жалось по углам, Сольвёр стояла на скамье, точно увидела крысу, Орре управитель застыл с раскрытым ртом.
— Что стряслось? — Даг отодвинул Гейслу, шагнул через порог в кухню, окинул взглядом всех, кто здесь был. — Орре! Кто куда бежит? Что тут за разгром?
— Они сами! — жалобно подала голос Сольвёр. Ее взгляд был прикован к посуде на полу.
— Как — сами? — Даг хмурился, ничего не понимая.
— Это все начал котел! — донесла молоденькая Скветта. Она сидела на полу, крепко прижавшись к большой бочке. — Это он! — Девушка дрожащей рукой показала на большой бронзовый котел для пива, старинный, с узорной дужкой, которую крепили к бокам две красиво отлитые драконьи головы. — Он стоял внизу, где всегда, а потом вдруг начал шевелиться и звенеть. Мы думали, туда залезла кошка, Сольвёр хотела ее выгнать, а кошки нет…
— А он как прыгнет на меня! — обиженно докончила Сольвёр. — Ногу ушиб!
— А вся посуда как посыпется сверху! Мне горшком задело по голове! И Орре тоже! Вон он теперь стоит, опомниться не может! А вдруг мозги отшибло? Смотрите, сколько разбилось! — заголосили женщины по всей кухне. — Это все тролли!
Даг потер лоб рукой. Не могли же все эти люди сговориться, чтобы поморочить ему голову! Сольвёр — умная и честная девушка, не склонная к глупым шуткам. Да и не позволит Орре ради глупости бить посуду! Но как все это понять?
Пока он думал, широкая глиняная миска, лежавшая прямо посреди кухни, слегка пошевелилась. Женщины с готовностью взвизгнули, Орре закрыл наконец рот и попятился к стене. Даг моргнул. Миска опять шевельнулась.
— В нее вселился тролль, вселился тролль! — плаксиво причитала от своей бочки Скветта. — И во все другое тоже!
Миска перевалилась с боку на бок, точно собиралась идти куда-то.
— А вот сейчас я посмотрю, кто в нее вселился! — строго пообещал Даг. Его стала раздражать эта глупая игра, неизвестно кем придуманная.
— Не трогай! — тревожно крикнула Сольвёр.
Даг огляделся, схватил кочергу и подцепил миску за край. Миска, как живая, задергалась и попыталась отползти. Но Даг, разозленный сопротивлением, не пустил ее, а поволок к очагу и впихнул прямо в огонь.
Миска взвизгнула резким, тонким, пронзительным и пробирающим до костей голоском. Женщины опять закричали, и даже Даг от неожиданности отпрыгнул, взмахнул кочергой. Истошно вереща, миска вертелась, норовя выбраться из огня. Ей это уже почти удалось, когда Даг, опомнившись, изо всех сил грохнул по ней кочергой. Раздался гулкий треск, миска развалилась на несколько крупных осколков. Головни и горящие угли от удара прыснули по всей кухне, затлели на земляном полу. Потянуло дымом. Орре, опомнившись, бросился затаптывать угли.
Визг умолк, языки пламени жадно лизали неподвижные обломки миски. Держа наготове кочергу, Даг оглядел лежащую на полу посуду, точно искал нового противника. Посуда молчала и притворялась мертвой.
В это время дверь из сеней отворилась, в кухню вошла Хельга и с ней мальчик-подросток, рыжеватый и узкоглазый, прозванный Рэвунгом[19]. Завидев разгром, Сольвёр на скамье и брата с занесенной кочергой, Хельга изумленно ахнула и шагнула вперед.
— Что тут такое? — воскликнула она. — Тут что, крыса? Где?
Она тревожно оглядела пол, но не увидела ничего, кроме разбросанной посуды.
— В нашу посуду вселились тролли! — сказала Сольвёр. — Она ожила и хотела убежать.
— Ожила? — Хельга с недоумением посмотрела на брата. — Посуда?
Даг мрачно кивнул.
— Вы выдумываете, да? — растерянно и с некой надеждой уточнила Хельга. Иначе это вовсе ни на что не похоже!
Котлы, горшки и миски спокойно лежали на полу и не подавали никаких признаков жизни. Как им и положено.
Рэвунг поддал носком ближайший горшок. Тот перекатился на другой бок и замер.
