поднялся в такую рань. Цветы! Надо сейчас быстренько выбраться на рынок и купить большой и разнообразный букет цветов. Как по-украински будет 'цветы'? Ну да, конечно же, 'квиты'. Егор оделся, написал на листке бумаги короткую записку и тихонько выскользнул за дверь.
Еще вчера, до встречи с Зоей, он во время своей прогулки по городу заглядывал ради любопытства на центральный рынок, который здесь назывался Галиц-ким (какой же ростовчанин пройдет мимо базара в незнакомом городе!), и приметил, что на нем помимо всего того, что обычно бывает на всех рынках, торгуют и цветами. Дорогу он приблизительно помнил и теперь смело пошел через парк, рассчитывая обернуться минут за сорок.
И он бы, наверное, обернулся…
Поднявшись со скамейки, дорогу заступили двое. Черные джинсы, черные кожаные куртки на квадратных плечах, на ногах – тяжелые десантные ботинки. Егор обернулся. Сзади, на аллею совершенно пустынного в этот ранний час парка, вышло еще трое таких же, в куртках и джинсах, и он понял, что вчерашняя история в кафе на улице Армянской прямо сейчас получит свое законное продолжение.
Драться? Их пятеро, и это не вчерашние пацаны, а взрослые здоровые лбы, обученные и опытные, – забьют, как мамонта, и фамилии не спросят. Значит, остается одно…
Егор развернулся на девяносто градусов и резко рванул с места в карьер. Эх, выносите, ноги… И тут же услышал, как за спиной кто-то крикнул: 'Фас!'
Ну, все, обреченно подумал Егор, затормозил и повернулся. И очень вовремя – распластавшись в прыжке, на него летела большая темно-серая овчарка.
Он выбросил перед собой ногу и очень удачно попал собаке в горло, после чего та с хриплым визгом покатилась по земле, но время уже было потеряно, и драться все же пришлось.
Сначала подоспели те двое, что поджидали его на скамейке, а следом еще четверо: трое вышедших ему на аллее в спину и хозяин собаки, которого он сразу не заметил.
Первого из нападавших Егор очень удачно сумел встретить прямым правой в челюсть, а второго – боковым левой в ухо, но тут на него скопом навалились оставшиеся трое (хозяин овчарки, к счастью, занялся не Егором, а своей собакой), и перед Егором встала одна, но жизненно важная задача – устоять на ногах.
К счастью, за спиной очень вовремя оказался толстенный ствол дерева, отлично прикрывший ему спину, а враги, которых уже стало четверо (тот, кому Егор попал в ухо, быстро очухался и снова вступил в бой), изрядно мешали друг другу, пытаясь поскорее добраться до этого длиннорукого, долговязого и, как оказалось, совсем не трусливого москаля.
Однако до бесконечности сей спектакль продолжаться никак не мог.
Ему весьма глубоко рассекли бровь (во всяком случае, левым, залитым кровью глазом Егор практически ничего уже не видел), как минимум дважды разбили бы и один раз очень чувствительно попали твердым солдатским ботинком в коленную чашечку. Настолько чувствительно, что он оставил мысль о том, что нужно – пока овчарка недееспособна – идти на прорыв и рвать когти: нога еще кое-как служила подпоркой, но в качестве полноценной нижней конечности для спринтерского бега явно не годилась.
Хана, равнодушно подумал он, пропуская удар в печень и сразу два тяжелейших удара в голову (от падения его в очередной раз спас мощный ствол незнакомого дерева за спиной), сейчас он просто потеряет сознание и тогда…
Однако о том, что будет тогда, он подумать не успел – где-то справа и сзади взвыла уже знакомая сирена атомной тревоги, и прямо на поле боя, проломившись сквозь густой кустарник, вылетел 'Фольксваген-Гольф' цвета 'мокрый асфальт'.
Его фары горели, словно глаза бенгальского тигра-людоеда, мотор выл на повышенных оборотах, а сигнал…
Несчастная овчарка, которая все никак не могла отойти после полученного удара в горло, при этом сверлящем насквозь любые мозги звуке вдруг мгновенно пришла в себя и, поджав хвост, кинулась бежать куда глаза глядят.
