он лежал на камнях. Вначале я подумал, что это просто конь.
– Конь? – обиделся гнедой. – Мы не кони!
– Раньше я редко видел кентавров. Но потом я понял, кто это, и попытался помочь. Я примерно представлял себе, как это можно сделать…
И–Ван вспомнил, как присел рядом с хрипящим кентавром и глубоко рассёк себе ножом свою ладонь. Сделав такой же надрез на ладони кентавра, он смешал их кровь и произнёс древние слова
До целебного источника, смывавшего все проклятия, его дотащил уже кентавр, справлявшийся со своей половиной проклятия куда как достойнее. Так что, в конечном счёте, сложно сказать, кто кому обязан жизнью.
– Его сглазили эти негодяи–маги, которым он бросил вызов! Они прокляли его кровь, Мардоний умирал! – крикнул серый в яблоках кентавр.
Фодий обернулся на него, и серый в яблоках замолчал.
– Этот парень разделил его проклятие на двоих. Но он тоже мог умереть! Никто не знал, как сильно Мардоний был проклят. Могло случиться, что проклятья хватило бы и на десятерых, – изрёк он.
– Одна смерть на двоих – это много. В конце концов, нам обоим удалось выкарабкаться, – сказал И–Ван.
И–Ван заметил, что оба соловых кентавра и все гнедые смотрят на него уже другими глазами. Только серый в яблоках, пожалуй, продолжал его ненавидеть.
– Всё равно я не пойму, зачем ты пошёл на это! У тебя же были неприятности! – гнедой, казалось, силился понять.
– Неприятности есть у всех. Если у кого–то нет неприятностей, это значит, что он уже умер, – сказал И–Ван, пожимая плечами.
– Но зачем ты помог кентавру? Ты же маг!
– Я помог кентавру, потому что ему нужна была помощь. И потому что кентавры заслуживают лучшей участи, – сказал И–Ван.
– Кентавры не нуждаются в благодеяниях магов и в их подачках! Лучше бы ты дал Мардонию умереть, – заявил серый в яблоках. Судя по апломбу, с которым он держался, у него было в имени буквы четыре. Но едва ли больше пяти.
Остальные кентавры промолчали, однако И–Вану показалось, что у них другое мнение.
– Мардоний скрывается. В От–И–Тиде у него много врагов. Здесь ему нельзя появляться, – негромко сказал гнедой.
– Значит, я не смогу его увидеть? – огорчился И–Ван.
Фодий оглянулся на остальных. Казалось, он сомневается.
– Нет! Ему нельзя верить, – сказал серый в яблоках.
– А я верю ему, – сказал гнедой. – Давай так… Мы передадим Мардонию, что ты его ищешь. Приходи после заката на побережье к песчаным пещерам. Только приходи один. Надеюсь, ты найдёшь дорогу.
– Я найду дорогу, – пообещал И–Ван.
***
Едва вечерние работы в драконюшне завершились, И–Ван притворился уставшим и, сказав, что идёт спать, отправился в свой тесный закоулок, который был как раз по ширине прикреплённого к балкам гамака. Когда–то здесь располагалась кладовка, где хранились крупные рыбины для кормления драконов. Затем Гуссину вздумалось экономить на крупной рыбе, и теперь драконов кормили мелкой – а точнее, держали впроголодь. Но даже положенной мелкой рыбёшки им доставалась лишь треть. Другая треть разворовывалась старшим драконюхом, а ещё треть средств выделялась казначейством фиктивно, сразу оседая в высокопоставленных карманах.
Оказавшись в закутке, И–Ван положил в гамак несколько камней, накрыл сверху старой попоной и применил известное с древних времён заклинание трёх слюнок, которые, поочерёдно подсыхая, должны были отвечать ночной страже. Убедившись, что со стороны гамак выглядит так, словно там действительно спит человек, И–Ван выскользнул из драконюшни и сразу же, не переходя по длинному молу, где его могла заметить береговая стража, скользнул в воду.
Тело обожгло холодом. Несмотря на то что лето уже началось, вода в океане почти не прогрелась. Посиневшими губами И–Ван быстро пробормотал согревающее заклинание
Это был единственный способ покинуть От–И–Тиду. Сделать это иначе было невозможно. Ни один из слуг Гуссина Семипалого, принесший магическую клятву–присягу на верность Его Величеству, которая своей суровостью и массой ограничений больше походила на длинное самопроклятие, не мог выйти из города, не имея хотя бы разрешения государственной канцелярии. Провести стражу, затесавшись в толпу выходящих из города крестьян, было ещё реально, но невозможно было обойти хитрое заклинание, наложенное на огромные медные ворота с двумя литыми мордами касаток. Створки ворот с грохотом захлопывались, едва пытающийся ускользнуть бедняга перешагивал незримую черту.
Но океан не ворота. Его воды свободны и мятежно–беспокойны, а огромные валы дерзкими пощёчинами век за веком вызывают на бой гранитные волнорезы. Боевым магам От–И–Тиды не наложить на него такого же заклинания, даже если все вместе они будут колдовать в течение века.
И–Ван плыл долго. Лишь когда костры стражи растворились во мгле и стали просто мерцающими точками, он повернул к берегу. Наконец окоченевшие ноги ступили на дно. Выбравшись на берег у старых лодочных причалов, И–Ван огляделся, жалея, что не позаботился выучить заклинание, просушивающее одежду. Правда, в памяти вертелось нечто, но произносить это И–Ван не отважился. Правило первое для всякого мага: никогда не произноси заклинания, если не уверен, что ничего не спутаешь. Часто срабатывают самые нелепые звуковые комбинации. Стоит напутать с одной – единственной буквой, и будешь доживать свой век дождевым червём со знанием иностранных языков или, того хуже, превратишься в колтун на хвосте какой–нибудь старой сторожевой псины. Таких случаев в истории магии даже не сотни – тысячи.
Дрожа от холода, И–Ван стоял на песке и размышлял. Идти вдоль берега было опасно – здесь легко можно нарваться на патруль. Кроме городского гарнизона, От–И–Тиду охраняло несколько сильных отрядов боевых магов, укреплённые лагеря которых окружали город и были разбросаны по всему побережью.
Безопаснее было двигаться по заросшим холмам. И–Ван побежал было, но вскоре, задохнувшись, сбился на торопливый шаг. К тому времени взошла луна, и песок стал казаться белым. И–Ван предусмотрительно обогнул большой холм, на вершине которого с высокой долей вероятности мог оказаться пост. Наконец он очутился у группы невысоких холмов. В одном из них темнело несколько больших провалов. Это и были песчаные пещеры.
И–Ван поднялся по склону. Здесь он остановился и огляделся. Нет, Мардоний ещё не прискакал. Вокруг было пусто. Лишь мертвенно белел песок, да луна равнодушно взирала с небес. И–Ван опустился на песок, приготовившись терпеливо ждать. Так он просидел около получаса, всматриваясь вниз, туда, где в редком кустарнике петляла дорога. Никого и ничего. Тишина. Лишь кричит вдали ночная птица.
Внезапно у И–Вана, должно быть, от усталости закружилась голова. Кустарник слегка расплылся, а расплывшись, точно приблизился. Тени, в том числе и его собственная, сместились, а почему–то