Камуфляж. Высокие солдатские ботинки. Короткие стрижки. И шевроны с трезубцем 'УНА-УНСО' на рукаве.
Все молодые – не старше двадцати пяти, – с неестественно худыми и какими-то волчьими лицами.
Вошли они молча, быстро, и при их появлении сразу стихли разговоры и смех, словно кто-то невидимый и могущественный резко повернул регулятор громкости и мир остался без звука.
Троица цепко. оглядела зал, и Егор внутренне поежился, когда его ощупали три пары холодных и скользких глаз.
Вот, блин, подумал Егор, так хорошо сидели… Но додумать свою мысль не успел, потому что господа националисты коротко кивнули друг другу и решительно направились к столику за Егоровой спиной, за которым, как он помнил, сидело четверо: два мальчика лет шестнадцати-семнадцати и две такого же возраста девочки. Он также помнил, что один из мальчиков стоял перед ним первым в очереди, и все четверо, пока он ждал кофе, пил ликер и ел торт, вели за его спиной довольно оживленную беседу о некоем Львовском русскоязычном поэте, который, как Егор понял из разговора, пару-тройку лет назад уехал навсегда в Израиль. Судя по всему, это был хороший поэт, и Егор даже невольно запомнил фамилию (благо она неоднократно и на разные лады была повторена за его спиной) – Митровский.
– Что вам надо?! – вопросил за спиной Егора высокий юношеский голос, в котором звенели страх и ненависть.
И тут же закричала девушка.
Егор обернулся.
Одного из юношей, невысокого, хорошо одетого, с длинными белокурыми волосами, вытащили за эти самые волосы из-за стола и теперь, прижав к торцевой стене, молча и даже как-то лениво били. Били двое, а третий, небрежно облокотившись локтем на стойку, пил чей-то кофе, поглядывая из-под полуприкрытых век на реакцию присутствующих.
Присутствующие безмолвствовали.
Егор посмотрел на Зою и каким-то шестым чувством понял, что она сейчас не выдержит и вмешается в этот мерзкий национальный конфликт. Пора было срочно что-то предпринимать. И Егор предпринял. Он поставил чашку с недопитым кофе, вылез из-за стола, распрямился во весь свой стовосьмидесятисемисантиметровый рост и рявкнул:
– Пр-рекратить безобразие!
Двое в камуфляже прервали свою тяжелую работу и обернулись (белокурый юноша с лицом, залитым кровью, тут же беззвучно сполз по стене на пол). Третий, у стойки, отставил чашку и удовлетворенно улыбнулся.
– Дывысь-ка, хлопци! – показал он пальцем на Егора. – Захистник знайшовся нарешти!1 А я вже думав, що…
Он оттолкнулся от стойки и попытался ударить Егора ногой в челюсть. Было понятно, что он занимался карате или, возможно, рукопашным боем, но явно недостаточно для того, чтобы свалить с ног человека, учившегося драться не в полуподвальных спортивных залах, а на беспощадных улочках Нахаловки и Богатяновки в славном городе Ростове-на-Дону. К тому же делал он все хоть и старательно, но слишком медленно, и Егор успел сделать шаг вперед и вправо, ухватил противника одной рукой за пояс, а второй – за воротник и, поднатужившись, швырнул его на столик, за которым еще две минуты назад получал полное удовольствие от жизни. Столику это явно не понравилось, и он, переворачиваясь, возмущенно загремел, роняя на пол и чашку, и блюдце, и стеклянную пустую рюмку. Вся эта посуда немедленно с веселым звоном разбилась, а незадачливый каратист с национальным уклоном, предварительно крепко приложившись головой к металлической спинке стула (и тоже с грохотом его перевернув), рухнул мордой прямо в осколки и тут же дико заорал. Потому что, когда попадаешь лицом в битое стекло – это больно.
Егор повернулся и шагнул к оставшимся двоим. Оставшиеся попятились.
Видимо, любитель чужого кофе, которого он только что выключил из игры, был их вожаком, и теперь они явно испугались. Тем более что оба были почти на голову ниже Егора и гораздо уже в плечах.
– Забирайте вашу падаль, – негромко процедил Егор сквозь зубы, – и валите отсюда.
