— Пожалуй, настоящих хмырей ты не видел! Подмечено, однако, верно, — отозвался Арей.
— А эйдос-то у него, эйдос! — с нежностью сказал Тухломон. — Маленький, поганенький, бледненький, Да ведь горит же! Прям свеча на ветру. Нужно бы прибрать
— А надо ли? Задешево не купишь, а задорого он никому не нужен, — заметил Мефодий.
— Задаром возьму! Задаром! — убежденно сказал Тухломон. — К каждому сердцу есть своя отмычка. Порой такая простенькая, что стыдно становится. Вроде посмотришь со стороны: ну прям банковская дверь. Сталь везде и воля! Подступиться боишься. А там смотришь: ба! да не закрыто же!
— И что этому хмыренку нужно от нас? Особняк? — спросил Мефодий, прерывая его болтовню.
— Вроде того... Увидел, что домик никак не отремонтируют да и сидит в нем непонятно кто, и засуетился, шакальчик. Думает, куплю за копейку, продам за рубль. Опять же, этот Самцов — мелкая шушера, карта не крупнее валета. Но вертится где-то около крупных рыб. Может, попросим Аиду Плаховну пожелать ему «спокойной ночи»? Воображаю себе некролог в газетке: «Он шел по головам, но головы, как это и следовало ожидать, кончились, и он оступился», — заявила Улита.
Тухломон, оценив фразу, хихикнул.
— А смысл? Ну раздавим эту пиявку — пришлют другую, — резонно заметил Арей. — Нет, сдается мне, не все так просто... Дом в центре — это понятно, лакомый кусочек в человеческом мире, но тут есть еще что-то... Котлован в подвале... На старом Скоморошьем кладбище! До такого самому не додуматься!
— А как они вообще сюда попали? — спохватился вдруг Мефодий.
— Случай. Стали барабанить в дверь и ненароком повредили руну. Можно было, конечно, их сразу отфутболить, но Улита решила позабавиться... Как тебе наш новый офис? Все это было сотворено буквально за минуту. Где-то, я уверен, недосчитались пары столов и полдюжины компьютеров... — сказал Арей с улыбкой.
Видно было, что он доволен шустрой секретаршей. Улита просияла.
Из приемной донесся примиряющий голос Даф. Кажется, Чимоданов не поладил с Мамзелькиной и читал ей нотации. Да и Ната Вихрова явно была не из тех, кто пытается спрятаться за шваброй.
Арей восхищенно присвистнул.
— Ого, скандалят? Кто у нас там, новые ученики?.. Браво! Вы всех собрали?
— Нет, только двоих, — ответил Мефодий.
— А вот это скверно. Тогда мчитесь с Даф за третьим, а с этими останется Улита... — велел Арей.
Покидая вместе с Дафной особняк, Мефодий вновь вспомнил о котловане. Почему мечник мрака так напрягся, когда речь зашла о подземном гараже, и почему так упорно стремился, чтобы конечное решение принял он, Меф?
Глава восьмая
МЯСНАЯ ВЫРЕЗКА ЖЕЛАЕТ ПОЗНАКОМИТЬСЯ С ОДИНОКОЙ ВОЛЧИЦЕЙ
Матушка-судьба, как известно, всякий раз раскладывает свои пасьянсы по-новому. Вот и теперь случилось так, что с третьим из предполагаемых учеников мрака первым встретился не Мефодий и даже не Дафна. Но обо всем по порядку, хотя порядок в литературе вещь скорее избыточная, чем необходимая.
Час шел за часом, а в жизни Ирки, получившей новый дар, ничего круто не менялось. Ее сознание до сих пор опасалось новых возможностей. Точно зверек, пересаженный в новую, слишком просторную клетку, оно жалось в угол и, подозревая подвох, не слишком спешило осваивать новые просторы. Но нет- нет, да и вскидывало голову, присматривалось, принюхивалось и опять пугливо прятало нос в лапки.
Не доверяя словам валькирии, что для всех, кто знал ее прежде, никаких перемен в ее судьбе не произойдет, Ирка всякий раз, заслышав в дверях ключ Бабани, бросалась к коляске. Натягивала на ноги плед и постоянно опасалась, что Бабаня вместо больных и слабых ног увидит здоровые и сильные...
