Его союз с Летицией Шрек был заключен исключительно по деловым и политическим соображениям, ради более тесного сближения кланов Кэмпбеллов и Шреков. Мнения жениха никто не спрашивал. В ту пору, когда большая часть членов его семьи была еще жива, Роберт занимал в клане совершенно незавидное положение и пределом своих мечтаний считал должность капитана Имперского флота.
Невесту Роберт впервые увидел в день бракосочетания. Она понравилась ему. Он даже думал, что со временем сможет ее полюбить. Но проводившееся во время церемонии экстрасенсорное сканирование выявило, что она беременна от другого мужчины. Грегор Шрек пришел в такую ярость, что задушил Летицию, дабы избавить свою семью от позора. Родственники силой удержали Роберта от попытки ее спасти. Ему не осталось ничего другого, как смириться с неизбежностью.
Маленький портрет Летиции до сих пор хранился в его спальне. Он так и не успел полюбить ее, но нередко думал, что смог бы, представься ему такая возможность. Обернись тогда все… иначе.
И вот теперь он снова готовился к свадьбе. Правда, на сей раз все вроде бы должно быть по- другому. Он любит невесту, она любит его. Их окружает целая армия людей, считающих своим долгом не допустить никаких неприятных сюрпризов. Казалось, ему следовало безмятежно радоваться своему счастью, ликовать, что столь восхитительная особа, как Констанция, согласилась стать его женой. Тем более что его ждала еще и корона конституционного монарха этой чертовой Империи. Если, конечно, названная Империя в течение нескольких ближайших дней не будет, к чертям собачьим, уничтожена Шабом, «возрожденными» или хайденами.
Эта мысль заставила его вспомнить о том, что ему, боевому офицеру, в такое время следовало бы находиться на войне с остатками Имперского флота, а не участвовать в помпезной церемонии, затеянной исключительно для того, чтобы отвлечь людей и не дать им взглянуть в глаза своей судьбе. Увы, как и в прошлый раз, его мнением никто не интересовался. К тому же ему давным-давно пришлось отказаться от капитанства, чтобы стать главой семьи. А человеку, который должен стать королем, никто не позволил бы рисковать собой в сражении.
— Пожалуйста, сядь, Роберт. У меня уже в глазах мельтешит, — подала голос из угла комнаты Адриенна. — Побереги свою прыть для брачной ночи. У тебя нет решительно никаких причин для беспокойства. Церемония продумана, подготовлена и отрепетирована до мелочей. Эльфы начеку, так что никто не посмеет даже кашлянуть не так, как предусмотрено сценарием. Освещать торжества в голографическом эфире будет Тоби Шрек, и можно не сомневаться в том, что вы с невестой предстанете перед публикой в самом выгодном свете. А сейчас, пожалуйста, сядь, а то, не ровен час, выскочишь из своего свадебного костюма.
Буркнув что-то совершенно невразумительное, Роберт упал в ближайшее кресло и скрестил руки на груди, словно хотел в буквальном смысле удержать расшалившиеся нервы с помощью силы. Бакстер снова сунулся к нему с намерением что-то поправить, но удостоился столь сердитого взгляда, что предпочел заняться полировкой Робертовых туфель, и без того сиявших, как солнце.
Роберт бросил взгляд на свое отражение в висевшем на стене зеркале и уже не в первый раз ворчливо сказал:
— Неужели нельзя обойтись без этого идиотского цилиндра? Он мне не идет.
— Цилиндр и впрямь мало кому идет, — согласился Бакстер, не отрываясь от туфель. — Это часть традиционного ансамбля, сохранившегося от минувших столетий. Элемент стиля, а стиль, в конце концов, вовсе не обязательно должен иметь смысл. Этим-то как раз он и примечателен. Но переживать тут нечего: сразу по завершении церемонии шляпу снимают и несут под мышкой, чтобы можно было положить в нее перчатки.
— Я могу снять перчатки?
— Ну конечно, сэр. На это обращалось внимание на всех репетициях. После завершения обряда нельзя приветствовать гостей жестом руки в перчатке. Так не положено.
Роберт покосился на Адриенну:
— Хотелось бы знать, кто придумывает всю эту собачью чушь?
