неосуществим.
'Мерседес' полностью перегородил проезжую часть. Оставалась возможность объехать его справа по тротуару, но для этого нужно было сдать назад, где вплотную к Егору уже встала красная 'Ауди'.
'И монтировка, блин, в багажнике', – только и успел подумать Егор, как из машин полезли молодые откормленные представители мужского пола рода человеческого с лицами, отнюдь не отмеченными печатью интеллекта.
Одного Егор узнал сразу – тот самый, который гнался в пятницу за Зоей, а потом и за ними. Собственно, и черный 'мерс' он тоже сразу узнал, но все-таки шевелилась мыслишка, что вдруг это не тот и он ошибся… Напрасно шевелилась.
Теперь, видимо, по случаю жаркого майского дня, несостоявшийся Зоин ухажер обрядился в желтые пляжные шорты ниже колен и цветастую шелковую рубаху с короткими рукавами. Узкие солнцезащитные очки и толстая золотая цепь с массивным золотым же (дань старой традиции) крестом на шее вполне гармонично дополняли прикид.
Егор вздохнул и обреченно вылез из машины. Шестеро неторопливо взяли его в полукруг.
– Ну что, козел? – снимая очки, ласково спросил 'цветастый'. – Допрыгался?
У него оказались маленькие, глубоко посаженные глаза неопределенного цвета и почти без ресниц.
Прямо не человек, а карикатура какая-то, подумал Егор, причем карикатура плохая. Ему совершенно не к месту и не ко времени стало смешно, и он не удержал улыбку.
– Глянь, он еще и лыбится! – изумился один из дружков 'цветастого'. – Ну, падла…
– Не пыли, – остановил его 'цветастый'. – Я сам разберусь. Вот что, козлик, – обратился он к Егору. – Ты мне дорожку перешел, а за это люди платят. Ты понял?
– Не понял, – честно признался Егор.
– Уж больно тачка у тебя клевая, – нехорошо улыбаясь, объяснил 'цветастый'. – Надо же, от моего 'мерса' на трассе ушла! Видать, большой специалист переделывал… Ну так вот. Я о тебе кое-какие справки навел. Фраерок ты небогатый, и взять с тебя нечего. Кроме тачки. Ну и дома твоего, конечно. Развалюха твоя мне и на хер не нужна, а вот тачка… Тачка – дело другое. Люблю я, понимаешь, хорошие тачки. Значит, будет так: ты нам свой 'супержигуль', а мы тебе – здоровье.
– Это в каком смысле?
– Это в таком смысле, что цел останешься, – осклабился 'цветастый'. – При руках, ногах и прочем.
– А если нет? – поинтересовался Егор.
– Ну, тогда тебе ни тачки не видать, ни здоровья, – погрустнел 'цветастый' и неожиданно захохотал во всю пасть.
Из пасти густо несло пивом, луком и жвачкой 'Дирол без сахара'.
Егор вытянул из нагрудного кармана сигарету, нарочито медленно закурил и врастяжку осведомился:
– Вообще-то, братва, хотелось бы узнать, с кем я имею дело? А то ведь как-то, согласитесь, неправильно получается: вы меня знаете, а я вас нет.
– Это легко, – согласилась противостоящая сторона. – Боря меня зовут. Боря Богатяновский. Спроси, если есть у кого.
– Да найдется, – заставил себя непринужденно усмехнуться Егор. Усмешка, правда, вышла несколько кривоватой – о Боре Богатяновском он слышал, и слухи эти приятными было назвать никак нельзя.
– Вот и спроси. А потом подумай. Сроку тебе на думанье – два дня. А чтоб думалось лучше и быстрее… – Богатяновский неожиданно шагнул вперед и с коротким замахом нанес Егору удар снизу в солнечное сплетение.
После такого удара, если, разумеется, он проходит, человек сгибается пополам, падает и некоторое время думает, что вот прямо сейчас умрет, потому что ему совершенно нечем дышать и очень-очень больно.
Это если удар проходит.
Этот удар не прошел.
