чужими, как племя великанов, не понимающих человеческой речи.
Кольбьёрн хёльд неподвижно стоял у подножия кургана, держась обеими руками за пояс. Родичи отдавали убитому Эггбранду один долг за другим. Оставался последний.
На небе не было луны, но Эльдис внутренним, почти звериным, обостряющимся в опасности чувством ощущала приближение полуночи. Кольбьёрн и его хирдманы давно ушли, она осталась одна в Поле Павших, единственная искорка жизни в мертвой долине. Невидимый за темными осенними тучами брат Суль отсчитывал колесами своей повозки последние мгновения ее жизни. Земля была ледяной, Эльдис дрожала, не чувствуя рук и ног, онемевших от холода и безжалостно затянутых ремней. То она принималась биться, бездумно и бесполезно, как попавший в ловушку зверек, то просто лежала на спине, как ее положили, и рыдала от отчаяния, холода и режущего чувства близкой гибели. Не верилось, что никто не придет — ни Вигмар, на которого она привыкла полагаться, ни Хроар хёльд, не признававший ее своей дочерью, ни Хлода хозяйка, ни Гюда или Грим Опушка. Никто, ни один из живых. Отныне она отдана миру мертвых.
Темные альвы! Никогда раньше Эльдис не приходилось думать о них, и в памяти мелькали беспорядочные обрывки древних стихов. Стонет род карлов… Или встанет род карлов у каменных врат… Племя лесное у каменных врат… Эти каменные врата не давали Эльдис покоя: в тишине, за звоном в ушах, порожденным дрожью холода и собственными рыданиями, она невольно слышала тяжелый подземный гул. Они идут! Открываются каменные врата, а за ними — темнота! Темнота валит неудержимым потоком, оглушает, ослепляет, душит!
Временами Эльдис впадала в забытье, потом, вздрогнув, снова приходила в себя и не знала, долго ли пролежала без чувств. Но полуночи еще не было — значит тьма заволакивала ее сознание лишь на несколько мгновений. Ночные духи мучили ее этими перепадами из сна в явь, страшную явь, ужаснее всякого сна! И снова Эльдис ощущала под собой ледяную землю, мучительную боль в связанных, отекших и застывших в ледышки руках, судороги в пересохшем горле. Но больнее всего был новый прилив отчаяния и сознания, что она упускает последние мгновения своей жизни. Каким прекрасным теперь казался мир, бывший прежде таким скучным; какой милой и уютной была усадьба Серый Кабан, какой спокойной и радостной жизнь там — среди близких людей, пока все еще были живы! Где же теперь та жизнь, казавшаяся незыблемой и вечной, как столпы Гранитного Круга? Чья злая воля ее разрушила? От дикого желания вернуться в прошлое сознание мутилось, и Эльдис уже хотела, чтобы за ней пришли скорее, чтобы кончилось это мучение!
Где-то у подножия кургана раздался шорох. Эльдис вздрогнула и снова очнулась. Нет, это не ветер. Это кто-то большой и тяжелый. Захлебнувшись ужасом, Эльдис на миг перестала дышать. Это они! Маленькие темные фигурки, похожие на червей, ползут по склону, подбираясь к ней; вот сейчас они схватят ее ледяными лапами и потащут за собой под землю, в холодное тесное пространство, где никогда не наступает утро, никогда не светит солнце. Вздохнуть не удавалось, словно груды холодной земли уже сдавили грудь. Из последних сил, порожденных отчаянием, Эльдис пыталась биться, напрячь онемевшие руки, сбросить ремни, хоть как-нибудь сползти с кургана… А
— Эльдис! — шепнул голос. — Эльдис, где ты? Ты жива?
Эльдис, не разбирая и не осознавая слов, могла ответить только слабым щенячьим поскуливанием. Ей хотелось кричать, но крик застрял в груди ледяным колом, горло стиснула судорога, так что Эльдис закашлялась, давясь и хрипя. Чьи-то огромные руки задели ее голову, коснулись ледяной мокрой щеки, кто-то коротко охнул.
— Однорукий Ас!
Широкие ладони зашарили по телу Эльдис, и она замолчала: это был не темный альв. Ночной пришелец был большим и дышал теплом, как человек. Он коснулся ее шеи, глубоко вздохнул и стал нашаривать ремни на ее руках.
— Жива, слава Фригг и Хлин! Сейчас, не бойся! Не бойся меня, я тебя освобожу!
