— Ой! Это не я! — сказала Даф, хотя отрицать очевидное было нелепо. Дафна, разумеется, прекрасно это поняла и засмеялась.
— Ну вот! Уже и ты! — ворчливо сказал Меф, потирая нос.
— Что «уже и я»?
— Уже и ты врешь, как остальные.
— Кто врет? Я?
— Не оправдывайся! Все девушки врут. Светлые они, темные или просто серые мышки — неважно. Патологически врут. По сто раз в день. Взять ту же Нату — это вообще уникум. Позвони ей, когда она обедает, она скажет, что голову моет. Сто раз ее спроси — сто раз соврет!.. Но Ната ладно! Другие не лучше!
Даф негодования Мефа не разделила.
— Тут надо еще разбираться, что, зачем, почему. Валить все в одну кучу — все равно, что выливать чай в суп. Какая разница? Все равно живот один. Разобрался?
— Не очень.
— Объясняю. Ложь бывает трех видов: ложь во спасение, беспардонная ложь и ложь творческая. Ложь спасительная — это еще сравнительно простительный вид лжи. Например, девушке не хочется тащиться на свидание, ну просто не хочется и все, а ее достают. Отказать в лоб нельзя, человек обидится, вот девушка и выдает нечто вроде: «Ой, я бы с удовольствием! Но мне на один вечер книгу принесли! Она мне для курсовой нужна», или «Ты знаешь, а у сестры моей бабушки завтра день рождения. Я ей пирог делаю». И плевать, что пирог уже три часа как готов, а книга — это так, отговорка. Понимаешь? — сказала Даф.
— Не-а, глупости она какие-то говорит. Книга… пирог… — непреклонно заявил Меф.
— Почему глупости? — удивилась Дафна.
Она заметила, что Ирка повернулась и внимательно, изучающе, без всякой симпатии на нее смотрит. И Дафне захотелось намеренно казаться хуже, чем она есть.
— Ну раз она соврет, ну два, а потом парень все равно поймет, что его динамят, — продолжал Мефодий. — Я бы на месте этой девушки сделал так. Если парень не нравится, надо честно сказать: «Милый, нам не по пути! При следующей попытке пригласить меня на свидание — отрежу нос!»
Даф расхохоталась и хохотала так долго, что Депресняк с тревогой посмотрел на нее и принялся умывать ухо. Он не любил громких звуков, за исключением тех, что сам производил по ночам, призывая в гости кошек, находившихся от него, судя по силе мява, километрах в двенадцати.
— Чего ты хохочешь? — недовольно спросил Меф.
— Какое счастье, Буслаев, что ты не девушка! Это у тебя в голове все по полочкам. Девушка же часто и сама себя не знает. Нужен ей этот парень или не особо и нужен. Это только в кино все ясно, и то потому, что оно идет всего полтора часа, — Даф мягко коснулась руки Мефа.
На всякий случай, чтобы он не принял на свой счет. Парни порой обижаются из-за такой ерунды, которую любая подруга приняла бы не моргнув глазом.
— Ну а беспардонная ложь, по-твоему, что? — спросил Меф.
Тут уже Дафна была беспощадна:
— Беспардонная ложь — это наглая, нарочитая, мерзкая ложь. Когда привязывают к остановке проволокой скулящую собаку, поспешно уезжают на маршрутке, а потом говорят: «Ой, деточка, горе какое, а Терри убежал!» Или рассказывают о тебе гадости, чтобы разлучить с человеком, который тебе дорог. Или отправляют в другой город по несуществующему адресу, зная, что у тебя нет денег на обратный билет. Или пишут помадой на телефонной будке «Бесплатно целуюсь со всеми подряд!» и приписывают телефон бывшей подруги. В общем, это самый нечистоплотный и дурно пахнущий вид лжи. Кто решился на него хотя бы раз, потом смердит всю жизнь.
— Хм… Ну а последняя ложь? Как ты ее назвала: творческая? — спросил Меф.
Голос Даф вновь смягчился.
