жиром на сундуке. Над Ингвильдой склонился Оддбранд, возле его плеча виднелось испуганное лицо Бломмы. Фру Ботхильд и другие женщины, ночевавшие в этом покое, столпились вокруг лежанки. Заспанные женские лица с испугом и недоумением смотрели на Ингвильду. Только Оддбранд был серьезен, но тоже встревожен.
Со вздохом облегчения Ингвильда села на лежанке, не выпуская руки Оддбраида. Все это только сон, слава добрым дисам!
— Что это было, девушка? — спросил Оддбранд. — Ты так кричала, как будто тебя душат мары*!
— Йомфру так кричала! Мы все проснулись! Наверное, хозяин тоже услышал! Он так чутко спит! — бормотали женщины.
— Да. Мне приснилось… — переводя дыхание, с трудом выговорила Ингвильда. Ее сердце колотилось так сильно, что она боялась, как бы оно не оторвалось. — Мне приснился плохой сон… Он ничего не значит, не бойтесь.
Женщины переглядывались. На усадьбе Адильса хёльда все знали, что дочь Фрейвида — ясновидящая. Фру Ботхильд, невестка старого Адильса, с особенным вниманием прислушивалась к каждому слову Ингвильды и искала в них скрытые пророчества. И уж конечно, дурной сон ясновидящей всему дому грозит бедами!
— Йомфру Ингвильда владеет даром только наяву, не во сне! — успокоил женщин Оддбранд. — Ее сон ничего не значит и не несет никому зла. Ложитесь спать, добрые женщины. Она больше не будет кричать.
— Я больше не буду! — мужественно подтвердила Ингвильда.
Она была уверена, что просто больше не заснет.
— Я сам буду охранять ее сон! — пообещал Оддбранд. Взяв свой меч, лежавший в изголовье его постели на полу, он вынул Ключ из ножен и сел, прислонясь спиной к лежанке Ингвильды, положил меч к себе на колени. — Я знаю заклятья, отгоняющие дурные сны! — прибавил он. — Больше злобные духи не подойдут ни к йомфру Ингвильде, ни к кому другому. Спите, добрые женщины.
Женщины разошлись по своим скамьям и лежанкам. Ингвильда тоже легла, но пустила Бломму к стенке, а сама устроилась на самом краю, чтобы быть поближе к Оддбранду. Натянув меховое одеяло до самого носа, она даже не пыталась закрыть глаза. Лучше не спать целых пять ночей подряд, чем снова увидеть то, что она увидела! В ее сон опять вторгся тот ужасный великан. Только теперь у нее не было даже спасительной пещерки за можжевеловыми кустами. Со сне она лежала у корней огромной сосны, а над ее головой, за спиной, со всех сторон бушевал великан, с грохотом били по земле огромные ноги, стволы сосен ломались и с оглушительньм треском падали, а наверху летала с воем какая-то черная молния, несущая смерть. Весь сон был полон давящим ощущением неизбежной гибели, ею был наполнен сам стылый воздух; тьма и огонь, холод, гром, треск и ужас сжимали сердце и не давали вздохнуть. Даже вспоминая этот сон, Ингвильда удивлялась, что ее сердце выдержало такое испытание.
— Далеко еще до утра? — шепнула она Оддбранду.
— Нет, уже близко, — не поворачивая головы, шепотом ответил он. — Ты можешь попробовать опять заснуть. Эта мара не вернется. Я действительно знаю заклятье, отгоняющее дурные сны.
— Это не мара. Это опять был великан.
— Тот же самый? — Оддбранд тихо повернулся, чтобы ке разбудить заснувших женщин.
— Я не знаю, но он был такой же страшный. Даже еще страшнее, — шептала ему Ингвильда в самое ухо, и от возможности поделиться с кем-то большим и сильным страх делался меньше и легче.
Он хотел меня растоптать. Я была в каком-то лесу, там были сосны и много кремневых утесов. Похоже на наш Сосновый Лог возле Кремнистого Склона.
Оддбранд помолчал.
— Ведь это не означает ничего плохого? — с надеждой спросила Ингвильда.
— Трудно сказать, — не сразу ответил Оддбранд. — Я не раз думал еще о том, первом твоем сне. Может быть, ты умеешь видеть вещие сны, только не умеешь их истолковать.
— Ты думаешь, что этот великан на самом деле, наяву охотится за кем-то? — шепотом ужаснулась Ингвильда.
