— Это вы подослали ту девушку с очками? — спросил Чимоданов.
Объяснять, кто такая «та девушка», ему не пришлось. Арей взглянул на Эссиорха. Мрак договаривался со светом.
— Мы считаем, ее послало провидение. Закон баланса. Закон замка и ключа. Загадки и разгадки. Ей было приказано довести вас до того места, куда мрак сумел прислать Мамая. К реке, — ответил Эссиорх.
— Но почему тартарианцы не могли напасть на нас на катере? — спросил Евгеша.
— Разве вода не твоя стихия? Опять же, откровенно говоря, не вы главная цель тартарианцев. Им нужны Дафна, я и Арей, — шепнул ему Меф, заметив по поднявшимся бровям Мошкина, что тот собирается задать очередной вопрос из своего гениального цикла.
Мошкин уныло кивнул. Бедный Евгеша! Он вечно страдал от собственной ненужности, от сознания того, что мир, оказывается, прекрасно может существовать и без него. Даже стражам из Нижнего Тартара он был, оказывается, не слишком интересен. Проклятый комплекс третьего лишнего.
— А сейчас нам неплохо было бы выставить караульного. Артефакты и заклинания — это охранный комплект для бедных. Полной гарантии они не дают. Живые глаза всегда лучше, — сказал Арей.
Багров едва заметно усмехнулся. Некромаги всегда почему-то усмехаются, когда слышат слово «живые». Это у них профессиональное.
— Давайте я! — предложил он.
— Нет. Не ты. Я пойду первой, — решительно заявила Ирка и, не дожидаясь согласия, стала подниматься.
Мефодий проводил ее задумчивым взглядом. Он смутно ощущал, что его и Ирку связывает незримая пуповина. В спокойном лице валькирии он постоянно улавливал тоску и скрытое, светлое страдание. Так страдают те, кто уже привык к своей боли и не надеется когда-либо от нее освободиться. Шумно страдают только симулянты и клоуны. И те и другие в корыстных целях.
Валькирия-одиночка поднималась по лестнице. Как создание света, она четко видела выставленную Эссиорхом защиту и могла ее не опасаться. За ней следовали Багров с Антигоном и Гюльнара. Не рискуя связываться со светлой магией, они тщательно повторяли все движения Ирки. Даже джинша на время притормозила свои брюнетистые рассуждения на блондинистые темы. Магия хранителей — есть магия хранителей.
Поднявшись на поверхность, Ирка вдохнула полной грудью. Воздух здесь был другой, не сырой и не сдавленный, как в резиденции мрака. Солнце уже шло на закат, однако до горизонта ему было еще далеко. Летний вечер угасает долго.
— Я пойду к реке. Посмотрю, как там и что, — сказала Ирка.
На самом деле ей хотелось остаться одной.
— Я с тобой, — вызвался Багров.
— Нет. Не обижайся, но я пойду
— Тебя могут убить! — возразил Матвей.
— Тогда ты меня оживишь. Разве нет? — спросила Ирка с вызовом.
Багров спокойно пожал плечами.
— В теории да, могу. Но, видишь ли, живые люди и оживленные трупы — это не совсем одно и то же. Даже совсем не одно и то же, — вежливо пояснил он.
— Ты хочешь сказать, что оживленную валькирию ты будешь любить меньше? — спросила Ирка, дразня его.
— В оживленном виде ты не сможешь быть валькирией. Что до любви, то некромаги — люди странные. Легенды о принцессах, которые по двести лет раскачивались в стеклянных гробах, а затем оживали от поцелуя, возникли не на пустом месте, — с каким-то недобрым намеком отвечал Багров.
Ирке стало не по себе. Оставив Матвея, она спустилась с холма к берегу. Здесь она села на камень и стала смотреть на воду.
«Я убила Двуликого… сумела сохранить шлем и копье… Антигон вместо меня освободил эйдосы из дарха Арея, но все равно я никак не могу ощутить себя счастливой. Наверное, я вообще в принципе не могу быть счастливой. Тот отдел мозга, который отвечает за счастье, у меня заклепан ответственностью», — думала она, болтая в реке древком копья и слушая успокаивающий плеск воды.
Внезапно кто-то коснулся плеча Ирки. Она обернулась. За ее спиной, усмехаясь, стояла Филомена.
— И это ты называешь профессионализмом, одиночка? Я могла бы убить тебя семь раз! Куда там семь! Семьдесят семь! — заявила она.
— Я почему-то думала, что валькирии не нападают со спины. Поправь меня, если я ошибаюсь, — невинно сказала Ирка. Филомена пожелтела от злости.
— Не умничай, одиночка! Тебя и так не особенно любят, — выпалила она.
— И ты считаешь своим долгом все время напоминать мне об этом? — уточнила Ирка.
— Повторяю тебе, одиночка: не нарывайся! Поверь, в реальном бою со мной у тебя нет шансов, — предупредила Филомена.
Ее глаза были прищурены. Взгляд резал как бритва. Ирка ощутила, что это не блеф.
— Ну так убей меня! Наверное, это будет самый простой выход, — предложила она без малейшего страха.
Почему-то эти простые слова смутили Фило-мену.
— Убить, говоришь? Хм… Прям-таки и убить? Ладно, я подумаю… А где твой спившийся гномик? — спросила она, отворачиваясь.
— Какой спившийся гномик? — не поняла Ирка.
— Ну как же! Антигон! Разве он не гном, нет? А почему у него уши волосатые?
Ирка не стала отвечать на откровенно глупый вопрос.
— Зачем ты пришла? — спросила она. Филомена расхохоталась.
— Ты действительно не понимаешь: зачем? Думаешь, я просто спустилась к речке посмотреть на дохлых рыбок и разводы мазута? Посмотри-ка туда, солнце мое!
Филомена кивнула на заросли камыша, покрывавшего пространство между рекой и холмом.
— Там никого нет, — сказала Ирка неуверенно.
— Правильно. Пока никого, — небрежно согласилась Филомена. — Но опытная валькирия обязана видеть врага до того,
Филомена говорила, не отрывая прищуренных глаз от зарослей. Внезапно она отступила на полшага и, мгновенно материализовав в руке копье, метнула его. Если полет своего копья Ирка воспринимала как быструю золотую молнию, то полета копья Филомены она не увидела вообще. Мгновение назад оно было у нее в руке, и вдруг исчезло. Из зарослей послышался крик, полный ярости и боли. Филомена с досадой тряхнула почти тремя десятками своих косичек.
— Жив, собака! Промазала! — сказала она.
— Почему промазала? — не поняла Ирка.
— Проверено. Если день начнется криво — до вечера так никого и не убьешь.
— Я слышала, как ты попала.
— В том-то и дело, что ты
Камыш зашуршал. Сразу в разных местах Ирка увидела вспышки.
— Их не меньше сотни… — прикинула Фило-мена. — Правда, девять из десяти наверняка боевые комиссионеры. Пушечное мясо, которое будет отвлекать нас, пока
— А ты кого ранила?
— Я ранила стража, одиночка. Да только что толку? Ненавижу эту бессмертную тухлятину из преисподней. Чем больше ее убиваешь — тем больше ей это нравится.
— Почему они не телепортируют?
— А зачем тогда комиссионеры? Они избрали совсем другую тактику боя. Опять же вспышки те-