— Я вижу, — проговорил Вигмар и хотел взять ее руки, но она осторожно отстранилась:
— Подожди. Мне тут не все понятно. Смотри. Здесь пять рун, видишь? — Рагна-Гейда провела кончиком пальца по внешнему краю полумесяца. — Пять — это число борьбы и победы… Первой стоит руна Олгиз. Она привлечет на твою рыжую голову благословение богов: даст побольше удачи, защитит от врагов и всяческого зла, приблизит победу… То есть, она все это уже сделала! Ведь ты подобрал и надел амулет еще до того, как на вас напали фьялли? Когда тебя чуть не убили! А потом этот наш мертвец! Видишь, едва ты его получил, как амулет сразу стал оберегать тебя!
— Я вижу, — улыбаясь, ответил Вигмар на ее горячую речь, в которой самым отрадным для него образом перемешались беспокойство и облегчение. — Раньше такие знатные женщины не беспокоились обо мне.
— Беспокоились. — Рагна-Гейда мельком взглянула ему в лицо и опять обратилась к рунам. — Только ты не знал.
— Я надеялся.
— Слушай! Вторая — руна Гебо…
— Вот эта помогает в любви, это я знаю!
— Да, но еще она помогает соединить вместе мысли, волю и силу разных людей. С этой руной два человека будут больше, чем один и один, ты понимаешь? Все равно что… если сложить один и один, то с помощью Гебо получится не два, а три. Понимаешь?
— Еще как понимаю! — серьезно ответил Вигмар.
Он вспомнил, как они только что сидели бок о бок в домишке Грима и смотрели, как старая Боргтруд колдует над копьем. Тогда он впервые ощутил, что их с Рагной-Гейдой окутывает какое-то невидимое облако и делает новым существом: единым, и внутри этого облака их общая сила и мудрость больше, чем сила и мудрость двух разных людей. Это ощущение не миновало и сейчас. Наверное, над ними невидимо парит руна Гебо — руна единения, лучшего дара, начертанная самой Фрейей*.
— Третьей здесь идет Науд, — продолжала Рагна-Гейда. — Это очень сильная руна. Она помогает изменить судьбу. Нужда — лучший кнут. В ком хватит воли и силы, того Науд освободит от нужды в том, чего у него нет. Она даст недостающее. Четвертая — руна Тюр. Это ты сам догадаешься. Это руна силы и бесстрашия. Она дает их тому, у кого нет, и укрепляет, если есть. И заключает ряд руна Инг. Это руна Фрейра*. Она принесет хороший конец всей дороги.
— А где же руна победы?
— Ты не понял! Все это вместе и есть победа. Воля, сила, мудрость — все это оружие судьбы и залог победы. Вот только тут еще что-то…
— Что?
— Посмотри. Видишь?
Рагна-Гейда повернула золотой полумесяц так, чтобы на него падало побольше света, и показала Вигмару какие-то царапины в середине. Из них складывалось нечто похожее на руну Винья, только повернутую не направо, как положено, а налево.
— Я такой руны не знаю, — сказала Рагна-Гейда. — Наверное, это у фьяллей придумали.
— Ну и тролли с ней! — легко ответил Вигмар. — Мне больше ничего и не нужно. Мне этот амулет хорошо послужил. Удачи мне хватало и своей, мне не хватало только одного. Я из этих пяти только Гебо и заметил.
Рагна-Гейда посмотрела ему в глаза, и ей показалось, что земля, девятнадцать лет дававшая ей надежную опору, вдруг ушла из-под ног и она летит в пространстве… Куда, почему? Откуда это ощущение полета — то ли свободы, то ли одиночества…
— Так значит, с этой руной на шее ты… — начала она, намекая, что нынешней встрече обязана неизвестному фьялльскому колдуну.
— Нет, я всегда знал… — Вигмар запнулся, чуть ли не впервые в жизни не находя подходящих слов. Что — всегда? Всегда знал, что так будет? Что они двое — одно? — Помнишь, как года три назад мы с тобой на чьем-то пиру оказались рядом? Ты тогда только начала называться невестой, а мне было двадцать два года и я вовсе не помышлял о женитьбе. А после этого пира я понял, что никогда не полюблю никакую другую женщину, кроме тебя. А с тех пор, как у меня оказался этот амулет, я стал верить, что и ты когда- нибудь меня полюбишь. Я оказался прав?
