одного обрывка… А камень что — он камень и есть. Он будет молчать, и теперь ни один колдун не определит, был ли он когда-нибудь темным альвом или так и лежал камнем с тех пор, как Светлые Асы разбрасывали Имировы* кости…
И как такое только в голову могло прийти! Если бы Гейру рассказали про другого парня, который пожалел девчонку, сестру кровного врага, и из-за нее лишил родного, бесчестно убитого брата посмертной охраны подземных владык, он посчитал бы такого парня бессовестным безумцем с трепетным сердцем кобылы и глиняной головой. Но вот она, сокровище с сопливым носом, прижимается к его груди, как младенец к матери. И сейчас Гейру было все же спокойнее, чем на поминальном пиру, когда все люди сидели в теплом доме, пили пиво и ели горячее мясо, а маленькая, глупенькая, ни в чем не повинная девушка лежала связанная на холодной земле и ждала, когда за ней придут. Ее жалобные крики, ее плач стояли в ушах у Гейра, от них кусок застревал в горле. Он старался гнать прочь неуместную, глупую жалость, но вдруг подавился, да так, что слезы текли градом и дядька Хальм долго колотил его по спине, пока Гейр не смог снова вздохнуть. И тогда он поднялся, рукавом вытер слезы, кивком поблагодарил родича и вышел. Это знак богов.
Когда человек чего-то хочет, любая мелочь сойдет за знак богов.
Почему-то Эльдис никак не связывалась в сознании Гейра с Вигмаром сыном Хроара. Он просто привык видеть ее рядом с Лисицей, но между ними не было никакого сходства, да и дочерью Хроара ее не называли, и Гейр считал ее чем-то вроде воспитанницы Хроара и Хлоды. Да, отныне ненависть и месть Вигмару Лисице станут целью жизни всякого, в ком течет кровь Стролингов. Но трудность для Гейра была в том, что Эльдис тут как бы ни при чем.
— Ты там жива? — шевельнув плечом, вслух спросил он, когда Поле Павших осталось далеко позади. — Эй! Невеста свартальвов!
— А? — Тяжелая голова Эльдис приподнялась, и в хриплом голосе было столько растерянности, что Гейр пожалел, что разбудил ее.
— Ничего! — Гейр передумал разговаривать. Внезапно ему стало стыдно перед ней самой за свой непонятный поступок. — Спи давай. Еще нескоро приедем.
— А куда мы едем? — наконец догадалась спросить Эльдис.
— К Гриму Опушке. Он ведь с вами дружил? Он тебя примет и спрячет. Отдашь ему это все золото и все прочее.
— Да. Он меня примет. И Гюда, и Асдис… — забормотала Эльдис, вспоминая хорошо знакомую семью. Ощущение жизни и память вернулись к ней во всей полноте, и она разом вспомнила все, что предшествовало ее спасению от каменных врат Свартальвхейма. — Ой! — вскрикнула она. — А как же… А где…
Гейр невольно напрягся; Эльдис почувствовала это и осеклась, не решилась произнести имя Вигмара.
— А как же Хроар? И Хлода? — спросила она чуть погодя. — Они же ищут меня.
— Хроар уже никого не ищет! — зло ответил Гейр. Но тут же ему стало жаль Эльдис, которой предстоял такой тяжелый удар, и он добавил помягче: — Его уже нет. Он…
Эльдис вскрикнула. Конечно! Почему-то сидя в чулане усадьбы Оленья Роща, она беспокоилась о себе и о Вигмаре, но побеспокоиться о Хроаре и родной усадьбе ей не приходило в голову. Безногий хозяин ей тоже казался «ни при чем». Но ведь Стролинги думали иначе!
В испуге она отстранилась от человека, причастного к смерти ее названного отца, но порыв ветра показался таким нестерпимо холодным, что Эльдис, не думая, снова прижалась к груди Гейра и только потом спросила:
— Вы… вы убили его?
В голосе ее густо дрожали слезы; Гейр уже предчувствовал, как их холодный поток льется ему за ворот и ползет по груди.
— Мы предлагали ему выйти вместе со всеми, — сдержанно, стараясь подавить чувство вины, ответил он. — Мы всех выпустили: и женщин, и челядь, и даже хирдманов. И ему предлагали выйти. А он не захотел. Ваш один хирдман, такой… с обгорелой бородой… Не знаю, как его зовут. Он сказал, что Хроар отказался выходить и сам выбрал сгореть вместе с домом.