Егор совершенно автоматически сделал четверть шага назад (слава богу, что стоял не вплотную к машине) и успел подставить локоть.
– …твою мать! – взвыл Боря Богатяновский, хватаясь левой рукой за правую, – судя по всему, он выбил себе палец.
Борины 'нукеры' недоуменно уставились на вожака. На их памяти подобного никогда не случалось: буквально в пятницу шеф получил по яйцам от какой-то совершенно незнакомой девки, а сейчас – на тебе! – умудрился выбить ( а может, и сломать!) палец о локоть этого долговязого лоха.
Егор, однако, дожидаться дальнейшего развития событий не стал. Действуя исключительно по наитию и вдохновению, он скользнул за руль, воткнул первую передачу и дал газ.
'Копейка' прыгнула с места вперед, словно уличная кошка, подстерегшая неосторожного голубя, и врубилась в правое переднее крыло Бориного 'Мерседеса'.
Заскрежетал сминаемый металл. 'Мерс' развернуло по оси, и Егор вырвался на оперативный простор под крики 'Стой!', 'Гад!', 'Урою!', 'Падла!' и всякие другие разные громкие слова.
Он тут же свернул налево, потом направо, пропетлял по переулкам, не притормаживая (хрен с ними, с амортизаторами!) даже перед особо опасными колдобинами, которых тут традиционно хватало. Амортизаторы, впрочем, вели себя достойно, и скоро Егор выскочил к центру, пересек Большую Садовую, повернул на Красноармейской… Погони вроде не было. Однако назревала насущная необходимость в немедленных и совершенно конкретных действиях, и Егор поехал к Володьке.
На его счастье, друг оказался дома (редкий случай в понедельник!) – стоял себе в полуголом виде на балконе, неспешно курил и лениво оглядывал пустынную улицу.
Машину Егора, с вдребезги разбитыми фарами, изрядно помятым левым крылом, сорванной с защелки и помятой же крышкой капота и вогнутой внутрь решеткой радиатора, он заметил сразу. Внимательно пригляделся, аккуратно затушил сигарету в пепельнице и пошел открывать.
– Холодного пивка? – полувопросительно предложил он, пропуская Егора в комнату.
– Всенепременно, – кивнул тот и рухнул в мягкое кресло.
Молча выпили по запотевшему бокалу холодного 'Дона № З'.
– Рассказывай, – потребовал Володька.
Егор коротко поведал о событиях последнего часа.
– У меня, конечно, найдутся люди, к которым можно обратиться по данному поводу, – раздумчиво сказал Володька, когда Егор закончил. – Но они, понимаешь, потом не отвяжутся. Помочь помогут, но соки все выпьют. Сам будешь не рад, что обратился. Можно еще ментов попросить вмешаться. Есть у меня кое- какие связи… (Егор поморщился.) Да, ты прав, это на самый крайний случай. Нам бы, блин, такого бандита найти, который бы, с одной стороны, имел достаточный авторитет, а с другой – оставался приличным человеком. Только где ж такого взять…
– Э, погоди! – подскочил в кресле Егор. – У меня же именно такой и есть! Коля Тищенко! Король!
– Кто такой? – ревниво осведомился Володька. – Что-то я не слыхал.
– А, – махнул рукой Егор, – это было еще до нашего с тобой знакомства. Мы с ним вместе работали. Точнее, я работал на него. При советской власти еще дело было.
– Это как? – изумился Володька. – Ты был бандитом при советской власти?!
– Володя, как тебе не стыдно! Керамистом я был, как и сейчас. А Коля Тищенко, он же Король, тоже тогда был не бандитом, а, наоборот, художником, и мы с ним…
И Егор Хорунжий с удовольствием поведал своему другу Володьке Четвертакову историю художника Николая Тищенко.
В юности Коля активно занимался боксом у знаменитого ростовского тренера Ефима Школяра. Ефим, которого все его воспитанники за глаза ласково называли Фимой, успешно лепил из хулиганистых подростков с ростовских окраин вполне приличных людей и настоящих мужчин. Очень многие благодаря
