первых, чтобы не расстраивать лишний раз девушку, а во-вторых, просто чтобы избежать вранья, потому что рассказывать о вмешательстве в национальный конфликт его собственного автомобиля не представлялось ему пока возможным. Да и Зоя не заметила его столь долгого отсутствия, поскольку проснулась, по ее словам, минут за пятнадцать до Егорова прихода, и он легко сделал вид, что и сам встал не так уж давно.
Пока Зоя пристраивала цветы в несколько ваз и принимала душ, Егор сварил на кухне кофе и сделал бутерброды себе и Зое, поскольку после утренних приключений уже успел проголодаться.
Они как раз приступили к завтраку, когда зазвонил телефон и Вера сообщила, что будет дома минут через двадцать, так что пусть детки вылезают из койки и приводят себя в подобающий вид.
– Кстати, заяц, – спросил Егор, прихлебывая кофе, – я уже понял, что Вера – это твоя родная тетка, но не совсем понимаю, как ты тут оказалась. У тебя ведь, по-моему, сейчас должен быть диплом. Или я не прав?
– Прав, прав. Только диплом у меня уже готов. Я Девушка старательная, а весной люблю приезжать в этот город. Он особенно хорош весной и осенью. Впрочем, летом и зимой здесь тоже неплохо. Вообще-то я тут родилась, чтоб ты знал. Родилась и жила до четырнадцати лет.
– А чего уехала?
– Положим, уехала не я, а мои родители. Ты же сам видишь, какая тут последнее время политика проводится по отношению к русским… В общем, родителям все это в конце концов надоело, они продали квартиру, и теперь я ростовчанка.
– Ростову сильно повезло.
– Все равно скучаю, – вздохнула Зоя. – Я люблю Ростов, а уж ростовчане – это вообще особый народ, не похожий ни на кого другого, – веселый, доброжелательный, нахальный, конечно, не без этого, но нахальство – не наглость. И все-таки…
– И все-таки?
– И все-таки нет лучшего города на земле, чем древний Львов! Ты не представляешь, как мне обидно, что Украина с Россией цапаются, как две престарелые и надоевшие друг другу родные сестры на коммунальной кухне. Знаешь, есть такие… Мужья у них или умерли, или спились от полной безнадеги, или оставили их за склочный характер; дети выросли и разъехались в разные стороны и редко навещают матерей. Они живут одни в квартире, которая досталась им еще от их родителей. Разъехаться не могут, потому что, во-первых, нет на размен квартиры денег, а во-вторых, и это главное, не хотят они разъезжаться на самом деле. Не хотят, потому что привыкли жить вместе. Но при этом и осточертели друг другу так, что прямо хоть стрихнин в борщ подсыпай. И любят и ненавидят одновременно. Понимаешь?
– Не знаю… Наверное, понимаю, но… Видишь ли, я никогда не жил в коммунальной квартире. Но вообще-то понять можно.
– Понять-то можно… – Грустно подперев изящным кулачком голову, Зоя задумчиво смотрела в окно. – Знать бы еще, как этим сестрам помочь… Ведь им и самим плохо от их бесконечных дрязг, и люди вокруг страдают.
– Ну-ну, – чуть насмешливо протянул Егор. – Уж не метишь ли ты, заяц, в политику, а?
– Если журналистика – это политика, – твердо сказала Зоя, поднимаясь с табуретки и убирая со стола, – то да. Потому что собираюсь работать по профессии. То есть журналистом.
– И работай на здоровье, я не против, только… Они бы легко поссорились, но тут пришла хозяйка квартиры и принесла не очень хорошие новости.