Но однажды произошла накладка. Ирка экспериментировала с лебединой сущностью и с большой любознательностью наблюдала, как рука, меняя форму, превращается в крыло. Кости истончались, меняли форму, и вот уже сильные маховые перья скрыли то, что только что было человеческой рукой. И вот когда Ирка была уже на треть лебедем — точнее, девушкой с лебедиными крыльями, в дверях вдруг стал проворачиваться ключ.
Ирка заметалась, хлопая крыльями, и опрокинула коляску. Это была катастрофа. Ирка моментально сообразила, что поднять коляску и натянуть крыльями плед она не сможет. Крылья мало созданы для подобной работы. Их призвание — в полете. Для того же, чтобы вновь принять человеческое обличье, нужно полностью завершить превращение. Магия не терпит бессмысленных усилий и нецеленаправленных Движений. Ей нужен результат, а не хаос переменчивых желаний. Только так, по законченному кругу, побыв хотя бы минуту лебедем, можно превратиться обратно в человека.
Бабаня вошла в коридор и, бодро болтая о чем-то (она всегда входила в квартиру уже говорящей, на середине фразы, точно еще на лестнице начиная песнь опеки), заглянула в комнату.
— Опять этот театральный заказ влез! Вообрази: ищу я сегодня подкладку для кафтана маркиза Карабаса. И вдруг понимаю, что только что машинально пристрочила ее к плащу, за которым должны вот- вот прийти... ОЙ! Да что же это! — вскрикнув, Бабаня метнулась к коляске и остановилась рядом в тревожном недоумении. — Ты как? Не ушиблась, нет? Точно? Ладно, спокойствие! Пум-пум-пум... Сколько можно твердить одно и то же, жди меня, и я вернусь, только очень жди!.. Пум-пум... «Пум-пум» — если ты еще не понимаешь, это на языке бабушек плохие слова!
Дальше Ирка увидела, как, пытаясь шутить, Бабаня поднимает с пола пустую коляску и разглаживает плед. При этом шея ее наклонена так, словно за нее кто-то держится.
— Опять полезла провода поправлять? А что, без ковыряний компьютер никак прожить не может? — говорила она, обращаясь к коляске и не замечая Ирки с лебедиными крыльями, стоящей в каком- то шаге. Стоящей абсолютно на виду, под большой лампой и даже отбрасывающей тень, что доказывало полную ее материальность.
Ирке стало жутко. Она хотела бы ответить Бабане, но ответить было невозможно. Ее шея уже вытягивалась, а из горла вместо человеческого голоса могли вырваться лишь скрипучие птичьи звуки.
— Ты ела? — продолжала Бабаня. Ирка не услышала ответа, но Бабаня его услышала. Во всяком случае она с укором уставилась на коляску.
— Ну, разумеется! Самой разогреть, естественно, руки не доходят!.. Мне что, тебя с ложки кормить? Стыдно! Взрослая уже девица! Пум-пум тебе от меня!
Продолжая ворчать, Бабаня отбуксировала пустую коляску на кухню. Затем вернулась и выключила свет. Ирка-лебедь осталась одна в темной комнате, где уличный фонарь отблескивал в никелированных поручнях. Из кухни доносился голос Бабани. Она беседовала с пустой коляской, за что-то журила ее, в чем- то убеждала и абсолютно не ощущала отсутствия Ирки.
«А нужен ли людям собеседник? Может, главное для них считать, что он есть? А все, что они хотят услышать, они отлично скажут себе сами», — подумала Ирка.
Она прошлась по комнате, удивляясь гибкости шеи и коротким перепончатым лапам. Взмахнула крыльями и оказалась на кровати. Тюлевые шторы шевелились от сквозняка.
«Интересно, куда денется суп? Выльется в пустую коляску?» — подумала зачем-то Ирка.
Это была ускользающая мысль. Ее сознание стало сознанием большой белой птицы, отлично сочетающим высокие стремления с самыми низменными. Лебедь хотел полета и не отказался бы, пожалуй, порыться клювом в пахучем иле застоявшегося пруда.
Опасаясь утратить контроль над птичьей сущностью, Ирка поспешила превратиться обратно. Вернув себе прежний облик, она осторожно вышла в коридор и заглянула на кухню. Бабаня стояла спиной. Ирка кашлянула, затем, осмелев, окликнула вполголоса и, наконец, совсем громко. Бабаня не услышала.
Продолжая эксперимент, Ирка взяла со стола чайную ложечку и уронила. Бабаня повернула на звук голову и, обнаружив ложку на полу, наклонилась за ней.