Он слегка посторонился, давая им дорогу, и внимательно проследил за тем, чтобы его указание было незамедлительно выполнено.
– А еще раз вас тут увижу – прибью, – добавил он вслед исчезающей в дверях троице.
– Цэ мы ще побачимо, кто кого прыбье, – тихо, но так, чтобы его услышали, пробормотал начавший приходить в себя вожак.
Егор усмехнулся, заложил колечком два пальца в рот, и оглушительный, лихой, разбойничий казачий свист буквально вытолкнул на улицу всех троих.
– Браво, юноша, – зааплодировала Вера. Она вышла из-за стойки и вместе с двумя девочками, знакомыми белокурого, уже оказывала ему первую помощь. – Только я бы посоветовала сейчас всем присутствующим покинуть помещение как можно быстрее, а я закрою кафе. Что это на них сегодня нашло, не понимаю. Вроде бы раньше они нас не трогали…
– Это, наверное, все из-за вчерашнего… – всхлипнула одна из девчушек. – Дима читал стихи на вечере в нашем клубе – свои, Митровского, Гуренина… ну и высказался в том смысле, что русскоязычным коренным львовянам житья в городе не стало и что это самый настоящий геноцид и фашизм… Господи, что они с ним сделали, сволочи! Он же весь в крови!
– А ну-ка… – Егор подмигнул Зое, которая пребывала в явной растерянности, и склонился над избитым.
Белокурого Диму к этому времени уже посадили на стул и вытерли с лица кровь.
Так. Верхняя губа рассечена. Бровь тоже рассечена. Нос, кажется, цел… ну и, разумеется, два шикарных 'фонаря' под обоими глазами. Ничего страшного, b общем. У него самого, помнится, бывало и хуже. И даже гораздо хуже.
– Жить будет, – Егор выпрямился. – Но в травмопункт обратиться не помешает. – Привет, Зоенька. Какая встреча, а?!
– Егор… – Зоя подошла вплотную, и Егор осторожно, как бы опасаясь отказа, поцеловал ее в губы.
– Вот те на! – засмеялась Вера. – Вы что, знакомы?
– Некоторым образом, – слегка поклонился Егор и представился: – Егор.
– Вера, – она протянула ему изящную кисть, и Егор, не задумываясь ни на секунду, наклонился и поцеловал эту руку.
– О! – восхитилась Вера. – Пан не только умеет драться, но и обучен хорошим манерам! Зоенька, где ты отхватила такого мужчину?! Я уж думала, что такие все вымерли, но, слава Пресвятой Деве Марии, кажется, я ошибалась… Вы тоже ростовчанин, как и моя племянница?
– К вашим услугам, – еще раз поклонился Егор, ощущая, что его невеликий запас изысканных манер стремительно сокращается. – Зоя, у тебя очаровательная тетя, а кофе, который она готовит, просто не имеет себе равных!
– Я вот стою и думаю, – сказала Зоя, – то ли мне приревновать, то ли не стоит…
– Стоит, Зоенька, – с самым серьезным видом заверила очаровательная тетя. – Поверь моему опыту – ревновать стоит всегда хотя бы потому, что в девяноста девяти случаях из ста твоя ревность будет имееть под собой все основания. Не всегда, правда, стоит свою ревность показывать… Впрочем, для обмена опытом, я думаю, у нас еще будет более подходящее время. А пока, дети мои, советую вам исчезнуть, потому как, не ровен час, эти подонки вернутся, и вернутся не одни.
– Я тебя тут одну не брошу, – решительно заявила Зоя.
– Ас чего ты взяла, что я собираюсь здесь оставаться? – удивилась тетя. – Нет, раз уж в моем кафе начали происходить подобные вещи, то самое время пришло навестить одного моего старого знакомого. Что я сейчас же и сделаю, как только вас провожу. Кстати, по улицам вам сегодня шляться я не советую. Да и завтра, пожалуй, тоже, – добавила она, подумав. – Лучше всего идите-ка вы домой и займитесь каким- нибудь приятным делом. Например, поцелуями… ну и всем прочим. Я вернусь поздно или, что всего
