люди, которых она любила, поэтому ей было куда стремится.
— Я теперь ничего не думаю, — устало ответил Вигмар, и это была чистая правда. — Мы пойдем к Боргтруд. Я заберу оттуда Эльдис и оставлю тебя там. Пусть Грим проводит тебя домой. Тогда я буду с вами в расчете. Эггбранд за моего отца, ты за Эльдис. Но все же я не так глуп, чтобы показываться на глаза твоим родичам. Твой отец убит, а у братьев хватит ума обвинить в зтом меня. Но это не я.
«Я не успел>>, — хотел добавить Вигмар, но Рагна-Гейда судорожно всхлипнула и залилась слезами. Напряжение прошедших суток наконец прорвалось при этом последнем известии, и она зарыдала. Вигмар сначала удивился, а потом сообразил: она же не знала об этом. Она не видела тела своего отца и еще не знает, во что ей обошлось избавление от Атли.
Вигмар молча смотрел в угасающий костер, слушая всхлипывания Рагны-Гейды. Он не стремился ее утешать: так и было нужно. Ему казалось, что она оплакивает весь мир, весь Квиттинский Север, который уже никогда не будет таким, как прежде.
Небо постепенно светлело, но в лесу еще стояла тьма, как неподвижная серая вода. Влажное дыхание осеннего леса, полное горьковатого запаха гниющих листьев, гладило их лица, глубоко в чаще кто-то вздыхал, жалея девушку, потерявшую разом почти всю семью. Вигмару казалось, что они остались вдвоем на всем свете, и от этого делалось легче. Все нити были порваны, они остались свободными от всего прежнего. Свободны, как две щепки в бурном море.
Наконец Рагна-Гейда наплакалась и успокоилась. Вигмар расстегнул пояс, стянул с плеч меховую накидку, снял с Рагны-Гейды пропахший дымом чужой плащ и бросил свою накидку ей на колени.
— Одевай, — коротко велел он. — Замерзнешь, нам еще далеко идти.
Вытирая лицо платком, Рагна-Гейда послушно просунула голову в разрез накидки. На груди ее звенели золотые цепочки из кургана: Стролинги постарались побогаче убрать свою единственную в этом поколении невесту. И если она окажется последней, то им не придется краснеть за нее перед богами и предками.
С дуба на вершине Оленьей горы вся долина была хорошо видна. Гейр видел, как большой отряд, не меньше двух сотен человек, окружил усадьбу. Отчаяние рвало его изнутри: враги окружают родной дом, а он ничего не может сделать! Откуда Модвид взял столь-ко народу?..
Но это был не Модвид! Вглядевшись, Гейр рассмотрел, что у нападавших волосы разделены па две части и заплетены в косы над ушами. Это фьялли.
Не сразу, но постепенно до Гейра дошло. Это война. Та самая война с фьяллями, о которой все давно знали, которую ждали и к которой готовились. Несколько дней назад у Стролипгов был Ингстейн хёвдинг, жалел, что не может поехать с ними на свадьбу, потоку что должен посмотреть, как дальние усадьбы готовят людей в войско. И где же оно теперь, это войско? Может быть, Ингстейн хёвдинг и успеет кого-то собрать и разбить хотя бы зтот передовой отряд, но Стролинги из Оленьей Рощи не помогут ему ни единым человеком.
Впрочем, один, может быть, и будет. Слезая с дуба, Гейр точно знал, что им теперь делать.
— В нашей усадьбе фьялли, — сказал он женщинам, ждавшим его в ложбине на заднем склоне горы. — Двести чэловек, не меньше. Уже внутри. Нам надо уходить.
— Не хнычьте! — прикрикнула Арнхильд хозяйка на женщин, снова начавших причитать вполголоса. — От судьбы не уйдешь! Забудьте все, что у вас было, и думайте о том, что осталось!
Это был мудрый совет, и его приняли хотя бы потому, что ничего другого не оставалось, Гейр первым оценил правоту матери. Шагая впереди своей «дружины», он старался думать только о том, как довести всех невредимыми до усадьбы Боргмунда Верзилы, а потом до Ингстейна хёвдинга. Прошлого как бы не было. Пропавшего не вернешь. Утешали его мечты о том, как он отдаст мать и прочих под защиту хёвдинга, а сам наконец-то пойдет в битвы. И отец из Валхаллы увидит, что вырастил всех сыновей достойными людьми!
