Хозяин постоялого двора сломался в поклоне. Не забыли еще в Приграничье алых владетельских плащей. Хозяин, молодой упитанный мужик, внушал доверие и надежду, что в этом заведении их прилично покормят. Дружинники Гоголандского уже расседлывали коней, гуяры Хольдрика требовали вина. Словом, все как всегда. За неделю пути благородный Арвид уже привык к походной жизни и сейчас более всего беспокоился о внучке: не заболела ли прекрасная Далла? К такому покупателю, как благородный Леир, грех являться с подпорченным товаром. Хольдрик помог девушке выбраться из кареты. Слава Богу, выпорхнула она оттуда птичкой и запела, зачирикала к большому удовольствию озабоченного деда. Хороша девка, ничего не скажешь. Ишь как благородный гуяр старается угодить красавице, землю копытом роет. У Леира тоже, говорят, губа не дура, должен он по достоинству оценить привезенное Арвидом голубоглазое сокровище. Такой только и рожать киммаркских королей. Сам бы Леир только не оплошал.
Гоголандский проводил глазами внучку и с удивлением уставился на двух рослых коней, принадлежащих, надо полагать, гостям постоялого двора. Кони, судя по всему, уже отдохнули и нетерпеливо перебирали ногами, нервно реагируя на поднявшуюся вокруг суматоху.
– По-моему, это горданская порода, – неуверенно заметил Гоголандский подошедшему окту.
– Я о них слышал, но вижу в первый раз, – благородный Хольдрик погладил ближайшего коня по сухой мускулистой шее. – Надо бы повидаться с их хозяевами. Я готов заплатить любые деньги, чтобы въехать в Хальцбург на таком коне.
Гоголандский только головой кивнул. Черного жеребца горданской породы он пытался добыть из-под Беса Ожского, да меченый тогда ушел из Хальцбурга невредимым. Где теперь тот меченый и где тот конь – давно истлели в земле вероятно.
– Захотят ли еще продать, – усмехнулся в седые усы Гоголандский. – Владельцы таких коней, вероятно, люди не бедные.
Хольдрик вопросительно взглянул на хозяина постоялого двора. Упитанный мужик смущенно замялся и вовсе не потому, что собирался скрыть правду от благородных господ, просто затруднялся с ответом.
– Люди, безусловно, благородные, – разродился он наконец. – А по мне лишь бы платили.
Посетители трактира, по виду простые мужики из соседней деревни, дружно потянулись к выходу, не желая, видимо, стеснять своим присутствием благородных господ. Да оно и к лучшему: не хватало еще в дополнение к октским вшам нахвататься приграничных. В трактире было относительно чисто. Земляной пол был тщательно подметен и даже посыпан речным песком. Гоголандский беспокоился о внучке, но, как выяснилось, напрасно, расторопный хозяин уже предоставил ей лучшее помещение. Приличные комнаты будут выделены и благородным господам, как только их освободят постояльцы.
– Они уезжают?
– К счастью да, – рассыпался мелким бисером хозяин, – иначе я сгорел бы от стыда, предлагая благородным гостям помещения, не соответствующие их рангу.
– Ого, – воскликнул Хольдрик, – похоже, нас собираются разместить в хоромах.
Однако хозяин стоял на своем, видимо в расчете на хорошую плату: хоромы или не хоромы, но комнаты вполне приличные. Пока же он предложил гостям присесть к столу, который тут же поспешно вытер чистой тряпкой. Глиняный кувшин с аквилонским вином появился на столе через мгновение вместе с двумя стеклянными бокалами суранской работы.
– Отец мой родом их Хянджу, – поведал хозяин, – осел здесь еще во времена Храма, когда обозы ходили к Большой воде косяками. Хорошие тогда были времена.
– А сейчас? – холодно поинтересовался гуяр.
– Так и сейчас все хорошо, – спохватился сын расторопного отца. – Хвала благородному Леиру, дело налаживается, гости у нас не редкость.
Словно бы в подтверждение этих слов со второго этажа по лестнице спускались два молодых человека в алых плащах. Впрочем, алые плащи сейчас носят и многие гуярские вожди. Взять хотя бы того же Хольдрика, которому лэндский владетельский плащ весьма к лицу.
– Позвольте узнать ваши имена, благородные господа, – вежливо обратился к незнакомцам Хольдрик.
Окт говорил по-гуярски, считая, видимо, молодых людей соплеменниками, но, по мнению Гоголандского, Хольдрик ошибался. Незнакомцы были слишком темноволосы для гуяров, особенно младший, по виду совсем мальчик, лет пятнадцати-шестнадцати, не больше. Черные как смола кудри кольцами выбивались из-под его берета, а в больших и темных глазах Арвиду почудилось и вовсе нечто знакомое. Алые плащи были небрежно наброшены на левое плечо с перехватом под правую руку и застегнуты золотой застежкой на груди. Так плащи носили только меченые из-за мечей, висевших на спине. Правда у меченых плащи были черными.
– Ярл Эйрик Мьесенский, – назвал себя старший, – а это мой брат, ярл Агмундский.
Молодой человек говорил по-гуярски с сильным акцентом, подтвердив тем самым правоту Арвида. Хольдрик бы удивлен этим обстоятельством, а у Гоголандского холодок пробежал вдоль хребта.
