— Отдай мое обручье! — глухо выдохнула Хёрдис. Она была так потрясена этим наглым грабежом, отнявшим самое дорогое, что у нее было в жизни, что даже на ярость у нее не было сил. — Это мое!
— У всякой вещи должен быть достойный ее хозяин, иначе творец этого сокровища, кто бы он ни был, разгневается, что его носит такая девчонка, как ты, — невозмутимо ответил Фрейвид. — А оно достойно кюны или конунга.
— Оно мое! — окрепшим голосом закричала Хёрдис, вскинула руки и вдруг бросилась на Фрейвида, мгновенно и стремительно, как рысь, норовя вцепиться в глаза острыми пальцами, как некогда Хродмару. Ярость и возмущение смыли прочь и почтительность к отцу, и даже способность рассчитать силы.
Но Фрейвид был начеку и не заблуждался насчет ее дочерней почтительности: Хёрдис наткнулась на кулак, с силой ударивший ее в грудь и отбросивший назад на камни. Она ударилась спиной о валун, и у нее перехватило дыхание. Хёрдис судорожно пыталась вдохнуть, ловя воздух ртом, а Фрейвид хладнокровно ждал нового выпада. Они друг друга стоили.
Наконец Хёрдис удалось вздохнуть, но полученный отпор отрезвил ее. Не много нашлось бы и мужчин, способных противостоять Фрейвиду в настоящей схватке, и Хёрдис хорошо это знала. Крик рвался из ее груди и грозил разорвать ее. Лишиться обручья ей было не легче, чем матери — новорожденного ребенка. Она не просто привыкла — она сроднилась с Драконом Судьбы и не могла бы быть более несчастна даже от потери руки или ноги. Но фрейвид хёвдинг, сильный, непреклонный и уверенный в своем праве, был страшен ей, как ледяной великан.
— Оно… оно не принесет счастья тому, кто взял его силой! — задыхаясь, выговорила Хёрдис. — Это — Дракон! Он сожрет любого, кто возьмет его силой или обманом! Сожрет! Оно сожрет тебя!
— Ты, кажется, проклинаешь родного отца? — Фрейвид снова усмехнулся, но глаза его были ледяными. — Хорошо же ты благодаришь меня за то, что я дал тебе жизнь. Не будь меня, ты не была бы…
— У другого отца я была бы законной дочерью!
— Другой отец не дал бы тебе колдовской силы. Той самой, которую ты так дурно используешь.
Не попрощавшись, Фрейвид повернулся к Хёрдис спиной, что говорило о его удивительной смелости и присутствии духа, и пошел к своему коню, оставленному возле пастушеских хижин. Хёрдис сползла на землю и села, прислонясь спиной к разрубленному валуну, намертво вцепившись зубами в костяшки пальцев, и лицо ее кривилось от боли. Как всегда от сильной душевной встряски, от страха или злобы, все ее чувства обострились и она всей кожей ощущала каждое движение Фрейвида, поскрипывание кремневой гальки под его ногами, шорох травы под полами его плаща — шаг за шагом все дальше и дальше! Он как будто уносил с собой ее сердце, и Для Хёрдис во всем мире существовал только один предмет — Дракон Судьбы, и одно стремление — вернуть его!
А Фрейвид, настороженно прислушиваясь к ее Движениям у себя за спиной, был очень доволен добычей. Такое сокровище не стыдно даже подарить сыну конунга к его свадьбе.
В этот вечер Хёрдис впервые сама поджидала своего «жениха» за камнями и даже притоптывала от нетерпения, оглядываясь по сторонам. И все же она не сумела заметить, когда появился Берг. Он не подошел ни слева, ни справа, а просто вдруг оказался возле нее. В другое время это насторожило бы ее, но сейчас ей было не до того.
— Почему так долго? — яростно напустилась на него Хёрдис вместо приветствия. — Я жду тебя с самого полудня!
— Раньше нельзя было — солнечный день! — обстоятельно объяснил Берг и указал на небо.
Это было странноватое объяснение, но Хёрдис снова ничего не заметила.
— Они отняли мое обручье! — не то прорычала, не то провыла Хёрдис. «Они отняли моих волчат!» — могла бы сказать волчица, и эти слова означали бы смерть похитителям. — Фрейвид забрал его! Он наверняка отдаст его Ингвильде, как будто ей своего добра мало, или будет носить сам! Они уезжают завтра на рассвете! Уезжают на тинг, к Острому мысу! Я не могу отпустить с ними моего Дракона! Верни его! Ты же можешь! Если ты сумел в одиночку угнать целое стадо, придумай же что-нибудь, верни мне мое обручье!