— Я этого не знаю. Но вспомни — ты уже довольно давно не видела никого из твоих близких. Попробуй позвать твою «новую луну». Может быть, с кем-то из тех, кто тебе дорог, происходит что-то… занимательное.
«Что-то ужасное!» — мысленно поправила его Ингвильда, снова улегшись и глядя в темную кровлю покоя. Она уже не боялась своего сна, но еще больше боялась его причины. Что там сны! Можно покричать во сне, можно даже свалиться от страха с лежанки — не так уж высоко, не смертельно. Но стоит только подумать, что с кем-то это происходило на самом деле! Ингвильда крепко зажмурила глаза и нарочно постаралась получше вспомнить свой сон — и грохот каменных шагов великана, и треск ломаемых сосен, и свой страх. Она хотела досмотреть этот сон до конца, узнать, с кем это было и чем кончилось.
Но, как видно, заклятья Оддбранда были сплетены на славу: до утра Ингвильде так и не удалось заснуть. Дурные сны боялись и близко к ней подойти, а других боги ей не послали.
Утром Ингвильда чувствовала себя такой истомленной и разбитой, как будто в самом деле спасалась от великана среди поломанных сосен и разбитых нечеловеческой силой утесов. Она была бледна, под глазами залегли сероватые тени, черты лица заострились, как будто ее сторожила болезнь. Есть ей не хотелось, и она долго-долго расчесывала волосы, сидя в девичьей. Давно следовало взяться за шитье или прялку или встать к ткацкому стану, но у Ингвильды ни к чему не лежала душа. Фру Ботхильд посматривала на нее с опасливым любопытством, но расспрашивать не смела.
Занятая своими мыслями, Ингвильда не заметила, что в гриднице и в мужских покоях перед полуднем поднялся шум. Туда-сюда забегали гесты и хирдманы, протопал, как тот великан, старший сын Адильса, Гутхорм Длинный, однажды донесся голос самого Стюрмира конунга. Но Ингвильда не обратила внимания на это: с того времени, как они поселились в усадьбе Железный Пирог, Стюрмир конунг целиком предоставил ее заботам фру Ботхильд, а сам даже не справлялся о ней, обязав лишь своих гестов следить за тем, чтобы она не сбежала.
Через порог девичьей шагнул Оддбранд. Никто не удивился его вторжению: и фру Ботхильд, и все ее домочадцы давно привыкли, что воспитатель Ингвильды, кем считали здесь Оддбранда, проводит около нее большую часть дня и ночью спит не в мужском покое, а на полу возле ее лежанки. Ингвильда вскинула голову на звук его шагов и сразу поняла: что-то случилось. Полусонные обычно, глаза Оддбранда сейчас были раскрыты и возбужденно блестели, как у змеи, завидевшей добычу.
— Скорее, йомфру, одевайся! — воскликнул он, схватив ее за руку и подняв со скамьи. — Ты не зря видела свой сон! Корабли твоего отца идут по фьорду'
Женщины в покое дружно охнули, а Ингвильда от внезапного испуга и растерянности не нашла слов для ответа. Ей казалось, что она ждет отца целую вечность — даже отрезанная Стюрмиром прядь волос у нее на виске снова стала отрастать. Она привыкла к своему ожиданию и уже не думала, что оно когда-нибудь кончится. Первоначальный ее страх притупился, она жила здесь в каком-то полусне, чувствуя себя всеми забытой и никому не нужной. И вот Фрейвид хёвдинг приплыл! Это известие было как удар грома, и хотя для нее оно могло оказаться спасительным, Ингвильда скорее испугалась, чем обрадовалась возвращению отца. Все не будет так, как раньше; сумеет Фрейвид хёвдинг оправдаться перед конунгом или нет, новый взлет ее ждет или окончательное падение — все это решится в ближайшее время, еще до вечера!
— Оденься получше — сам конунг требует тебя! Он хочет, чтобы ты вместе с ним шла встречать Фрейвида хёвдинга! Конунг хочет, чтобы твой отец сразу увидел тебя живой! — тараторила возле нее фру Ботхильд.
Тут же в дверь девичьей постучали: присланные за Ингвильдой гесты торопили. Опомнившись, Ингвильда бросилась надевать нарядное платье, запуталась в дорогих цепочках, застежках и обручьях, которых отец надарил ей после сговора, непослушными пальцами напрасно пытаясь разобрать их и выбрать что-нибудь. Ей не верилось, что через какие-то мгновения она увидит своего отца, которого привыкла считать чуть ли не обитателем Валхаллы.