— Творческая ложь — это нечто в духе того, что ты говорил о Нате. Например, когда ты выдумываешь, что видел, как грабили магазин, хотя на самом деле спокойно просидел весь вечер дома. В общем, творческая ложь — это безобидные враки ради врак.
— Странные рассуждения для стража света! Большая ложь всегда начинается с мелкой. Раз так — не надо и классифицировать, — не выдержав, произнесла Ирка. Все, что ни говорила Даф, вызывало у нее отторжение.
— Это не столько официальные рассуждения стража света, сколько личные наблюдения. Уже здесь, в лопухоидном мире. К тому же страж света вовсе не обязан быть юродивым дураком-идеалистом, как некоторым кажется, — спокойно сказала Даф.
— Все равно твои мысли мне не нравятся. Совсем не нравятся, — проговорила Ирка.
Даф не стала больше избегать ее взгляда и спокойно встретилась с Иркой глазами.
— Ты хочешь сказать, что сама ничего не утаиваешь, валькирия? Ничего и никогда? — спросила она негромко.
И хотя Дафна наверняка ничего не знала да и не могла знать (тайны валькирий не открыты даже стражам света), она заметила, что валькирия-одиночка смутилась и побледнела.
«Она что-то скрывает. Но что?» — подумала Дафна.
Несколько секунд спустя валькирия вступила в принужденный разговор с Багровым. Некромаг отвечал односложно. По его недоброму прищуру заметно было, что замешательство валькирии не укрылось и от него.
Неожиданно Антигон заерзал в багажнике и стал колотить по спинке. Повернув голову, Меф увидел, как Эссиорх на мотоцикле стремительно нагоняет «УАЗ», заходит вперед и начинает уверенно подрезать. Мамай остановился. Улита, красная, взбудораженная, бежала к ним, размахивая руками.
— На Арея напали! Скорее! — крикнула она возбужденно.
— Откуда ты знаешь?
— Я ЗНАЮ! Просто знаю!
— Где он? В резиденции? — крикнул Меф. Однако на этот вопрос Улита не могла ответить точно.
Гнать на «УАЗе» через весь город на Большую Дмитровку было уже поздно. Пришлось телепортировать. Становясь в очерченный круг рядом с Даф и Улитой, Меф извлек из ножен меч. В носу и на небе он ощущал металлический привкус. Так всегда случалось у него, когда он настраивался на серьезный и беспощадный бой.
Заметив поблизости Багрова, лезвие изогнулось, потянулось к нему. Узнало.
— Нельзя! — сказал Меф строго, точно разговаривал с собакой.
Отводя в сторону меч, чтобы тот перестал ощущать некромага и успокоился, он заметил, что валькирии-одиночки в круге нет. Ирка исчезла раньше остальных.
Материализовавшись в золотистом искрящемся круге посреди приемной канцелярии на Большой Дмитровке, 13, Меф сразу прыгнул вперед, готовый атаковать. Однако рубиться было не с кем. Приемная оказалась пуста. Эссиорх стоял рядом с Улитой. В резиденции мрака хранитель из Прозрачных Сфер ощущал себя неуютно. Стены давили на него, вытягивали силы. Слишком много тьмы, слишком много подлости, слишком много смерти. Дома всегда помнят. Они не забывают.
Меф рванулся в кабинет Арея. Окна распахнуты настежь. Ветер лениво шевелит грязные шторы и перекатывает по столу пергаменты. И здесь никого и ничего. Никаких следов боя.
Меф опустил руку с мечом, не спеша пока убирать его в ножны.
— Не нравится мне это! — сообщил он подошедшей Дафне.
На одном плече у Даф сидел Депресняк, над другим прозрачным шарфиком вилась Гюльнара.
— Тебе не нравится, что здесь нет Арея? — уточнила Дафна.
— Да.
— А мне не нравится другое.
Меф мрачно кивнул. Дурной знак. Комиссионеры и суккубы всегда обо всем пронюхивают первыми. Что, интересно, они узнали сейчас? Гюльнара без особых церемоний перетекла через стол Арея и зависла
