с издевкой воскликнул карлик.
— НЕТ. Я ИЗГОНЯЮ ТЕБЯ СИЛОЙ НЕПРОДАННОГО ЭЙДОСА! — произнес Ванька по наитию, которое с каждым мгновением перерастало в уверенность.
— Что ты сказал? Силой чего? — спросил карлик страшным голосом. И хотя голос его не был громким, все внутри Ваньки содрогнулось, точно кто-то ударил в гулкий колокол.
— Силой моей человеческой души… Души не мага, человека! — спокойно повторил Ванька.
Карлик рванулся к нему, но застыл, стирая в порошок пильчатые зубы. Неведомая сила отбросила его от Ваньки. Карлик стоял, тяжело дыша. Лицо его желтело. Из прокушенной губы текла зеленоватая, светящаяся кровь.
— Я сейчас тебя уничтожу! Защищайся! Используй магию! Ставь блоки! — прошипел он.
— Нет, никакой магии… — сказал Ванька. — Чтобы изгнать тебя, мне не нужен даже перстень. Смотри!
Таня не верила глазам. Ванька скрутил с пальца кольцо и небрежно отбросил. Карлик попятился. Незримая сила оттеснила его еще дальше, к стене. Похоже, без магического кольца, Ванька стал только сильнее.
— Властью свободного эйдоса, я приказываю тебе сбросить личину! Стань таким, каков ты есть! — произнес Ванька все с той же уверенностью.
Карлик содрогнулся, закричал, схватился за лицо. Пепельная кожа, редкие волосы, мохнатые уши — все исчезло. Остались лишь красные, горящие как угли глаза. Видно, они были его собственными. Минуту спустя рядом с Ванькой, закрываясь руками, дрожало горбатое, жалкое, ненавидящее все на свете существо. На шее у него покачивалась на цепочке длинная серебристая сосулька.
Тангро, наконец, вырвался из сумки, вылетел из круга и, отважно атаковав горбуна, выдохнул пламя, спалив ему брови. Но тому было уже не до дракона и не до жемчужины. Горбун схватился руками за сосульку, выкрикнул что-то угрожающее и… исчез. Провалился. Лишь на полу у табурета темнела темная, быстро затягивающаяся дыра, и все никак не мог остановиться, подпрыгивая на полу, лишенный жемчужины перстень Зербагана.
— Ванька! Он погиб, да? — крикнул Ягун.
— Тебе отвечу я. К сожалению, он бессмертен, — сквозь зубы ответил Сарданапал.
— А куда он делся?
— Всего лишь вернулся в Тартар. Магия Древнира не смогла его удержать. Слишком много плененных эйдосов… Сила слишком велика…
— Но кто это был? А? Не маг, нет? — растерялся Ягун.
Академик покачал головой.
— Это был не маг. Темный страж в личине мага… Похоже, сам карлик Лигул, глава канцелярии мрака. Собиратель коллекции редчайших артефактов… У меня были сомнения, но когда он сбросил личину, все стало ясно… — отвечал он.
Видя, что атаковать больше некого, Тангро успокоился. Он сел к Ваньке на плечо и с ним вместе вышел из темницы. Сарданапал повернулся к нему.
— Откуда ты знал, что нужно сказать? — спросил он у Ваньки.
— Просто почувствовал. Я много читал последнее время… — коротко ответил тот.
Таня ободряюще коснулась руки Ваньки (как же она любила его в этот момент!) и шагнула к академику.
— А этот… Лигул… он не получит жемчужину? Не нападет снова? — спросила она озабоченно.
Академик покачал головой.
— Надеюсь, что нет. Я смогу извлечь жемчужину без вреда для Тангро и уничтожить. Это вполне в моих силах. О жемчужине можете забыть.
В третьем часу дня на площадке перед подъемным мостом, готовясь к отлету, собрались все выпускники. Настроение у большинства, как всегда бывает при разлуках, было вокзальное. Где-то вспыхивали короткие, сразу погасавшие ссоры. Кто-то торопился. Кто-то обнимался. Кто-то обменивался адресами. Кто-то подзывал купидонов и что-то нетерпеливо объяснял им. Купидоны, недавно одетые пуританином Поклепом в цензурные, великанских размеров спортивные трусы, подтягивали их до шеи и шмыгали носами.
