— А уши у них острые… — продолжала Рагна-Гейда, скорее отгоняя образ хвостика. — Ты хоть у одного видел уши?
Вигмар вспомнил лица и головы домочадцев Блосы. Платок у старухи, колпак у старика, волосы у молодых… Хороши молодые — лет по пятьсот каждому! Нет, свои уши они прятали.
— Ничего! — утешил он Рагну-Гейду. — Вот завтра пойдем на свидание с той хорошенькой девчушкой и посмотрим у нее уши.
— Ой, ни за что! — Рагна-Гейда помотала головой. — Я не пойду!
— Ну, не ходи! — насмешливо согласился Вигмар. Он уже опомнился, и ему даже стало весело. — А ты не боишься отпускать меня одного? Ревновать не будешь? Она же такая красавица!
— Молчи уж! — жалобно сказала Рагна-Гейда, не зная, на что решиться. — Ингирид тебе было мало… О, так вот почему она сказала, что их знают в Золотом ручье! Она вовсе не усадьбу Золотой Ручей имела в виду, в настоящий ручей. Мокрый такой. Который течет. И в гости они ходили к тамошним никсам.
— Очень может быть, — согласился Вигмар. — Только знаешь что? Давай в усадьбе не будем рассказывать про них все. Едва ли людям очень захочется иметь дело с троллями, даже ради спасения от фьяллей. Люди так не любят все непривычное. Каждый помнит свою старую няньку, которая запрещала бегать одному в лес, «а не то встретишь тролля, и он тебя съест».
— Мне Гунда то же самое говорила, — со вздохом ответила Рагна-Гейда. — А Скъёльд и Ярнир однажды поспорили, что ночью на пастбище выйдут к большому камню… Там, по слухам, жили тролли…
Она замолчала, вспомнив братьев, которых с ней больше нет, и прежнюю жизнь, которой больше никогда не будет. Вигмар молча взял ее за руку и повел по тропе к усадьбе.
Ивap Овчина, которого Эрнольв посылал с десятью хнрдманами вперед, привез неутешительные вести.
— Там впереди больше ни одной усадьбы нет, — крикнул он еще издалека и продолжал, подскакав к Эрнольву. — Мы видели те три горы, между которыми должно быть озеро. Может, на самом берегу кто-то живет. А по реке больше ничего нет, только три-четыре рыбачьих землянки. Мы подумывали доехать до озера, но ты ведь не велел…
— Хорошо. — Эрнольв кивнул. — Ты правильно сделал, Ивар, что вернулся. На само озеро не надо соваться с десятком человек. Мы пойдем туда все вместе.
Ивар отъехал и присоединился со своими людьми к растянутому потоку войска. Конечно, вся лавина, начинавшая квиттинский поход, до Золотого озера не дошла: люди гибли в битвах, оставались на захваченной земле. В каждой усадьбе задерживался ярл или хёльд со своей дружиной, и Ульвхедин ярл был очень доволен: больше никто и никогда не отнимет эту землю у племени раудов. Конечно, с квиттами предстоит еще немало забот, но ведь не даром говорится: кто хорошо начал, тот уже сделал половину. И сейчас у Ульвхедина ярла и у Эрнольва оставалось по полторы сотни человек. Но Медное озеро было уже совсем близко, и с коня можно было разглядеть три горы, между которыми плещутся его золотые воды. Теперь успеть бы набрать побольше золота, пока не явились фьялли, посланные Торбрандом конунгом. И тогда этот поход будет самым удачным делом раудов за все последние века!
— Боюсь, нам сегодня будет негде ночевать! — сказал Эрнольв, обернувшись к ехавшей рядом с ним Ингирид.
Он далее не пытался скрыть легкое злорадство в голосе: его отважная жена несла тяготы походной жизни наравне со всеми, разве что дров не рубила и лошадей сама не чистила. Однако она не сдавалась и не просилась назад: блеск далекого золота делал ее необычайно стойкой.
— Не может быть, чтобы на берегу не оказалось усадьбы! — оскорбленно ответила Ингирид, как будто Эрнольв сам все это подстроил ей назло. — Наверняка там есть усадьба! Может быть, даже не одна!
— Тогда нам предстоит жаркая битва! — Эрнольв воодушевленно взмахнул рукой.
