вероятнее, совсем сегодня не вернусь. Егор, вы где остановились во Львове? У друзей?
– У меня здесь мама живет, – скромно ответил Егор, несколько смущенный тетиной откровенностью.
– Что вы говорите… А как ее… ох, нет! Потом, все потом! – и она буквально вытолкала Егора и Зою из кафе на улицу.
Зоина тетка жила в совершенно шикарной трехкомнатной квартире на улице Листопадового Чину, в двадцати пяти минутах медленной ходьбы от площади Рынок, совсем рядом с которой и располагалось кафе на Армянской.
Но добрались они до этой квартиры минут за пятнадцать, потому что не шли, как положено ходить во Львове – спокойно и не торопясь, а чуть ли не бежали, взявшись за руки. Впрочем, спешка не помешала Зое выяснить на ходу, почему Егор, как обещал, не позвонил ей вечером того дня, когда они расстались. А выяснив, милостиво приняла объяснения пополам с извинениями.
Но всю великолепную прелесть этой самой квартиры Егор оценил много позже, потому что целоваться и раздеваться они начали сразу же, как только переступили порог и захлопнули дверь.
В широкую двуспальную кровать они упали уже практически голыми, а их долгий путь от входных дверей до кровати был усеян джинсами, платьем, рубашкой, кроссовками, туфлями и… другими деталями туалета. Егор еще успел подумать, что этот путь чем-то похож на старую Смоленскую дорогу, по которой Кутузов гнал Наполеона Бонапарта до самой границы… и это было последнее, о чем он подумал, – последующие два часа никаких мыслей просто не было. А была только страсть. Сумасшедшая, нежная, кажущаяся бесконечной и безначальной, как Вселенная, которую – вполне возможно – сотворил бог в могучем порыве такой же (или почти такой же) страсти.
Потом они сделали маленький перерыв, чтобы залезть под душ, наскоро перекусить и выпить по бокалу хорошего сухого вина, которое нашлось в объемистом тетином холодильнике, и снова занялись друг другом.
Уже под вечер Егор, натянув джинсы, вышел на маленький балкон (квартира Зоиной тети располагалась на третьем этаже старинного дома) покурить и, ощущая себя абсолютно и полностью счастливым человеком, залюбовался маленьким, но очень уютным парком, раскинувшимся прямо перед ним, крестами и шпилями колоколен, церквей и соборов, красноватыми крутыми скатами древних крыш центральной, самой старой части города и горой Высокий Замок – с которой, собственно, и начинался когда-то славный город Львов, – ярко освещенной в этот час чистым теплым светом заходящего солнца.
На балкон к нему в шелковом халате вышла Зоя, потерлась щекой о его плечо и сладко зевнула, аккуратно прикрыв рот ладошкой. Егор бережно обнял девушку левой рукой, подумал о том, что лучшей минуты у него в жизни, пожалуй, не было, и тут же отчего-то вспомнил об Анюте.
Интересно, как она там? И где, собственно, это самое 'там' находится? И что с ней? Почему не выходит на связь? Может, пока ему тут хорошо, ей, наоборот, очень плохо? Правда, она предупредила, что несколько дней ее вроде как не будет…
Зоя каким-то, только женщинам и поэтам ведомым образом, почувствовала перемену в его мыслях и настроении.
– Очень мило! – заметила она, насмешливо покорившись на Егора. – Стоит, видите ли, на балконе, курит, обнимает симпатичную девушку, с которой только что познал все радости секса, любуется самым красивым городом на земле, а сам при этом думает о другой женщине! Нет, воистину вы, мужики, неисправимы!
Егор поперхнулся сигаретным дымом и закашлялся.
– Помилуй, Зоенька, – проскрипел он сквозь спазм сдавленным разбойничьим голосом. – У меня нет женщины, кроме тебя…
– А я и не говорю, что есть, – пожала великолепными плечами Зоя. – Думать о женщине и иметь женщину… согласись, что это хоть и похожие вещи, но все же разные.