— Ну что, вот и всё? «Прощай! Прощай! Ничего не обещай?» — обращаясь сразу ко всем, спросила Гробыня Склепова.
Она стояла рядом с Гломовым, одетая в комбинезон. Верный Гуня, навьюченный несколькими чемоданами, держал в руках еще и два пылесоса. Он сердито сопел, а на лице его читалось: «нучтополетеливседосталискокаможно!»
— Улыбайся, Гунечка! Улыбайся и будь проще! У тебя отличная доброжелательная улыбка времен раннего неолита! — посоветовала ему Склеппи.
Гуня невнятно прорычал, что у него своих вещей одни носки, и что в другой раз он столько барахла не попрет.
— Хорошо, Гломов!.. В следующий раз мы оставим твои носки дома! Ты рад? — спросила Гробыня, поощрительно целуя его в нос. Гуня оттаял.
Гробыня продолжала со всеми прощаться. Она делала это неторопливо и вкусно. Обнялась с Риткой Шито-Крыто, Дусей Пупсиковой и даже с Веркой Попугаевой, хотя, обнимая Верку, и скорчила незаметно рожу.
В другой части площадки безраздельно царил Ягун. Он, как и Таня, оставался в Тибидохсе и никуда не собирался. Правда, пылесос он все равно захватил, чтобы проводить бывших однокурсников до
— Прости-прощай! Залетай на чай! — сказал он Жикину, попавшемуся на его пути.
— Я не люблю слова «прощай!» Я люблю «до свидания»! Мы еще увидимся, обязательно! Пока, девочки! — с роковым видом уронил в пространстве Жора Жикин.
Третьекурсницы зарыдали. Две девушки упали в обморок и очнулись лишь, когда к их ноздрям поднесли нашатырь. Баб-Ягун похлопал Жикина по плечу.
— «До свидания» это хорошо. Ты у нас давний свиданоман. Слушай, Жорик, просто между нами! У тебя есть какая-нибудь возрастная планка, ниже которой ты на свидания не ходишь? Ну там двенадцать лет или хотя бы десять?! — шепнул он.
Жикин вспыхнул.
— Я тебя презираю, ничтожный шут! Умоляю больше ко мне не обращаться! — произнес он отчетливо.
— Так и быть, Жика! Я рассмотрю твою просьбу, раз ты так уж умоляешь! — сказал Ягун и, утратив к Жоре интерес, отправился к Горьянову. Подробностей их расставания история не сохранила.
Бейбарсов, стоя рядом с Зализиной, нет-нет, а беспокойно посматривал в Танину сторону. Лизон тихо психовала и раз семь уже успела громко произнести:
— Ну так что? Мы полетим куда-нибудь или как?
Разумеется, ей никто не отвечал. «Ничего, ничего… — думала Зализина, — мы улетим, и он ее забудет! Я его заставлю! Он моя собственность!»
Таня же не вспоминала о Глебе. Для нее существовал лишь Ванька, отважно защитивший всех от Лигула. Сейчас этот долговязый, растерянный и бесконечно упрямый балбес вновь улетит в лес и засядет там в своей глухой избёнке. И она ничего — совсем ничего — не сможет сделать с его сумасшедшим упрямством! Может, правда, всё бросить и прилететь к нему?
Тане казалось, что две равновеликие силы разрывают ее душу на части. Одна ее часть хотела полететь с Ванькой. Другая настойчиво повторяла, что ее место здесь, в Тибидохсе, и что если они с Ванькой любят друг друга, разлуку — пусть даже она будет длиться полгода или даже год — прекрасно можно перенести. Разлука страшна лишь слабым сердцам. Сильные сердца она лишь закаляет.
— Э! Ну дела! Кто ж так прощается? Стоят и молчат, как два великих молчальника! Кого хороним? — спросил Ягун, обнаруживаясь вдруг с ними рядом.
Ни Ванька, ни Таня ему не ответили.
