схватил письма и хотел читать, но вспомнил, что нужно расплатиться. Заглянув в рюкзак, он нашел гам только большой тульский пряник, твердый, как камень, да и к тому же надкусанный.
Купидончик, с нетерпением наблюдавший за Ванькиными манипуляциями, разочарованно пискнул и, спустившись на пол, деловито направился на кухню обирать Дурневых. Оказалось, у него есть кое-что и для них. Виновато сжимая в руке пряник, Ванька смотрел, как он удаляется вперевалку. Да, целеустремленный младенец - с луком, колчаном, подрыгивающими на лопатках золотистыми крылышками и большой, тащившейся по полу почтальонской сумкой… Такой далеко пойдет!
С кухни немедленно стали раздаваться охи и ахи. Тетя Нинель всегда бурно реагировала на письма от Пипочки. Но и она не умела взвизгивать и подвывать так громко, как подхалимствующий Халявий. Дяде Герману пришлось даже цыкнуть на него.
– Ну и не надо! За вас же ить радуюсь! Свиньи вы неблагодарные! Никакого внутреннего благородства! - с навернувшимися слезами заявил оборотень и от обиды украл у тети Нинель пудреницу.
Минут двадцать спустя, когда Ванька уже прочитал все Танины письма и теперь делал это во второй раз, в комнате вновь появился знакомый купидон, уже перекормленный и покрывшийся от неумеренного употребления шоколадных конфет с коньяком крупными диатезными пятнами. Крылатый младенец тупо посмотрел на Ваньку осоловелыми глазками и, видно вспомнив, что тот с ним так и не расплатился, потянулся за стрелой. К счастью для Ваньки, младенец так назюзюкался, что, прицеливаясь, уронил лук. Великодушно махнув рукой, мол, живи покуда, раз такая твоя планида, купидончик вскарабкался на табуретку и, перевалившись животом через край лоджии, ухнул вниз. Опасаясь, что он разобьется, Ванька кинулся смотреть… Но нет, амура непросто было сбить с крыла. Он уже уносился порывистым воробьиным полетом, то и дело проваливаясь в невидимые воздушные ямки. Из перевернувшегося колчана нескончаемым дождем сыпались стрелы. Влюблялись все и вся - коты, голуби, хмурые дворники, пьянчужки, вместе с одеколоном впитывающие лучи солнца, озабоченные автовладельцы, мамаши с колясками и даже старушки, выгуливающие раскормленных древних мопсов. Раскормленные мопсы тоже влюблялись, хотя у них это и неважно получалось. Даже на рассохшейся деревянной скамейке проклюнулись почки.
Кажется, дом на Рублевском шоссе и все его окрестности вскоре должна была охватить эпидемия свадеб.
Ванька лежал на кровати, закинув руки за голову, и думал о Тане. Ему ужасно хотелось послать к ней купидона с письмом, но существовал строгий запрет Сарданапала. Там, в Магществе, тоже кое-что соображают. Почти наверняка за Таней следят, а за куполом Буяна и теперь еще встречаются летучие патрули.
Испытав неодолимое желание увидеть Таню, если е саму, то хоть ее портрет, Ванька сел и принялся дарить в рюкзаке. Ага, вот! Это была простенькая оживающая фотография в рамке - из тех, что делал своим магоратом заезжий колдун с Лысой Горы. Тане на ней было лет двенадцать, не больше. На фото она была бойкая, круглолицая, кудрявая, как барашек. Различим был даже легкий, едва заметный след от родинки-талисмана, позднее исчезнувший. К Ваньке фотография относилась несерьезно: то и дело высовывала язык, а когда Ванька пытался поцеловать ее - хохотала и ласточкой ныряла за срез рамки.
Внезапно в рюкзаке у Ваньки кто-то глухо закашлялся. Ванька сунул в рюкзак руку и нашарил небольшой дорожный зудильник, который дал ему с собой Ягун. Это был старый фамильный зудильник Ягге. С обратной стороны гвоздем было нацарапано: 'Принадлежид Игуну. Сваруеш - убю!'
– А это чего? - помнится, спросил тогда Ванька.
– Маленький был. Только писать научился - стал все подписывать. Даже бабусю, помню, подписывал. 'Бобуся Ягуна'. Она стирает, а я в слезы. Ору: 'Не хочешь быть моей бабусей, так и скажи!' - неохотно пояснил играющий комментатор.