Ответом послужили всхлипы. Эльдис плакала по Хроару, по дому, по Вигмару — по всему, из чего складывалась ее прежняя жизнь и что было утрачено безвозвратно. И Гейр не утешал ее: так и нужно. Прошлое должно быть оплакано.
Но мысли обо всем этом были слишком мучительны для самого Гейра, и он подхлестнул коня, стремясь скорее довезти Эльдис до Грима Опушки, сбыть с рук и постараться забыть о ней и о своем безрассудстве. Его терзало чувство вины перед родичами и чувство вины перед Хроаром и Эльдис — с такой непримиримой яростью, как это бывает в восемнадцать лет, когда человек взрослеет, и поначалу кажется, что ты отвечаешь в этом сложном мире решительно за все. Ты и никто другой. Но на самом деле отвечает род! Отвечают отец и дядьки, братья и деды, умершие предки, и среди их множества твое мнение ценно только тогда, когда служит общему благу. И твоя собственная ответственность не больше твоей доли за общим столом. Но вот почему-то предки и родичи могли пить пиво возле горящего очага, зная, что в ночной темноте молоденькая девушка, почти ребенок, рыдает от ужаса и чувства обреченности, лежа на стылой земле. А он, Гейр из рода Стролингов, четвертый сын Кольбьёрна, — не мог. Здесь кончился род и начался он сам.
На стук Гейра довольно быстро выскочила старая Боргтруд. Она даже не удивилась, как будто заранее знала, что среди ночи к ней приедет девушка, которой уже полагается быть в нижних мирах, и привезет ее парень, которому полагается желать ей беспрепятственного путешествия в Свартальвхейм.
— Давай сюда! — сказала старуха, снимая обессиленную Эльдис с коня. — У меня и огонь горит, и вода теплая есть. Я ее медвежьим салом разотру — и не чихнет завтра.
— Возьми там у нее! — крикнул Гейр вслед старухе. — Там ожерелье и два браслета…
Но Боргтруд уже ушла с Эльдис в дом, за порогом слышались изумленные восклицания домочадцев. Гейр постоял, потом снова сел в седло и медленно поехал прочь. Что-то подсказывало ему, что просить старуху о сохранении тайны нет надобности — она и так никому ничего не скажет. И ему надо ехать назад, домой, чтобы там с решительным лицом слушать разговоры о будущей мести. И стараться не вспоминать о собственном безумстве, потому что внятно объяснить свой поступок Гейр все равно не смог бы. Ему вспомнилось залитое слезами, искаженное горем, но все равно прекрасное и горячо любимое лицо Рагны- Гейды, и Гейр устыдился только что сделанного. Он чувствовал себя преступником, предавшим и брата, и ее, сестру, которая не осушает слез и ждет от родичей достойной мести. А он? Проявленная слабость казалась глупой и детской, но опомниться — поздно.
Ударив коня плетью, Гейр поскакал быстрее, прикидывая, успеет ли домой до рассвета. Ночи заметно удлинились — может быть, и успеет. Гейр все погонял и погонял коня, надеясь оставить позади глупую растерянность и стыд, и сжимал зубы, стараясь таким образом укрепить свой дух. Он еще не знал, что от себя не убежишь.
На рассвете Эльдис проснулась на лежанке возле Гюды, большой и теплой, как корова. Спину ломило, горло болело, голова казалась неподъемно тяжелой. Нос щекотал длинноволосый мех волчьей шкуры. Эта шкура почему-то казалась драгоценностью. И Эльдис вспомнила. Вспомнила, что эта шкура, оставленная ночным великаном по имени Гейр сын Кольбьёрна, теперь составляет почти все ее земное достояние. У нее больше нет ничего — ни дома, ни родных. Кости Хроара погребены под обломками пожарища, Хлода и Хамаль нашли, должно быть, приют в чужом доме, подальше от Стролингов. А Вигмар…
Эльдис не знала, где он теперь, ее брат, ее друг и главный защитник. Одно было ясно: сюда, на Квиттинский Север, Вигмару закрыт путь так же прочно, как если бы их и правда разделили каменные врата подземного мира.
