Даже сейчас, в объятиях Хродмара, она помнила тот стылый ветер, грозящий разрушить ее неверное и тревожное счастье. Она не хотела думать, кто ей теперь свои, а кто чужие. Она знала одно: у нее остался единственный дорогой и близкий человек, и это Хродмар.
— А вот это зря! — решительно ответил Хродмар. — Хель обломала об меня зубы уже… раз, два, три… четыре раза.
— Не говори так! Не дразни ее. — Ингвильда подняла голову и посмотрела ему в глаза. — Я видела.. Еще раньше, на том осеннем тинге, мне было много страшных видений. Я видела моего отца убитым возле Волчьего камня, и это свершилось — я видела его гибель наяву.
Ингвильда смотрела в лицо Хродмару сухими глазами, но они были темны и суровы. То давнее виденье отчетливо вспомнилось ей. Висящая на дереве фигура человека, неуловимо знакомого и неузнаваемо измененного предсмертными муками. Даже сейчас она не знала — кто это. И теперь, когда она убедилась в правдивости своих видений, то, несбывшееся, превратилось в ее мучение.
И Хродмар молчал, не смея успокаивать ее. После того как он столько раз избежал смерти, Торбранд конунг поверил в его удачу и даже дал ему новое прозвище — Удачливый. И приговаривал, что это гораздо лучше, чем Щеголь, поскольку даже маленькая удача лучше большой красоты. И сам Хродмар поверил в свою удачу, но тревога Ингвильды передалась и ему. Хель коварна. Может быть, она подстережет его именно сейчас, когда он уже поверил, что его удача сильнее удачи всех его врагов?[33]
— Я хотел спросить, как твое здоровье, — снова заговорил Хродмар. — Я думал, что если ты окрепла для переезда, то мне пора отвезти тебя домой, в Бьёрндален. Я думал, что конунг обойдется без меня какое-то время. А теперь я даже не знаю, что скажу ему…
Однако о видении Ингвильды все же следовало рассказать, и Хродмар пошел к Торбранду. Тот уже проснулся и сидел в гриднице, ожидая, пока женщины соберут завтрак.
— Ты встаешь раньше самого солнца, Хродмар ярл! — воскликнул он, и уголки его тонких губ кривились книзу в знак хорошего расположения духа. — А сейчас тебе надо спать побольше! Думается мне, что после свадьбы у тебя будет на это меньше времени.
Хирдманы засмеялись, но Хродмар даже не улыбнулся.
— Сюда идут корабли Стюрмира, — сказал он. — Йомфру Ингвильда видела не меньше четырех десятков.
Все стали серьезными. Торбранд конунг переменился в лице.
— Я хотел просить у тебя, конунг, позволения отвезти мою невесту домой, в Медвежью Долину, — продолжал Хродмар. — Но теперь…
— Теперь об этом нечего и думать! — подтвердил Торбранд еще прежде, чем он закончил. — Не тебе объяснять, где место воина во время битвы.
Хродмар кивнул.
— У Стюрмира сейчас должно быть тысячи три-четыре войска, — подал голос Оддбранд. Он так естественно прижился среди фьяллей, что даже спал в одном покое с конунгом, и никто не видел в этом ничего необычного. У этого человека с глазами духа как будто вовсе не было племени, а достойного вождя он выбирал себе сам. — На твоем месте, Торбранд конунг, я позаботился бы о жертвах перед битвой.
— Я позабочусь о них! — Торбранд кивнул и внимательно посмотрел в лицо Оддбранду. — Но мне хотелось бы знать вот что. На чьей стороне собираешься сражаться ты сам?
— Я собираюсь провожать йомфру в безопасное место, потому что в войске во время битвы ей нечего делать. Ты несомненно согласишься с этим. А если ты спросишь, кому я желаю победы,..
Все в гриднице напряженно ждали: никто и не думал, что о таком вообще можно заговорить с конунгом враждующего племени накануне битвы. Даже Торбранд вынул изо рта соломинку, которую по привычке покусывал, и стал вертеть ее в пальцах,
— …то я напомню тебе, что Стюрмир конунг убил Фрейвида Огниво, который приходился воспитанником моему отцу, то есть почти братом мне, — спокойно продолжал Оддбранд. — Между нами не было любви, но родичей не выбирают. Я не смог отомстить за него вовремя, потому что должен был спасти его дочь. Но ведь месть не становится хуже оттого, что проходит время, не так ли?
