его окрестностях хватает.
На город неумолимо накатывалась ночь. По улицам и площадям, дворцу герцога Дю Билля и недостроенному цирку для магладиаторских боев бродили куцые ночные тени. Дневное светило скрывалось за горизонтом, уходя работать к другим народам и государствам.
Струйка людей на подъемном мосту почти иссякла. Прошли два запоздавших горожанина и с полдесятка темных личностей, отправлявшихся в город на ночной промысел. Один из них пошептался с Псойко Рыжим и что-то сунул ему в руку.
Гуннио посмотрел на браслет, глубоко врезавшийся в широченное запястье. Браслет украшали отвратительные ухмыляющиеся рожи. Вчера вместо черепов были безобидные ромбы, позавчера мудреная вязь, но не это беспокоило Гуннио. Он давно перестал обращать внимание на узоры и даже на то, как браслет выглядит. Главное, чтобы он не нагревался.
– Все, закрываем лавочку! Помогай! – решил Гуннио.
Он испытывал даже облегчение, что таинственный Ягуни не явился. Одной заботой меньше.
Гуннио подошел к тяжелому блоку, приводившему в движение запорный механизм ворот, и стал опускать решетку. Не успел он провернуть блок и на два оборота, размотав цепь, как внезапно медный браслет накалился. Только огромная выдержка позволила ему не взвыть от боли. Мысленно сравнивая браслет со всеми нехорошими вещами на свете, начиная от геморроя и кончая чертовой бабушкой, Гуннио затряс рукой и поспешно закатал рукав.
«ОНИ ЗДЕСЬ! ПРИГОТОВЬСЯ!» – прочитал он.
Гуннио уставился на подъемный мост. Мост был пуст, но невдалеке на дороге темнели две приближающиеся фигуры – одна чуть повыше и пошире помогала другой тащить тяжелый футляр.
Нашаривая в кармане браслет, Гуннио встал в тени ворот, предоставив действовать Псойко Рыжему. Тот, дождавшись, пока странники подойдут, решительно преградил им дорогу секирой.
– Ночная стража! Ворота закрыты! Или раскошеливайтесь, или ночуйте в поле! – скомандовал он.
– А золотой подойдет? От дедушки остался! – сказал Ягуни и, разыгрывая простачка, протянул стражнику монету. Тане, стоявшей рядом с Ягуни, было отлично видно, что это просто черепок от горшка, который он подобрал у ворот с полминуты назад.
Псойко Рыжий едва не уронил секиру. Двойной меркант! Золотая монета Арапса! Это было как минимум в десять раз больше, чем он рассчитывал получить. Разумеется, давать сдачу он не собирался. Стражники, как гаишники, денег не разменивают и сдачи не дают.
– Проходите! – воодушевился Псойко Рыжий, с жадностью хватая черепок.
Незаметно подмигнув Тане, Ягуни сделал несколько шагов, как вдруг тяжелая лапа сгребла его за шиворот. Из тени показалась монументальная фигура рядового Гуннио.
– Ты ведь, парень, Ягуни, да? Ты-то мне и нужен!
– В чем дело, ребят? Может, мало? – удивился Ягуни.
– Ты чего, Гуннио? Он же заплатил! – изумился Псойко.
– Плевать мне на деньги! А ну дай сюда свою руку! Ты! Живо! – прорычал Гуннио, в запястье которого все еще пульсировала боль. Казалось, браслет напоминает ему об обязательстве.
Ягуни попытался сопротивляться, схватился даже за палку, но Гуннио обезоружил его одним движением секиры, после чего рукоятью той же секиры, сопя, прижал его шею к каменному полукружью ворот. Таня, видевшая, что ее приятелю приходится туго, прикидывала, не попытаться ли огреть стражника футляром от контрабаса, как вдруг…
– Привет, кисик! Мальчик с большим топором мерзнет на часах? – промурлыкал кто-то.
Рядовой Гуннио недоуменно повернул свою тяжелую голову в сторону моста и пропал. Пропал раз и навсегда. Даже боль в запястье отступила на второй план. Да и что такое боль?
