавшись, Нежели мучиться долго на острове этом пустынном. - Так сказал Еврилох. И товарищи с ним согласились. Выбрав коров наилучших, они их пригнали из стада. Было оно недалеко. Паслось возле самого судна Широколобых коров тихоходных прекрасное стадо. Их обступили они и стали бессмертным молиться, Гладких листьев нарвавши на дубе высоковершинном: Белого в судне у них ячменя не имелось уж больше. После, когда помолились, – зарезали, кожу содрали, Бедра немедля отсекли, обрезанным жиром в два слоя Их обернули и мясо сложили на них остальное. Но, не имея вина. чтоб полить им горящие жертвы, Просто водой окропили и начали потрохи жарить. После, как бедра сожгли и отведали потрохов жертвы; Прочее все, разделив на куски, наткнули на прутья. В это-то время от век моих сладостный сон удалился. Быстро направился я к кораблю и к шумящему морю. От корабля двоехвостого был я совсем уже близко. Вдруг я почувствовал запах горячий шипящего жира. Вырвался стон у меня, и громко воззвал я к бессмертным: – Зевс, наш родитель, и все вы, блаженные, вечные боги! В гибельный сон вы меня для огромной беды погрузили! Спутники страшное дело надумали, здесь оставаясь! - Длинноодеждная дева Лампетия вмиг к Гелиосу С вестью пришла, что коровы его перерезаны нами.