— Ты… ты кто? — хотела выговорить Эльдис, но не смогла: она дрожала так, что стучащие зубы прикусили одеревеневший язык.
— Не бойся, я тебя уведу отсюда! Тебя не тронут! — шептал великан, кончиком ножа осторожно поддевая ремни, стараясь не порезать в темноте кожу Эльдис. Как видно, называть своего имени ему не очень хотелось, но Эльдис уголком сознания угадывала кого-то знакомого.
— Ты можешь идти?
Покончив с ремнями, великан приподнял Эльдис, помог ей сесть, но у нее так жестоко болела и кружилась голова, что даже сидеть она не могла и сразу упала опять. Тогда великан взял ее на руки и снес с кургана. С каждым его шагом Эльдис приходила в себя, ощущая, что возвращается в прежний мир. Мир живых людей, где каждое утро появляется солнце.
— Сейчас, сейчас! — бормотал великан, усаживая ее снова на землю возле темного, огромного коня. — Надо бы разжечь костер, но нельзя — увидят. Сейчас поедем. Подожди еще немножко.
Эльдис не отвечала. Великан исчез, и она слышала, как он возится с чем-то на кургане. Потом он вернулся, стал шарить по седельным сумкам своего коня. Вытирая лицо рукавами и подолом когда-то праздничной, а сейчас грязной и насквозь холодной одежды, Эльдис скорее с изумлением, чем с радостью, осознала наконец, что случилось: она спасена, темные альвы остались без жертвы, ее ранняя гибель отменяется.
— Ты кто? — наконец сумела выговорить Эльдис.
— Ох, ты же замерзла! — сообразил великан и шепотом выбранил сам себя. — Сейчас.
Плечи и голову Эльдис накрыла большая пушистая шкура.
— Можешь встать? — спросил великан, но тут же махнул рукой. — Держись за меня!
Он взял Эльдис на руки и посадил на коня перед седлом. Во всей его фигуре, в каждом движении длинных рук и ног ощущалось что-то знакомое, но Эльдис не могла собраться с мыслями. Главным потрясением для нее было то, что ее все-таки спасли, а кто это сделал, казалось не слишком важным. Главное — за ней пришел живой человек!
— Держись за гриву! — велел он, и Эльдис, послушно вцепилась окоченевшими пальцами в густую гриву коня. Без указаний великана она едва ли догадалась бы это сделать. Все же она еще плохо понимала, на каком свете находится — вокруг была та же холодная тьма.
Великан тем временем сам вскочил в седло и дал новое указание:
— Держись за меня! Крепче держись, сейчас быстро поскачем!
Эльдис выпустила гриву, прислонилась к груди великана и обхватила его за пояс. Толстая шерстяная ткань его плаща показалась ей очень теплой на ощупь, и она поспешно приникла к своему спасителю, надеясь согреться.
— Ухватилась? — шепнул он, подбирая поводья. — Поехали!
Конь тронулся с места. Эльдис прижималась к груди великана, и от движения, от близости живого человека кровь быстрее побежала по ее жилам, тепло понемножку стало проникать в застывшие члены, дрожь унялась, дышать стало легче. Эльдис положила голову на плечо великана и закрыла глаза. Конь мчался через темноту, но Эльдис уже не было страшно: она была не одна. Чувства и память возвращались к ней. И вдруг она сообразила, чей голос разговаривал с ней и чья светловолосая, в тонких кудряшках голова мелькает во тьме. Это же Гейр сын Кольбьёрна!
Если бы Гейру еще вчера предсказали, что он пойдет наперекор обычаям и желаниям всего рода, помешает отдать брату последний погребальный долг, он ни за что не поверил бы. Он и сейчас, мчась по темным долинам с дрожащей девчонкой перед седлом, не верил, что сделал это. И ведь как хорошо, как ловко, как умело сделал! Такое бы умение, дерзость, решительность да на что-нибудь другое! И ремни собрал, и все «приданое» затолкал в седельные сумки, как будто его забрали альвы, и мед с пивом вылил в землю. И даже черный камень размером с конскую голову из ручья притащил! Мысленно оглядываясь, Гейр придирчиво проверял, не упустил ли чего-нибудь, и все равно остатком здравомыслия не верил, что сделал это. Вроде все в порядке: следов не останется, поскольку свежая земля на кургане ночью подмерзла и не проминалась под ногами, ремни он нарочно резал только в одном месте, чтобы не потерять в темноте ни