Ее хозяин, как и положено хорошему хозяину, бросился ее догонять.
Первый из нападавших, которому Егор так удачно попал в челюсть, что тот до сих пор валялся на траве в полной отключке, очнулся, сел, встал, ошалело помотал головой и, шатаясь и натыкаясь на деревья, побрел куда-то вдаль с прижатыми к ушам ладонями.
Четверо же остальных просто оторопели от такой наглости: кто-то на 'Фольксвагене' с сильно затемненными стеклами мало что въехал на пешеходную аллею парка, так теперь еще и вовсю прет безо всякой дороги прямо на добрых людей, занятых к тому же весьма полезным и трудным делом.
Оторопь, однако, прошла очень быстро, потому что нахальный 'Фольксваген' и не думал тормозить, а вовсе даже наоборот – явно намеревался переехать всех четверых добрых людей.
– Хлопци, да вин з глузду зъихав! Ховайся! – крикнул самый сообразительный из четверых, и нападавшие тут же прыснули в разные стороны, стараясь найти дерево потолще и укрыться от психованного автолюбителя экстремальной езды за стволом каштана или клена.
– Анюта… – растроганно прошептал похожими на кровавые вареники губами Егор, с трудом оторвался от дерева и шагнул вперед.
Левая передняя дверца тут же гостеприимно распахнулась, и случайный зритель, оказавшийся рядом, вполне смог бы убедиться в том, что на месте водителя у этого психованного автомобиля никого нет.
Зрителей, однако, не оказалось, и Егор, сконцентрировав последние силы в одном движении, рухнул внутрь салона и тут же потерял сознание.
Часы показывали половину одиннадцатого.
Егор приподнялся на локте, сел и посмотрел в зеркало заднего вида. Зеркало отразило слегка помятую и растерянную, но совершенно здоровую и даже местами румяную физиономию молодого – не более тридцати лет – парня с серыми нахальными глазами и небритым подбородком.
Замечательно.
Он осторожно потрогал пальцами губы, нос и бровь. Ничего нигде не болело.
Так. Очень хорошо.
Егор достал сигарету, включил радио и огляделся. Анюта приткнулась к тротуару в каком-то незнакомом узком и пустынном переулке.
– Анюта, – ласково позвал он, – ты меня слышишь? Здравствуй, солнышко!
– Как вылечила, так сразу и солнышко, – проворчала Анюта, но было слышно, что ей приятно. – А за три дня минутки не нашел, чтобы рядом посидеть.
– Так ты же сама просила не беспокоить! – искренне возмутился Егор.
– Мало ли что я просила… А ты должен был сам догадаться!
– Вас, женщин, фиг поймешь, – Егор прикурил сигарету и невольно еще раз посмотрел на себя в зеркало (лучше прежнего, блин!). – Делаешь как просят – плохо. Не делаешь – тоже плохо. Загадка природы практически.
– Да, мы такие, – гордо подтвердила Анюта. – А ты не первый год, чай, на свете живешь, большой уже мальчик – пора бы и привыкнуть.
– К такому привыкнуть трудно, – вздохнул Егор, потом подумал и осторожно спросил: – Ты как вообще-то… ничего?
– Ничего, – хмыкнула Анюта. – Оклемалась, как видишь.
– Слушай, – разволновался Егор, – Анюта, ты… ты не представляешь, как я тебе благодарен… И за сегодня, конечно, тоже, но главное… Ведь… ведь мама уже умерла, да? Это… это просто чудо! Да что я говорю! Это ты у меня чудо! Я даже и не знаю, за что мне такое счастье и как я могу со своей стороны… – Он порывисто наклонился вперед и поцеловал приемник прямо в шкалу настройки долгим и нежным поцелуем.
– Ой, – сказала Анюта севшим голосом. – Это… это что?
– Это… я тебя поцеловал, – растерянно признался Егор.
– Поцеловал… Значит, вот они какие, поцелуи… – задумчиво проговорила Анюта и замолчала.
И молчала до самого вечера.
Егор купил и отвез Зое большой и красивый букет цветов, но об инциденте в парке умолчал, во-
