изразцовой печкой (окно комнаты, в которой расположился Егор, выходило прямо на Ботанический сад, и в это окно стучались белые дурманящие цветы сирени, а по утрам Егор просыпался и слушал соловьев, после чего засыпал снова и спал столько, сколько влезет); и то, что денег было вдосталь и не приходилось мучительно думать о том, чем завтра питаться и на чем сэкономить; и то, что, когда бы Егор ни встал с постели, его Уже ждал вкусный завтрак, а днем – хороший обед (ужинали они в недорогом, расположенном на соседней улице, ресторане, на что мама долго не соглашалась, но Егор в конце концов сумел ее уговорить и был прав, потому что ей это, конечно же, понравилось). А главное – сам город Львов.
Никогда раньще Егор не гостил и не жил в подобных городах.
Если бы ему пришлось бывать за границей, в Европе, то, несомненно, он нашел бы большое сходство этого города, скажем, с Краковом или Прагой и даже Парижем. Но, увы, за границей Егору не пришлось побывать ни разу, и поэтому сравнивать ему было не с чем. Вот разве что, как ни странно, некоторые уголки старой Москвы могли бы, наверное, поспорить по красоте, уюту и особой, независимой ауре с этим древним славянским городом.
Егор очень быстро понял, что в этом городе нельзя работать. То есть, наверное, можно, но это тогда должна быть какая-нибудь особая, редкая работа, вроде написания венка сонетов, или огранки драгоценных камней, или, на крайний случай, изготовления вручную редкой мебели из красного дерева и палисандра.
Нет, здесь нельзя было ежедневно ходить на завод или в контору – по этому городу нужно было неторопливо гулять, разглядывать дома и храмы, плутать по узким, мощенным базальтовой брусчаткой улицам, заходить в маленькие, на три-четыре столика, кофейни (здесь их называли смешным словом 'кавярни'), пить приготовленный на горячем песке черный кофе, идти дальше, сквозь переулки и скверы, преодолевая подъемы и спуски и не боясь заблудиться, потому что здесь, как в незнакомом лесу, ты все равно всегда возвращался к тому месту, откуда начал свое путешествие.
Этот город манил и кружил. Его свободная, совершенно бессистемная планировка не раздражала, а радостно изумляла, постоянно подбрасывая любопытному взору то редкой красоты фасад старинного особняка, то неожиданный поворот улицы, то великолепную изящную перспективу.
В первый, точнее, во второй день, после прохождения медосмотра, показавшего, что смертельная болезнь действительно исчезла неведомо куда (Таисия Григорьевна так и не стала спрашивать сына о причинах своего чудесного выздоровления, видимо, интуитивно понимая, что тому трудно будет ответить на ее вопросы), Егор с мамой гуляли по городу вместе. Таисия Григорьевна с видимым удовольствием рассказывала сыну об истории Львова, который был основан русским князем Данилой Галицким и назван в честь сына Льва. За прошедшие столетия город видел всякое. Он торговал, строил, воевал, неоднократно горел, бывал завоеван и завоевывал сам. Он побывал и свободным, и зависимым, и разного цвета флаги развевались над его ратушей, но никогда и ни при какой власти не терял он своего чудного, немного провинциально-аристократичного и неизменно вежливого лица.
Они гуляли до самого вечера, а на следующий день, когда в гости нагрянули несколько маминых друзей и подружек – поздравлять ее с чудесным спасением, Егор, мужественно выдержав полуторачасовой обвал комплиментов и похвал в адрес собственной персоны, все же сумел улучить момент и сбежал на улицу.
И немедленно понял, что гулять по этому необыкновенному городу одному тоже хорошо.
Тебя никто не знает, и ты никого не знаешь; и не нужно никуда спешить, потому что, во-первых, спешить некуда, а во-вторых, тут и так никто никуда не спешит. И дорогу, за неимением конкретного адреса и места, тоже ни у кого спрашивать не надо – иди себе с легким сердцем куда глаза глядят, а уж глядеть в этом городе им есть куда. И денек выдался на редкость удачный. Теплый такой, солнечный и прозрачный майский денек.