Старая любовь не умирает. Она может вздремнуть, взять отгул, временно затаиться в памяти, но окончательно она не уходит никогда. Часто она возвращается и пронзает насквозь. Так случилось и теперь. В глазах у Гуннио запрыгали сердечки. Браслет повиновения выкатился у него из руки. Ягуни был позабыт.
Да и как могло быть иначе, когда рядовой Гуннио увидел беглую фрейлину Гробулию Склеппи, слегка запыхавшуюся от быстрой ходьбы. Позади, на всякий случай держа ладонь на рукояти меча, стоял Ург. Но его Гуннио даже не заметил.
– Куда? А плату за вход? – вякнул было Псойко Рыжий, но тут же заскулил. Громадный сапог пятидесятого размера припечатал его ногу к мостовой.
– Ей бесплатно! Всегда и везде! – сказал Гуннио.
Воспользовавшись тем, что внимание стражника надежно переключилось на другой предмет, Ягуни и Таня проскользнули в город и, остановившись у каменного фонтана, откуда видны были ворота, стали дожидаться Урга. Его Таня узнала еще у ворот, но сразу подойти не рискнула.
Вскоре Ург появился вместе с Гробулией. Склеппи была радостно возбуждена и все время хохотала.
– Назначил мне свидание, когда сменится! – похвасталась она Ягуни так, как будто сто лет была с ним знакома.
– Странный тип! – сказал Ягуни, массируя шею. Рядовой Гуннио чуть не сломал ему шею древком секиры.
– Угу! Страшен, конечно, как мертвяк из камнедробилки, но что-то в нем при этом есть – р-р-р-р… – мужское. Шар-рр-ррр-м. Я даже не знаю, может, сходить? – спросила Гробулия, помахав в сторону ворот, где все еще надежно стоял на страже бедный рядовой Гуннио.
– Кстати, как тебя зовут? – спросил маг и фокусник.
– Гробулия Склеппи.
– А я Ягуни.
– Что, Ягуни, и все? Имя, отчество и фамилия в одном блоке? Скромно, но сойдет для плохих времен. Это, кстати, Ург. У него тоже с фамилией не сложилось, – представила Гробулия.
– Урга я знаю, – осторожно сказал Ягуни.
Он уже заметил, что Ург и Таня смотрят друг на друга, и в воздухе повисло напряжение.
– Я же просила не ходить за мной…
– Ты забыла чашу. Вы шли к Хозяйке Медной Горы без чаши! – сказал Ург.
– А ты рад ухватиться за любую соломинку, – заметила Таня чуть мягче. Она подумывала уже о том, чтобы простить Урга.
Но тут в дело вмешался непредсказуемый фактор по имени Гробулия Склеппи.
– Стоп! – сказала вдруг Гробулия, быстро разобравшись в ситуации. – Проясним детали, Ург! Это и есть та девица, ради которой ты тащил меня всю дорогу рысью? Это и есть твоя якобы метательница ножей и вилок? Мрак! Она еще страшнее, чем ты описывал.
«Ну вот, и тут соврал», – подумала Таня, мгновенно разочаровываясь вновь. У нее всегда почему- то разочаровываться получалось значительно быстрее, чем влюбляться, и оттого жизнь приобретала излишнее сходство с наждачной бумагой, о которую соскабливаются все иллюзии.
Тем временем, оставив в покое Урга, Склеппи занялась Таней.
– О! – сказала она. – Дамочка с роялем! Как тебя зовут, дамочка с роялем?
– Не нарывайся, пастушка! Это контрабас. Если будешь плохо себя вести, я ведь могу и сыграть, – ответила Таня.
Гробулия хихикнула.
– Пощади мои хорошенькие ушки! Знаешь, как твой приятель тебя описывал? Страшная, растрепанная, нос с бородавкой! Я просто ухахатывалась! Ну-ка повернись в профиль, может, я еще чего-то не разглядела?
Таня искоса взглянула на Урга. Тот выглядел подавленным. Ладно, с ним она разберется позднее.
– Но рысью-то по дороге бежала ты, а не я… – произнесла Таня.
– Нет. Ты языкастая, но мне ты не нравишься! – сказала Гробулия задумчиво.
– Какой удар! Но, увы, я посыпаю голову пеплом по другим дням. Сегодня у меня выходной, –