По словам Веры, она встречалась вчера с одним очень знающим и влиятельным во Львове человеком ('Друг детства, дети мои, и старый мой воздыхатель'.) Так вот человек этот сказал, что в городе в активизируются националисты. Их позиции сейчас сильно пошатнулись и в Киеве, и вообще в Украине, они чуют, время их неотвратимо уходит, вот и пытаются перейти от обороны к нападению. В общем-то, ничего страшного, подобное, и даже гораздо худшее, они уже переживали, но для приезжих русскоязычных людей сейчас во Львове не лучшее время. А уж если они, подобно Егору, невольно вступили с этими молодчиками в серьезный конфликт… В общем, ребятам лучше сейчас вернуться в Ростов и не искушать судьбу. Пусть страсти немного поутихнут. Львов – город маленький, а местная власть, если не дай бог что случится, виноватых искать не станет. Вернее, виноватым окажется всегда русский. Так что…
– Как-то это, по-моему, унизительно, – задумчиво проговорил Егор. На самом деле после сегодняшней утренней встречи в парке он и сам принял решение уезжать, но нужно было как-то 'сохранить лицо' перед Двумя красивыми женщинами.
И это ему удалось.
Тетка и племянница наперебой принялись его убеждать, что он уже вчера вполне всем доказал свою смелость, а теперь, когда за ним, вполне вероятно, просто пойдет охота, хорохориться глупо и просто опасно. Если он не хочет подумать о себе, то пусть подумает о своей матери и о них, которым он тоже небезразличен. И вообще, отступить перед превосходящими силами противника никогда не считалось зазорным, и не им, слабым и глупым женщинам, объяснять сию азбучную истину взрослому мужчине, который и опытнее, и умнее. В конце концов Егор, разумеется, дал себя уговорить и неохотно согласился с вескими доводами и аргументами. Было решено, что Зоя полетит завтра самолетом через Киев, а Егор поедет тоже завтра, но уже на своей машине.
– На машине опасно, – пыталась возразить Вера. – Я бы, Егор, на вашем месте оставила пока машину у мамы. А еще лучше у меня. Летите самолетом вместе с Зоенькой. А я найду человека, который вам пригонит машину в Ростов без всяких проблем.
От этого предложения Егор, однако, отказался наотрез и, в свою очередь, потратил добрых сорок минут, чтобы убедить женщин в том, что ничего с ним по дороге не случится и до Ростова он доедет с легким попутным ветерком. В результате ему это более или менее удалось. То есть тетя и племянница остались при своем мнении, но поняли, что мужчина все равно поступит так, как решил сам.
После этого они распрощались, договорившись встретиться уже в Ростове. Егор было попытался настоять на том, чтобы отвезти Зою завтра в аэропорт, но Вера решительно воспротивилась данной идее, заявив, что нечего зря светиться и они прекрасно доедут на такси и даже на троллейбусе, благо аэропорт расположен в черте города.
Глава 19
Егор вышел из подъезда и настороженно огляделся по сторонам – сегодняшнее утро преподнесло ему запоминающийся урок. Не заметив ничего и никого подозрительного, он сел в машину, закурил и бездумно уставился в пространство перед собой. Настроение было какое-то неопределенное, и он никак не мог разобраться в собственных ощущениях. События последней недели совершенно не оставляли времени на размышления, он жил и действовал в навязчивом ритме этих событий, не делая попыток подчинить их себе, а, наоборот, давая себя увлечь и подчиняясь им сам. Конечно, события эти отнюдь не были событиями рядовыми и, так сказать, ординарными. А были они, напротив, невероятными, фантастическими и совершенно из ряда вон выходящими.
Но при этом они оставались именно событиями, и ничем иным.
То есть неким набором свершающихся во времени и пространстве фактов. Помимо твоей воли. Но в твоем времени и в твоем пространстве.
В твоем бытии.
А значит, как и любое событие, они предполагали возможность выбора…
'Э, погоди, – оборвал сам себя Егор. – Какая еще, на фиг, возможность выбора? Я что, неправильно что-то сделал? Нехорошо поступил? Предал кого из близких или далеких или обидел ребенка? Или девушку? Хм-м… девушку… Как там, интересно, наша девушка…'
Он включил приемник и позвал:
– Анюта, ты здесь?
– Я здесь. Ты отчего такой грустный?
– Не знаю. От неопределенности бытия, наверное.