За пару-тройку часов Егор зашел в одну церковь и один католический собор, посидел на лавочках в двух скверах и одном парке, выпил три маленькие чашки кофе и одну рюмку очень хорошего ликера 'Бенедиктин', выкурил четыре сигареты и наконец, обогнув площадь Рынок, попал на улицу с интригующим названием Армянская (сразу припомнились родная ростовская Нахичевань и друзья-армяне), где и обнаружил уютную, из открытых дверей которой вкусно пахло кофе, шоколадом и свежей сдобой, кавярню. Егор остановился, потянул носом воздух и понял, что не прочь, одолеть еще одну чашку кофе без сахара и съесть какой-нибудь кусок вкусного торта, а также – чем черт не шутит! – употребить еще грамм пятьдесят того же ликера или, на худой конец, коньяка.
Принял решение – выполняй, вспомнил он старый армейский принцип и бесстрашно вошел в кафе. И ему здесь сразу же очень понравилось. Семь-восемь круглых, близко расположенных друг к другу металлических столиков, почему-то выкрашенных в ярко-красный цвет, со стоящими вокруг круглыми же стульями (мягкое сиденье, плетеная спинка). Вдоль длинной, обтянутой светло-коричневым, хорошего качества кожзаменителем стойки – небольшая очередь из четырех человек: двух девушек и двух парней богемно-художнического вида. Низкий подвесной потолок, широкие окна-витрины с легкими золотистыми занавесками, чистый, выложенный крупной керамической плиткой цвета темной охры пол. Публики немного – по два-три человека за столиком, а один столик, как заметил Егор, и вовсе свободен.
За этот свободный столик, который не занял никто из стоявших впереди, он и сел в ожидании заказанного кофе. Поставил перед собой синее фаянсовое блюдце с большим куском шоколадного торта, рюмку 'Бенедиктина' и неторопливо огляделся по сторонам.
Нет, определенно приятное место.
Во-первых, говорят вокруг не только по-украински, но и по-русски (и даже преимущественно по- русски), во-вторых, тихо, уютно и хорошо пахнет, а хозяйка, которую зовут Вера – худощавая и невероятно красивая женщина лет пятидесяти с небольшим, – улыбается так, словно он, Егор Хорунжий, является постоянным клиентом этого кафе на протяжении последних двадцати лет как минимум. И кого-то, кстати, эта хозяйка ему очень напоминает…
Егор сделал маленький глоточек обжигающе-вкусного ликера, осторожно покосился в сторону стойки и столкнулся с Верой глазами. Глаза улыбнулись и сделали знак, что кофе вот-вот будет готов.
Егор, пока стоял в очереди, уже заметил, что здесь принято, чтобы посетитель сам принимал участие в конечной стадии приготовления кофе.
Вера засыпала в джезвы тонко молотый кофе и сахар, заливала холодной кипяченой водой, ставила джезвы на жаровню в горячий песок и переходила к обслуживанию следующего клиента. Уже обслуженный клиент предпочитал сам следить за своей джезвой и, когда плотную запекшуюся корку прорывала бурлящая кофейная пена, брал специальную деревянную палочку, размешивал божественный напиток, наливал его в уже приготовленную фарфоровую чашку и относил к себе на столик.
Совершив все вышеописанные действия (только чашку он попросил большую и вылил туда две джезвы, а не одну), Егор, ощущая себя как бы посвященным в некое тайное братство, уже свободнее развалился на стуле, допил последним глотком ликер, аккуратно и не торопясь съел свой кусок торта и, попивая кофе, достал было сигарету, но вовремя сообразил, что здесь не курят. Сие печальное открытие, однако, совершенно не испортило ему настроения, и он уже собрался последовать примеру своих соседей слева – парня с длинными, собранными на затылке в хвост, гладкими русыми волосами и явно хипповского вида девушки в очках, которые уже пару минут как дымили на улице рядом со входом, – но тут произошло два подряд необычных события.
Сначала в кафе вошла Зоя, а потом…
Но – по порядку.
Итак, в кафе легкой походкой вошла Зоя, и Егор, немедленно поперхнувшись кофе, сразу понял, кого ему напоминает Вера. Тем более что Зоя, подойдя к стойке, чмокнула хозяйку в щеку и сказала:
– Здравствуй, тетя, еще раз! Сделай мне один кофе, ладно? – и грациозно обернулась, оглядывая присутствующих.
И, разумеется, тут же увидела Егора, который коломенской верстой возвышался за маленьким круглым столиком и глупо ухмылялся во весь рот.
– Эй! – радостно воскликнула девушка. – Это ты?!
Ответить Егор не успел, потому что в кафе вошли три особи мужского пола, не обратить на которые внимания было просто нельзя.
