удаляющиеся фигуры! Девушка на берегу! Заезженно и потому скучно! Это все не о нас и не для нас… Я хочу, чтобы ты закрыла глаза и досчитала до ста! Когда ты откроешь их, меня уже не будет, - сказал Ванька.
– Но я не хочу! Не буду!
– Сделай это для меня! Прошу тебя! Не спорь! Таня засмеялась. Ей почему-то не верилось, что
Ванька может улететь. Счастье захлестывало ее.
– Закрой глаза!
Голос Ваньки стал властным. Таня уступила. Мгновение спустя она почувствовала Ванькино дыхание и его поцелуй. Таня продолжала сидеть с закрытыми глазами, ощущая себя галчонком, которого обещали покормить червяком, но надули. Она слышала, как Ванька развязывает рюкзак, и из рюкзака пахнет рыбой. Вот он открывает бак. Защелкивает его. Вот заводит пылесос, уступивший лишь с третьей попытки.
– Девяносто девять! - сказала Таня.
– Не жульничай!… Я тоже считаю! Еще и сорока нет! - строго сказал Ванька.
– Но я буду жульничать!
– Потерпи! Скоро я вернусь, и мы будем вместе уже навсегда! - с каким-то странным, почти роковым выражением произнес Ванька.
Когда шум пылесоса смолк, Таня открыла глаза. Ваньки уже не было. Только следы на песке и кучка просыпанной чешуи. Радуга Грааль Гардарики полыхнула на горизонте, и ее вспышка слилась с первыми лучами солнца.
Таня подождала, пока солнце совсем покажется из воды. Она еще раз оглянулась на Серый Камень, села на контрабас и полетела в Тибидохс.
Когда она вернулась в свою комнату, то обнаружила Ягуна, без зазрения совести дрыхнущего на ее кровати. Играющий комментатор был в забрызганном грязью комбинезоне и высоких шнурованных ботинках, на которых они с Лотковой конкретно помешались.
Таня растолкала его. Не желая просыпаться, Ягун дважды назвал Таню 'бабусей', швырнул в нее подушкой и попытался натянуть на голову одеяло, однако Тане удалось стащить его с кровати. Сидя на полу, играющий комментатор медленно просыпался
– Ты будила меня негуманно, гадкая фука! Надо было ласково дуть мне в ушко. Л когда я швырнул подушкой, нужно было вернуть ее мне с приятным и радостным выражением лица, - капризно заявил Ягун.
– Ты бы бросил ее снова! Ягун зевнул.
– Правильно, дщерь моя! Я бы кидал ее в тебя раз десять подряд и всякий раз понемногу просыпался. Кроме того, я люблю ощущать аромат све-жесваренного кофе. Давай я опять лягу, ты подоткнешь одеяльце и потренируемся еще раз!
– Ягун, ты что, свинья? Ты хоть ботинки мог снять, прежде чем лезть на чистое покрывало?
– Ты декларируешь два утверждения, на которые нельзя дать один ответ. Это неэтично. И вообще, какая же я свинья? В худшем случае, симпатичный юный кабанчик! - возмутился играющий комментатор.
– Ягун, я тебя убью!
– Не убьешь. Ты мне все простишь, потому что ночью я вернулся от Ваньки и безумно устал, - сообщил Ягун.
Таня расхохоталась. Ну и чушь! Такое и от Ягу-на нечасто услышишь!
– Ты вернулся от Ваньки? Ну конечно! Был у него на Иртыше?
– Угум. Чтобы пригласить его к Шурасику. В Ванькиной глуши зудильники берут раз в сто лет. Никакого приличного покрытия. Все приходится делать лично. Бедный, бедный я трудоголик! Прошу записываться в очередь, чтобы гладить меня по головке! - удовлетворенно сказал Ягун.
– А обратно ты что, вместе с Ванькой летел? - продолжала допытываться Таня.
Ей захотелось подыграть Ягуну, чтобы послушать, как он врет,
– Кто летел-то? Когда бы я успел на пылесосе туда и обратно? Ясный перец, меня к нему бабуся телепортировала. Ну и дыра, скажу я тебе! Я б взвыл… Куда ни плюнь - всюду природа: елки, трава, волки всякие… Никакого нормального общения. Не, точно взвыл бы! - жизнерадостно сообщил Ягун.
Таня давно успела изучить эту особенность Ягуна. Играющий комментатор все на свете примерял на себя. Все измерялось у него в ягунчиках: время, эмоции, предметы. Стоило, к примеру, похвастаться новым зудильником или пылесосом, как Ягун немедленно выдавал: 'Я б от такого тоже не отказался!' или 'Я б такой даром не взял!' И это при том, что лично Ягунчику ничего и не предлагали.
– Ягун! Ну признайся, что ты врешь! Не был ты у Ваньки!
– Был!
– Ну хорошо! Пусть был! Но спорим: ты Ваньку не застал, - уверенно сказала Таня.
Чтобы в полночь попасть к Серому Камню, Ванька должен был вылететь вчера не позже часа дня. В час же дня Ягун еще был в Тибидохсе. Так что телепортация пока что ничего не объясняет.
Ягун посмотрел на Таню и прищелкнул языком.
– Почему не застал? Очень, даже застал! Мы с ним чай пили травяной… Вообще ничего чай, но я б такой долго пить не мог. Чай с мятой - это я понимаю. Чай с малиной - тоже понимаю. Но чай с мятой и малиной, в котором нет самого чая, - это просто мамочка моя бабуся что такое!
Таня недоверчиво уставилась на Ягуна. Сомнений нет, Ягун валяет дурака. На буйное воображение не наденешь смирительную рубашку.
– Жеребенок у Ваньки ничего, прикольный. Шарахался от меня, правда. Хотя от меня драконами пахло. Лошади этого не любят, - продолжал Ягун.
– Поклянись, что ты только что был у Ваньки!
– С какой радости?
– ПОКЛЯНИСЬ! - крикнула Таня так, что струны контрабаса поймали тон ее голоса и загудели.
Ягун обиделся.
– Чего вопить-то? Ну испачкал я тебе одеяло! Клянусь, что я только что вернулся от Ваньки. Разрази громус! Теперь довольна? - сказал Ягун.
Клятва смутила Таню. Ни у одного шутника не хватило бы смелости поклясться громусам.
– А, да! - продолжал Ягун. - Я чего среди ночи-то к тебе завалился? Хотел записку от Ваньки отдать, а тебя нет… Держи!
Одолеваемая скверным предчувствием, Таня развернула сложенный вчетверо лист.
Таня бросилась к корзине, в которую она положила записку Ваньки, полученную сегодня во время обеда. Ей внезапно захотелось сличить почерк и бумагу. Одурительный драконбольный мяч, свитера, зудильник - все на месте. Но где же записка? Ага, скорее всего под конспектами! Приподняв нижнюю тетрадь, Таня увидела серый пепел.
– Что случилось? - жизнерадостно спросил играющий комментатор.
– Ничего.
– Ага! И всякий раз, когда случается 'ничего', ты стоишь с лицом перепуганного младенца, потерявшего в супермаркете родственников?
– Ягун! Сгинь! Умоляю! Я хочу побыть одна! - едва выговорила Таня.
Почему-то она ощущала, что ни с кем не сможет поделиться своим подозрением, даже с Ягу- ном.
Ягун закивал с умильным видом китайского официанта, получившего тупой заказ на блюдо японской кухни.