Переночевав в лесу, возле слабо тлеющих костерков, домочадцы Оленьей Рощи за следующий день прошли весь лес и к ночи надеялись уже быть у Боргмунда Верзилы. Здесь были еще знакомые места.. Вон за той долиной живет Грим Опушка, и уже в следующей будет последний лесок, по которому можно дойти прямо до усадьбы Перелесок… Гейру вспомнилось: в последний раз он проезжал здесь глухой осенней ночью, когда вез Эльдис к Боргтруд.
Гейр старался прогнать воспоминание, от .которого его сильнее мучило чувство вины перед родом, но каждый шаг давался все труднее. Наконец он не выдержал и махнул рукой:
— Идите прямо по солнцу, тут не заблудитесь. Я вас скоро догоню.
— Что ты задумал? — удивленно спросила Арнхильд хозяйка.
— Я скоро вас догоню, — повторил Гейр, отводя глаза, и вскочил на коня.
Может быть, он сам много в чем виноват. Но Эльдис не виновата ни в чем и ни перед кем.
Отдохнувший за время медленного лесного перехода конь быстро донес его до Гримова двора. Боргтруд возилась с корытом возле дверей свинарника и вопросительно обернулась, услышав стук копыт.
— Пришли фьялли! — вместо приветствия сказал ей Гейр. — Они уже захватили нашу усадьбу, и мы уходим к хёвдингу. Идете с нами? Наши женщины уже почти возле усадьбы Боргмунда Верзилы, но вы еще догоните. Эту ночь мы проведем там.
— Зайди в дом, раз уж еще есть целая ночь, — ответила Боргтруд и вытерла руки пучком соломы. Она не удивилась и не испугалась.
Гейр оставил коня возле ворот и вошел в дом. Эльдис и Гюда, сидевшие с шитьем возле очага, разом вскочили на ноги. Гюда поклонилась, а Эльдис посмотрела на Гейра с тревогой. Он заметил, что ока сильно переменилась: похудела, стала казаться выше ростом и вообще взрослее. Теперь она не щебетала, не кидалась навстречу, не дергала за рукав и не приставала с расспросами, а молча смотрела серьезными светло-карими глазами. Они не виделись с той ночи похорон, и Гейр казался Эльдис вестником ее судьбы. Наверное, так оно и было.
— Собирайся, — сказал он ей. — На днях здесь будут фьялли. Мы едем к хёвдингу.
— Как — фьялли? — ахнула Гюда.
Немногочисленные домочадцы Грима столпились вокруг Гейра. Ему не слишком хотелось углубляться в воспоминания, и он в нескольких словах пересказал события последних дней. Его слушали в молчании.
— Я уверен, что Ингстейн хёвдннг соберет войско и мы разобьем фьяллей, — закончил Гейр. — Если едете с нами, то собирайтесь быстрее. Ждать некогда.
— А ты сильно повзрослел, — сказала вдруг Боргтруд, внимательно смотревшая ему в лицо во время рассказа.
Эльдис закивала: лицо Гейра, непривычно суровое, с маленькими жесткими складками в уголках рта и между бровями, казалось каким-то новым.
— Я теперь — старший брат, — угрюмо ответил он. — И единственный… Так вы едете?
— Мы не поедем, — подавляя вдох, Грим покачал головок. — Спасибо тебе, Гейр хёльд, но… Мы не слишком богаты, чтобы выжить в чужих местах. Мне некого дать в войско. У меня есть два молодых работника, но их убьют раньше, чем они поймут, в какой руке держать меч. Если фьяллям понадобится мой дом, ну, что же…
— Лучше нам умереть здесь, чем скитаться, — сказала Боргтруд. — А ее ты возьми.
Боргтруд кивнула на Эльдис, которая тревожно теребила в руках какую-то тряпку и переводила взгляд с одного говорившего на другого. Ей совсем не хотелось оставаться в доме, куда вот-вот придут фьялли. Разве для этого Вигмар когда-то не дал Хроару выбросить ее в лес? Разве для этого Гейр увез ее с кургана? Она хотела жить.
Гейр вопросительно посмотрел на нее. Пожелай и она умереть в родных местах, он не стал бы ее уговаривать. От всех потрясений и потерь чувство детской жалости притупилось, и самым справедливым в его глазах стало дать каждому возможность решать за себя самому.
Эльдис с лихорадочной поспешностью кивнула несколько раз, словно боялась, что Гейр откажется от нее
— Я поеду, да, — торопливо сказала она. — Мне и собираться недолго. Чего мне собирать? Я сейчас!