Слушая его, Рагна-Гейда краем амулета чертила на гладком боку камня какие-то руны, неведомые ей самой. Вигмар молча смотрел ей в лицо, выжидая, когда ей надоест. Рагна-Гейда ощущала его взгляд, словно прикосновение руки, но не могла справиться с замешательством. Здесь не то, что в темных сенях. Тогда они в последний раз могли смеяться над этим притяжением, связавшим их вопреки рассудку. Но сейчас на нее смотрели земля и небо, а они не умеют смеяться. Рагна-Гейда сама устала метаться между тревогой и радостью. Нужно наконец понять, чего она хочет. Ничего особенного не происходило, но Рагна- Гейда была полна чувства, что сейчас решается ее судьба.
То ли оттого, что Вигмар был старше, то ли оттого, что он с самого начала не закрывал глаза на собственную душу и не пытался спрятаться от собственной судьбы, он гораздо лучше понимал, что происходит. Поэтому он просто перехватил руку Рагны-Гейды, рисовавшую на камне, и слегка потянул к себе. Рагна-Гейда вырвала руку, как будто обожглась.
— Ты меня боишься? — прямо спросил Вигмар.
— Нет. — Рагна-Гейда отодвинулась чуть дальше, прижавшись к камню плечом, точно в поисках опоры, но все же глянула в глаза Вигмару.
Ее глаза были строги и серьезны, и зеленые искры ярко сверкали в серой окружности зрачка. Как капли росы на листе… Ничего красивее нельзя и придумать.
— Ну, спасибо Однорукому*! — Вигмар улыбнулся уголком рта. — А я уж думал, что теперь ни одна девушка не поднимет на меня глаз.
Не отвечая, Рагна-Гейда вглядывалась в его лицо, словно пыталась найти в нем истину, невыразимую словами. Когда-то они могли подолгу болтать о всяких пустяках и каждое слово казалось исполненным глубокого смысла. Теперь все стало наоборот: любые слова, хоть пересказывай «Речи Высокого», покажутся пустыми. Сейчас ей предстояло понять: действительно ли она, Рагна-Гейда дочь Кольбьёрна из рода Стролингов, пошла наперекор своему роду, обычаю и здравому смыслу, полюбила человека, который никак с ней не связан и не может быть связан? Или это все глупость, наваждение… Но это наваждение захватило ее с головой, она больше не принадлежит себе…
— Ты меня приворожил? — вдруг спросила она о том, что пришло в голову.
— Почему? — ответил Вигмар тоже первое, что пришло в голову. Но теперь он улыбнулся гораздо менее принужденно: он был рад, что она заговорила прямо.
— Я стала слишком много думать о тебе.
Еще сегодня утром он отдал бы несколько лет жизни, чтобы услышать это от нее. А сейчас не верилось, что эти слова звучат наяву.
— Ты переоцениваешь мое стихотворное искусство… — ответил Вигмар. Он был полон смутного и мучительного чувства перелома и хотел миновать эту грань поскорее. — Такая ворожба мне не по силам. Полез бы я в этот проклятый курган, если бы мог убедить тебя одними стихами? Я сам бы хотел спросить тебя об этом. Не приворожила ли ты меня? Я уже не первый год из всех женщин… вижу только тебя и думаю только о тебе.
— Ничего удивительного! — с нарочитой гордостью сказала Рагна-Гейда. — О ком же еще тут думать? Ведь я — лучше всех во всей округе!
Она улыбнулась. Откуда-то из глубины души в ней росла и поднималась всеобъемлющая волна счастья, сметающая тревоги и сомнения разума. Что бы там ни было, пусть она глупа или безумна, но это безумие сделало ее гораздо счастливее, чем вся мудрость норн.
— А я? — услышав знакомый смех в ее голосе, Вигмар смело поднял глаза. — И я лучше всех в округе!
— Вот как! — Рагна-Гейда фыркнула, сузила глаза. — Тебе никогда не носить прозвище Скромный!
— Зачем мне чужие достоинства — мне хватает своих! — с веселой уверенностью ответил Вигмар. — Сама подумай: что останется у Модвида и Атли, если отнять у них красные плащи и болтовню о