— Только не смотри на меня так, дорогой. Я никогда не разбиралась в моде и этикете, хотя мой покойный муж Финлей слыл записным щеголем. Порой он носил столь красочные наряды, что они запечатлевались на стенах и ныне являются людям как призраки ушедшего стиля.
Роберт, несмотря на мрачное настроение, слегка улыбнулся:
— . Почему ты все время говоришь «мой покойный муж Финлей»? Он ведь мертв уже довольно давно.
— О, не знаю, дорогой. Наверное, мне просто нравится звучание этих слов.
Шум приготовлений, доносившийся снаружи, сделался чуть громче, и лицо Роберта снова стало холодным и суровым.
— Что тебя тревожит, Роберт? — спросила Адриенна. — Тебя ведь устраивает брак с Констанцией, верно? Ты не по этому поводу дергаешься?
— Нет! Нет, во всей этой чертовой кутерьме я только в ней и уверен. Я люблю Констанцию всем сердцем. С Летицией ничего подобного не было. Но всякий раз, когда я думаю об этой свадьбе, о том, что надо стоять перед кардиналом и приносить обеты, у меня перед глазами появляется мертвое лицо моей первой невесты.
— Ну, на сей раз ничего подобного не будет. Все хотят, чтобы ваша свадьба состоялась. Решительно все.
— Я знаю! И в этом тоже определенная сложность. Все хотят этого брака, хотят, чтобы мы стали королем и королевой. Складывается впечатление, что мое мнение, как и в тот раз, никого не интересует. Я хочу, чтобы Констанция стала моей женой, но… я никогда не хотел стать королем. Черт, меня никогда не привлекала и роль главы Кэмпбеллов. И к тому, и к другому меня фактически вынудили. Я осознаю свой долг, но… Женившись на Констанции, не ставлю ли я ее жизнь под угрозу? Ты знаешь мою историю, большинство из моей семьи мертвы. Летиция погибла в день свадьбы… Может быть, надо мной тяготеет проклятие? Сглазили меня, что ли, а, Адди?
— Как хочешь, Роберт, но сейчас ты уж точно порешь несусветную чушь. За последние несколько лет на Голгофе чуть ли не всем пришлось лишиться близких людей. Забудь Летицию. То, что повлекло ее смерть, осталось в прошлом. Времена теперь другие, да и люди тоже. Констанции здесь ничто не грозит. Так что выброси из головы призраков былого и сосредоточься на вашем с Констанцией счастливом будущем. Ничуть не сомневаюсь, что вы будете счастливы как муж и жена и достойно послужите Империи как король и королева.
Роберт вздохнул и нехотя разжал руки:
— Когда говоришь ты, все это кажется мне не только здравым, но даже очевидным. Наверное, ты права, и это просто нервы. В конце концов, это должен быть самый важный день в моей жизни. Хотя, наверное, каждый думает о дне собственной свадьбы то же самое.
— Только не я, — сказала Адриенна. — Брак с Финлеем был устроен моим отцом, который никогда меня не любил. С будущим мужем меня не знакомили до самой свадьбы, а когда познакомили, я поняла почему. И пустилась было наутек, да один из дядюшек перехватил меня у дверей. Думаю, я была единственной невестой, произносившей обеты в наручниках.
— Но неужели теперь, когда Финлей мертв, ты не чувствуешь никакого сожаления? Не стану уверять, будто я любил этого человека, но он, на свой лад, сделал немало добра.
— Сожаление я почувствовала как-то раз, когда выстрелила в него… и промахнулась. Плохо прицелилась.
В дверь вежливо постучали, и Бакстер направился к ней, причем в руке его непонятно откуда вдруг появился дисраптер. Оружие здесь было запрещено для всех, за исключением службы безопасности. Но у камергера имеется множество обязанностей, и Бакстер относился к ним чрезвычайно серьезно. Дисраптер он держал не на виду, а дверь лишь приоткрыл, настолько, чтобы рассмотреть гостя. Произошел негромкий, короткий разговор, после которого Бакстер, заметно расслабившись, отступил в сторону, впустив в помещение Неизвестного клона. Роберт и Адриенна встали, приветствуя человека в маске учтивыми улыбками. Бакстер закрыл за ним дверь и запер ее.
Одним из важнейших предметов политических переговоров, связанных со свадьбой, был вопрос о том, кто станет шафером Роберта. Роль эта считалась весьма престижной, а в почти истребленной семье