За прошедшее время он научился не принимать Ингирид всерьез и подшучивать над ней, за что она была постоянно на него обижена. Но обидеть Эрнольва в ответ ей не удавалось, потому что он просто ее не слушал. И жизнь его даже с такой женой оказалась бы вовсе не плоха, если бы ему удавалось не вспоминать Свангерду. А она вспоминалась, как ни старался Эрнольв загнать ее образ подальше. Нельзя было вытравить из души сожаления о жизни, которая могла, бы сложиться совсем иначе. И о другой жене, которая была бы не врагом, а другом, о любви и счастье, которые похоронены и придавлены камнем. Безо всякой надписи… А что будет, когда они вернутся домой? Как он будет жить в одном доме с этими двумя женщинами? Может быть, Свангерда захочет возвратиться к своим родичам на север… Нет, тогда он больше никогда ее не увидит. А мысль об этом была так тяжела, что Эрнольв гнал ее прочь.
— До вечера осталось недолго, — заметил Хрольв. — Будем рыть землянки?
— Нет, проедем еще вперед, — решил Эрнольв, благодарный хирдману, отвлекшему его от нерадостных мыслей. — Может быть, там и правда есть усадьба. Очень хочется поскорее увидеть зто озеро. Я не слишком-то верю, что оно есть на самом деле!
— Есть, есть! — упрямо твердила Ингирид. — Не на этом берегу, так на другом усадьба найдется!
— Вокруг озера можно ехать два дня, — подал голос Книв, державшийся сзади. — Я сам не видел, но люди говорили. А на том берегу уже начинаются настоящие горы. Там уже настоящий Медный Лес. Туда лучше не соваться на ночь глядя.
Но гордая Ингирид даже не удостоила раба ответом.
Погоняя усталых лошадей, дружины Ульвхедина и Эрнольва все же успели к Медному Озеру до наступления темноты. Широкая долина, с двух сторон ограниченная пологими склонами гор, вывела их к плоскому берегу. Дальний берег Золотого озера терялся в сумерках, можно было разглядеть лишь неясно темнеющие вдали вершины гор. Над серой водой поднимался густой туман, от которого было промозгло и холодно. Дул ветер, бросал в лица запах сырого песка. Серо, неприютно, безнадежно. И ни одного строения, сколько хватает глаз.
— Придется спать на земле, — сказал Эрнольв насупившейся Ингирпд. — Я не виноват, что квитты не захотели построить для нас хороший теплый дом.
Спешившись и пустив лошадей щипать отстатки блеклой травы, фьялли и рауды стали готовиться к ночлегу. В ближайшем леске застучали десятки топоров, на длинном берегу и по долине замерцали в густых сумерках, десятки костров. Для Ингирид поставили шалаш вокруг ствола старой ели, покрыли его тюленьими шкурами, внутри развели маленький костерок. Кутаясь в медвежью накидку, она шмыгала замерзшим носом и в который уже раз мысленно бранило своих отважных родичей, которые затеяли такой далекий и трудный поход зимой. Не могли до лета подождать! Все умные люди воюют летом! Что же теперь, и Середину Зимы придется встречать под такой вот елкой? И не будет ни пиров, ни угощений, ни песен, ничего такого, что делает жизнь хоть немножко повеселее?
Ингирид редко задумывалась о жизни, но если задумчивость все же находила ее, час этот был поистине черен.
— Скоро закипит! — негромко приговаривал Книв, помешивая длинной деревянной ложкой в закопченном железном котелке. — Сварим похлебку, тут и треска хорошая есть, и ячмень, и чеснок. Сразу жизнь веселее пойдет. И тепло будет…
Разговаривая будто сам с собой, он краем глаза косился на Ингирид. На самом деле все это предназначалось для нее. Несмотря на все ее недостатки, Книв всей душой привязался к новой хозяйке. Ее заносчивость, упрямство, самовлюбленность казались ему проявлением истинного благородства — не даром же она была дочерью конунга! Книв восхищался твердостью духа своей госпожи: упрямство, с которым она продолжала поход, казалось ему настоящей стойкостью, а жадное стремление к золоту — высотой целей, достойных истинной валькирии. Он жалел юную женщину, которой чаще приходилось спать в шалаше, чем в доме, и почти осуждал Эрнольва, который недостаточно ценит такую жену.
Вдруг в котле, подвешенном над огоньком, что-то блестнуло.
— Ой, что это? — удивился Кннв и сунул в воду длинную ложку. — Как оно туда попало?
— Что? — спросила Икгирид.