Хёрдис требовала со страстью и яростью, не помня даже о том, что несколько дней назад Дракон Судьбы принадлежал самому Бергу. Она не задумывалась, каким образом он сможет помочь беде, она просто требовала помощи от той силы, которую смутно ощущала в нем.
— На Острый мыс? — повторил Берг. Лицо его потемнело и застыло, стало совсем как камень.
— Да, да! На Острый мыс!
— Там… на Остром мысу… Там — Белый Дракон… Дракон Памяти… — бормотал Берг, словно вспоминая слова по одному. — Его… увели у меня люди… Люди с Острого мыса… И теперь…
— И теперь мое обручье тоже там будет, если ты его не вернешь!
— Мне предсказано, что когда все три Дракона окажутся в руках людей, придет моя смерть…
— Ну, так ты собираешься дожидаться смерти, сидя под этим кустом? Сделай же что-нибудь!
— Я спрошу Дракона Битвы, что теперь делать.
— Лучше спроси у меня! — бушевала Хёрдис. — Неужели ты с твоим мечом не справишься с ними?
Не слушая ее, Берг сел на землю, положил меч на колени и прикоснулся пальцами к клинку. Хёрдис невольно затихла. Лицо Берга хранило каменную неподвижность, но на Хёрдис вдруг повеяло неуловимым прохладным ветерком — это пробудилась тайная сила черного клинка. Хёрдис совсем успокоилась, вернее, зажала в себе боль и возмущение, с проснувшимся любопытством прислушиваясь и тоже пытаясь расслышать тайный голос меча.
— Дракон Битвы сейчас не хочет крови, — глухо заговорил Берг, но губы его не двигались. — Он говорит, что его брат Дракон Судьбы сам постоит за себя. И он вернется к тебе. Он сожрет тех, кто взял его силой, обманом, с нечистой душой. И вернется к хозяйке, получившей его по праву. К тебе.
Хёрдис слушала затаив дыхание — ей казалось, что это говорит не Берг, а сам клинок. И она верила ему. С рождения она мало на что имела право в этом мире, но Дракон Судьбы принадлежал ей, и только ей.
Тинги племени квиттов издавна собирались на Остром мысу, самой южной оконечности полуострова. Фрейвид хёвдинг подъезжал сюда во глазе целой дружины человек в сто, не меньше. С ним ехали его собственные хирдманы, хёльды и бонды из Медного Леса, присоединившиеся к нему по дороге. Отличные кони, блеск посеребренного оружия, яркие пятна крашенных в разные цвета одежд издалека привлекали взгляды, и дружину Фрейвида провожали сотни уважительных и завистливых глаз.
— Вот уж у кого всегда будет вдоволь сторонников на тинге, что бы он ни задумал! — переговаривались жители Острого мыса, разглядывая грозную дружину.
— Еще бы — при таком богатстве!
— Видно, до самой его смерти у западного побережья не будет другого хёвдинга! Фрейвид еще не стар — еще лет двадцать продержится, а?
— Не всякому богатству стоит завидовать! У него много чего есть, но нет достойных сыновей!
— Ничего, зато дочь в конце концов даст ему такую родню, что…
Ингвильда ехала верхом на ухоженной, почти белой кобыле, и ее голубой плащ, сколотый большой позолоченной застежкой, красиво спускался по бокам лошади. В усадьбе последнего ночлега перед Острым мысом Фрейвид хёвдинг приказал всем домочадцам и дружине переодеться в лучшие наряды, чтобы приехать на тинг во всем блеске богатства и удачи. День был ясным и солнечным, как почти всегда во время осеннего тинга, и люди с удовольствием поглядывали на небо.
— Посмотрите, сколько кораблей!
Это крикнул Асольв и даже обернулся, отыскал глазами сестру, чтобы и Ингвильда разделила его восторг. Асольв попал сюда впервые и не мог опомниться от счастья. Он ехал на тинг, откуда вернется, должно быть, уже признанным по закону сыном Фрейвида хёвдинга и наследником всех его владений! Его новая синяя рубаха, отделанная полосами желтого шелка по подолу, вороту и рукавам, зеленый плащ и сапоги с крашеными ремешками были не хуже, чем у любого из хёльдов, и Асольв чувствовал себя нарядным и счастливым, как не бывает счастлив сын конунга, имеющий все это с рождения.