Зудильник был заговорен так, что работал только на прием, Так было безопаснее всего. На этом настоял Сарданапал, опасавшийся, что Магщество будет просматривать весь магфир.
К удивлению Ваньки, вместо неизменной Грызианы на экране зудильника возник Бессмертник Кощеев в новых парадных доспехах. Нагрудник сиял так, что больно было смотреть. Посеребренная черепушка Бессмертника светилась довольством.
– О, Бессмертник Кощеев собственным трупом! Послушаем, что он умного скажет! - заметил Ванька, разворачивая рамку с портретом к зудильнику, чтобы и Таня тоже посмотрела.
'Кхе-кхе… Уважаемые маги! Магщество Продрыглых Магций в моем лице с радостью сообщает вам, что следствие по делу об убийстве Гурия Пуппера значительно продвинулось. Несколько часов назад в Тибидохсе арестована Татьяна Гроттер, девочка, которой не должно было существовать в природе, но которая между тем имела наглость родиться.
Ей предъявлено обвинение в сообщничестве, подстрекательстве к убийству и укрывательстве Ивана Валялкина, известного также в магфиозном мире как Джон Вайлялька. Девица, появившаяся на свет как мерзкая пародия на мировое достояние и имевшая наглость достичь уже почти совершеннолетия, препровождена в Дубодам под усиленным конвоем и будет находиться там, пока Ванька Валялкин добровольно не отдаст себя в руки правосудия. Времени у него, однако, не слишком много, поскольку в Дубодаме очень быстро старятся и умирают… В случае, если Валялкин явится, Татьяна Гроттер будет, возможно, отпущена. Однако не исключено, что ей еще некоторое время придется пробыть в Дубодаме, и тогда им с Ванькой будут отведены самые тесные и темные камеры в разных концах магической тюрьмы, чтобы они не могли ни видеть, ни слышать друг друга.
Но это уже мечты, кхе-кхе… Что-то я сегодня какой-то мечтательный, какой-то очень уж творческий… Кхе… Прошу извинить меня за кашель. Всю ночь считал деньги. У меня в подвалах ужасно сыро, хотя и не так сыро, как в Дубодаме'.
Ванька вскочил и, не сдерживаясь, ударил кулаком в самый центр зудильника. Мятое блюдо обидчиво загудело. Видно, ему в первый раз приходилось отдуваться за других.
А Ванька уже мчался к Дурневым, налетая на углы и пугая таксу. Фотография Тани, забытая на стуле, махала руками и мотала головой, точно пыталась отговорить его. А потом, поняв, что это бесполезно, бессильно зарыдала.
Тетя Нинель как раз целовала письмо Пипочки, а Халявий с дядей Германом шлепали картами с таким азартом и остервенением, что даже кто-то из них сбросил локтем со стола дурневский мобильник, Они играли в двадцать одно, и дядя Герман постоянно выигрывал, потому что Халявий умел считать только до десяти включительно и доверял подсчет своих очков братику. Сообщения Бессмертника они не слышали, поскольку зудильник тети Нинель, присланный дочуркой, лежал в шкафу в спальне.
– Перстень! - крикнул Ванька. - Отдайте перстень!
– С какой это радости? Пупперчик, что ли, нашелся или его тетя решила тебя усыновить? - едко поинтересовался Дурнев.
– Я улетаю! Таня в Дубодаме! Бессмертник Кощеев бросил ее в тюрьму!
Дядя Герман торжествующе воздел к потолку тощий палец.
– О! О! О! Что я говорил! Нинель, ты слышала? Гроттерша в тюрьме! Я предсказывал это, когда она была еще младенцем! Дети, которые так рано начинают ходить на горшок и так нагло таращатся на старших по званию, всегда попадают в тюрьму!
– Хм… Ну дела… Когда это они успели ее засадить? Купидон вроде только что прилетел. И Пипочка ничего про это не писала, - подозрительно спросила тетя Нинель.
– Это только что случилось. Несколько часов назад… Если я сдамся, они ее отпустят!
– Ишь, шустрые какие! Взяли и в тюрьму! - покачала головой мадам Дурнева. - Ну да во всем нужно видеть хорошие стороны. Она перестанет прилетать к нам без предупреждения. Сваливается вечно как снег на голову…
Халявий тоже хотел было что-то вякнуть в том же духе, что и Дурневы, но Ванька посмотрел на него с таким бешенством, что карлик сразу затух.
– А я что? Я существо маленькое… Я тут в карточки играю… Тузики, королики - мне чужого не надо! - забормотал он.