– Да не думал я ни о какой женщине!
– А о ком же тогда?
– Я думал… я думал о своей машине, – неохотно признался Егор.
– Вот видишь! – торжествующе сказала Зоя. – Я была права! – и с гордым видом удалилась в комнату.
Егор медленно докурил сигарету, окинул уже совсем не восторженным взором пламенеющие в лучах заката склоны Высокого Замка, поразмышлял недолго о загадочной женской душе и тяжкой мужской доле, пришел к выводу, что умом женщину, подобно России, все равно не понять и аршином общим не измерить, тяжело вздохнул и пошел к Зое восстанавливать отношения.
Глава 18
Отношения были восстановлены быстро и безболезненно к обоюдному удовлетворению сторон, после чего молодые люди решили, что настало наконец самое время погулять в парке (благо он начинается сразу за порогом дома) и съесть заодно по какому-нибудь шашлыку и мороженому, потому как ростовчане они, в конце концов, или где? А ростовчане, как известно, люди свободолюбивые и мало чего на этом свете боящиеся. Подумаешь, 'УНА-УНСО'! Что ж теперь, безвылазно дома сидеть?
Сказано – сделано, и уже через десять минут они вышли из подъезда в теплый майский вечер.
А еще через пять действительно набрели на открытое кафе с шашлыками, пивом и мороженым, в котором даже оказалось полно свободных мест и не очень страшные цены. Впрочем, последнее мало волновало Егора, поскольку полученные от цыгана Юры пять тысяч долларов тратились пока на удивление медленно.
Так что они до отвала наелись горячего жареного мяса, запили его изрядным количеством свежего пива, сверху на это все с трудом поместили по сто пятьдесят грамм вкусного пломбира с вишневым сиропом, полюбовались вначале темно-синим, а после прозрачно-зеленым закатным небом над крышами и деревьями, дождались, когда зажгутся первые звезды, и в полном согласии с самими собой, друг с другом и с окружающим миром отправились домой.
А потом Егор позвонил и предупредил маму, что ночевать не придет, и был теплый домашний вечер с просмотром по телевизору какого-то старого американского боевика с Мэлом Гибсоном в главной роли, и Егора страшно веселило, что крутые герои говорят на украинском языке.
И была ночь, которая повторила день, но уже с большей нежностью, хотя и не с меньшей страстью.
– Только не вздумай засыпать раньше меня, – пробормотала Зоя, устраиваясь на его плече и закрывая глаза.
– Почему? – удивился Егор, чувствуя, что тоже начинает уплывать в сон.
– Потому что это неправильно, когда мужчина засыпает раньше, – прошептала она еле слышно.
– Хорошо, – согласился Егор и коснулся губами ее лба, – я постараюсь.
Егор проснулся рано, – солнце только-только поднялось над крышами, а птицы в парке за окном еще не закончили петь свои рассветные песни. Дотянулся до тумбочки рядом с кроватью и посмотрел на часы. Шесть утра, а он чувствует себя выспавшимся и бодрым, прямо как в первые месяцы после дембеля, когда организм по приобретенной за два года железной привычке неизменно просыпался ровно в шесть и требовал зарядки, водных процедур и завтрака.
'Видать, молодею', – с усмешкой подумал Егор, полюбовался совершенно бесшумно и крепко спящей рядом с ним Зоей и тихонько выбрался из кровати.
Зарядку он сделал в соседней комнате, после чего, за неимением щетки, почистил зубы пальцем, облился водой до пояса (он не любил по утрам принимать душ, предпочитая переносить эту процедуру на вечер) и отправился на кухню. На кухне, которая по своим размерам могла поспорить с жилой комнатой, он нашел и сварил кофе, съел пару кусков хлеба с маслом, выкурил сигарету и наконец понял, зачем он