— Горшок как горшок! — сказал мальчик и усмехнулся. — За битую посуду кому-то попадет. Ладно уж, мы никому не скажем.
Но, конечно, о пугающем происшествии мигом узнала вся усадьба. Даже хирдманы то и дело заглядывали в кухню и недоверчиво посматривали на посудную полку. Даг велел все собрать и поставить на место, но, как намекнула Троа, едва ли кто-нибудь теперь захочет есть из этой посуды.
— Уж если тролли повадились, их так просто не выживешь! — сказала она. — А все эти северяне! Они нам принесли свою северную неудачу! Я сразу поняла, что ничего хорошего от них не будет!
— Это всю Трюмпа! — возражал ей Орре. — Ведь она разбудила духов, а духи теперь не знают, куда им деваться. Они бушевали на Седловой горе, а теперь, когда там никого нет…
— Они явились к нам сюда! — с торжеством закончила Троа. — Трюмпа послала их на Вальгарда и Атлу, а они теперь у нас! Очень умно было пускать этих людей в дом! И вот теперь хёвдинг поссорился с Гудмодом, и неизвестно еще, чем все это кончится! А духи и тролли вслед за Вальгардом пришли в наш дом! Хотя он и сам не лучше всякого тролля!
— Позовите меня, если какая-нибудь утварь оживет! — благодушно предложил Вальгард, ничуть не смущенный нападками. — Я ее мигом успокою!
— Уж кому, как не тебе… — проворчала Троа.
Жители Тингфельта были с ней согласны: Вальгард и Атла принесли в «мирную землю» сначала раздор, погубивший Север, а теперь и проклятие троллей. Открыто возмущаться никто не решался, зная, как свято Хельги хёвдинг соблюдает завет гостеприимства, но косых взглядов не может запретить даже конунг.
— Поговори с отцом! — настойчиво упрашивала Хельгу Сольвёр. — Скажи ему, что боишься жить в одном доме с Вальгардом. Пусть он пошлет их куда-нибудь. На пастбищах есть пара избушек, где можно хорошо жить и зимой. Тебя хёвдинг послушает. Ведь ты и правда боишься?
Хельга пожимала плечами и не знала, что ответить. За те несколько дней, что прошли после поединка и поминального пира, она немного справилась с потрясением, но привычная веселость к ней еще не вернулась. Она не боялась Вальгарда, но ей было неприятно его видеть. Он казался ей чудовищем, лишь принявшим человеческий облик. «Да нет, не бойся, — сказал ей Даг. — Он просто человек.»
Даг хотел утешить сестру и не понял, что что в том-то и заключалось самое ужасное: что это — человек. Глазами Вальгарда на Хельгу глянула та жестокая и страшная жизнь, о которой говорила Атла. Хельга не хотела верить, что так бывает, но от правды было некуда деваться. Ауднир не хотел простить жалкую лошадь с двумя мешками ржи — разве богатому человеку и вообще человеку пристала такая мелкая жадность? Ведь для Ауднира эти два мешка были мелочью. И ради этой мелочи он потерял жизнь. А разве Вальгарду требовалось непременно его убивать? Что ему сделал Ауднир, чтобы поплатиться жизнью? Ничего. Однако, Вальгард убил его, и непохоже, чтобы он жалел об этом. Жизнь чужого человека для него ничего не стоила. Его собственный мир был разрушен, и он не жалел чужих. Для Хельги, привыкшей ценить и любить жизнь и все живое, это было дико, страшно, невозможно. «Вот такая она, жизнь!» — говорила Атла. «Я не хочу! — так и тянуло Хельгу сказать неизвестно кому. — Не хочу, чтобы жизнь была такая!» А кто тебя спрашивает, чего ты хочешь? Ветки можжевельника сочувственно кивали, но помочь ничем не могли.
На другой день после происшествия с ожившими горшками в Тингфельт явились гости. Все это были знакомые лица: шесть или семь бондов и рыбаков, живших в ближайшей округе.
— Нам бы увидеть хёвдинга, если он дома! — поклонившись Орре, попросил Торгрим бонд. Остальные закивали.
— Очень важный разговор! — забормотали они. — Мы хёвдинга долго не задержим!
Гостей провели в гридницу. Оглядываясь на товарищей и кланяясь, Торгрим бонд подошел к сидению хёвдинга и остановился в двух шагах. Это был малорослый и худенький старичок, юркий и