— Значит, если бы не необходимость провожать девушку, ты бился бы на моей стороне? — спросил Торбранд.
В уме он уже прикидывал, а так ли насущна эта необходимость. Оддбранд был таким воином, который не будет лишним даже в самом большом войске. В нем жила необычная сила, а Торбранд конунг был достаточно проницателен, чтобы ее заметить.
— Я не доверю йомфру никому другому, если ты об этом, — ответил ему Оддбранд. — Я должен сам увидеть дом и людей, с которыми она будет жить. А чтобы ты не думал, что я бросил тебя, я дам тебе хороший совет.
— Хороший совет иной раз дороже, чем меч в битве, — согласился Торбранд. — И что же это?
— Как ты думаешь, большую ли плату потребует Властелин Битв за то, чтобы отдать тебе победу?
— Я думаю, что немалую. Но скупиться было бы глупо, а ты же не считаешь меня глупцом?
— Нет. — Оддбранд спокойно качнул головой, а в противоположном случае мог бы и ответить утвердительно. — Ты умный человек, конунг. И ты наверняка знаешь сагу о том конунге, который во время битвы принес в жертву Одину своего сына.
— У меня нет сына! — Торбранд дернул опущенным уголком рта, и усмешка вышла кривая и нервная. В невозмутимости Сумасшедшего Квитта было что-то жуткое. — У меня их было двое, и обоих боги уже забрали.
— Зато они отдали в твои руки сына самого Стюрмира. Жертвы лучше этой и не придумаешь.
В гриднице стало совсем тихо.
— Это очень сложное дело! — сказал наконец Торбранд конунг к бросил соломинку на пол. — Чтобы приносить человеческие жертвы, надо быть очень сведущим человеком. У меня в войске такого нет.
— Есть, — возразил Оддбранд. — Это я.
— Ты? — Торбранд даже привстал на скамье, снова сел и подался вперед. — Разве ты жрец?
— Нет, я не жрец, — ответил Оддбранд. — Но я уже однажды ступал на Радужный Мост* и знаю дорогу к Одину. Я сумею это сделать.
Торбранд посмотрел ему в глаза и вдруг вспомнил, как Оддбранд и Ингвильда попали сюда от Острого мыса. Взгляд его скользнул по мечу на поясе квитта с простым железным кольцом в рукояти. И молчание конунга сказало всем, что он согласен.
На следующий день Ингвильду снова разбудил голос Хрефны.
— Йомфру! Там пришел твой воспитатель… — сквозь дрёму услышала она, и тут же чья-то жесткая ладонь легла ей на лоб. Сон мигом растаял, и Ингвильда села на лежанке, жмурясь и моргая.
— Оддбранд? — Она посмотрела на своего «воспитателя». — Уже… вечер или утро?
Ингвильда помнила только то, что Оддбранд положил ладонь ей на лоб, сказал два-три слова, а потом она спала. Но когда это было? Сегодня, вчера или пять дней назад?
— Уже миновал полдень, йомфру, — ответил он. — Ты проспала день, ночь и часть другого дня, а значит, набралась сил как следует. Лошади готовы — нам пора ехать.
— А где Хродмар?
— Хродмара ярла уже здесь нет. Конунг послал его с дружиной вперед, потому что корабли Стюрмира уже близко.
— Они ушли сразу, как… — горячо начала Хрефна, но вдруг поймала стальной взгляд Оддбракда и осеклась. Это было странно — знахарка не отличалась чувствительностью и не боялась далее конунга. — А вообще ты хорошо сделала, йомфру, что столько проспала! — неожиданно закончила Хрефна.
Ингвильда стало грустно и тревожно. Хродмар уехал, не простившись с ней, и вот опять только норны знают, когда они увидятся. Оддбранд мог бы разбудить ее и пораньше. И незачем было так крепко усыплять ее!
А может, он и правильно сделал. Ингвильда не могла представить, как стала бы прощаться с