– Благородный Леир столь благоволит к лэндцам, что начал возвращать им замки? – В голосе Хольдрика насмешка мешалась с возмущением.
– Кто из вас владетель Гоголандский? – спросил младший негромким мальчишеским баском, но Арвиду отвечать на этот вопрос почему-то не хотелось.
– По-моему, это проходимцы, – заметил он негромко. – Надо бы позвать наших людей.
Благородный Хольдрик открыл было рот, но тут же его и закрыл, не успев издать ни звука. Меч буквально вылетел из-за плеча молодца, именовавшего себя ярлом Мьесенским, и острие холодного клинка защекотало горло окта. Владетель Гоголандский сидел тихо, как мышь, а на плече его лежал меч ярла Агмундского.
– Если нас убьют, то хотелось бы знать за что? – откашлялся Хольдрик. – И кто вы, собственно такие?
– В Суране нас называют двурогими, а здесь в Лэнде – мечеными. Не так ли, владетель Арвид?
Гоголандский вздохнул и попытался приподняться с лавки. Однако узкий меч лежал на его плече неподъемным грузом.
– Что вам от нас нужно?
– От тебя Хольдрик из Октов нам не нужно ничего, а вот Арвид Гоголандский должен нам целых три жизни: ярла Грольфа Мьесенского, его сына Эйрика и владетеля Фрэя Ульвинского. Я мог бы продолжить список, но, думаю, в этом нет необходимости. Если Гоголандский забыл имена убитых им людей, то скоро их ему напомнят в аду. Повелением короля Кеннета Нордлэндского, ты, Арвид владетель Гоголандский, приговариваешься к смерти через отсечение головы.
– Какого еще Кеннета Нордлэндского? – Хольдрик вздрогнул от горячих капель крови, упавших на лицо. Голова Арвида Гоголандского волчком закружилась на столе, а обезглавленное тело еще продолжало пребывать в неподвижности.
– К сожалению, у нас пока нет палача, – хладнокровно пояснил потрясенному Хольдрику синеглазый Мьесенский, – приходиться все делать самим.
Молодые люди удалились раньше, чем из глотки Хольдрика вырвался крик:
– Эй, кто-нибудь, на помощь!
Зов его был услышан, но, к сожалению, еще раньше во дворе раздались лошадиное ржание и топот копыт. Убийцы благородного Арвида покинули постоялый двор раньше, чем прибежавшие на крик дружинники и окты смогли понять, что же здесь случилось. Посланная вслед погоня вернулась почти сразу, везя с собой четырех убитых и трех раненных. На дороге их поджидала засада: с десяток стрел вылетело из мрачной глубины Ожского бора, и этого было достаточно, чтобы пыл преследователей мгновенно угас.
Благородный Хольдрик осушил подряд два кубка аквилонского вина и слегка опамятовал после пережитого потрясения. Ко всему привычный хозяин приказал слугам заняться обезглавленным телом несчастного Гоголандского.
– Что это еще за меченые? – спросил Хольдрик у хозяина, выслушав отчет вернувшихся с пустыми руками дружинников.
– Было в Приграничье такое племя восемьдесят лет тому назад. Потом их сыновья грабили караваны на наших дорогах. Это уже при моем отце было, лет сорок назад. Король Гарольд их истребил, но, выходит, не всех, иначе откуда этим-то взяться.
– А ты куда смотрел негодяй? – грозно надвинулся на хозяина постоялого двора Хольдрик.
– Кто ж знал, – развел тот руками. – Заплатили как люди, переночевали.
– А Грольфа Мьесенского действительно убил благородный Арвид?
– При мне это было, – подтвердил хозяин, – на площади перед собором. Многих приграничных владетелей порубили тогда дружинники Гоголандского и Норангерского. Перед гуярами выслуживались.
– Но-но, – предостерег его Хольдрик. – Ты, я вижу, чужой беде рад.
– Может, и не рад, но и печалиться мне особенно нечего.
После еще одного кубка аквилонского вина Хольдрик пришел к выводу, что хозяин постоялого двора, пожалуй, прав. Благородный Арвид поплатился за старые грехи, а значит, нет повода для переживаний. Все мы там будем, в конце концов. А вот благородному Леиру стоило бы побеспокоиться: черт знает кто бродит по дорогам благословенного киммаркского королевства.
Глава 5
Возвращение достойного Эшера
Достойный Исхан был до глубины души возмущен вторжением в его дом непрошенного гостя. Мало нам гуярского хамства, так уже свои ведут себя хуже завоевателей. Ворота усадьбы распахнуты настежь, двор буквально забит гружеными телегами, а посреди этого беспорядка стоит рослый человек и без зазрения совести командует чадами и домочадцами Исхана. С губ торговца готово уже было сорваться суранское ругательство, но в эту минуту непрошенный гость обернулся и обнажил в улыбке тридцать два великолепных зуба. Похоже, пятнадцать птицей пролетевших лет не отразились ни на внешности, ни на веселом нраве достойного Таха, сына почтенного Ахая, внука посвященного Вара. Нельзя сказать, чтобы достойный Исхан очень уж обрадовался встрече. От достойного Таха можно было в равной степени ждать и большого прибытка, и большой беды. Торговец предпочитал иметь дело с его отцом, почтенным Ахаем, человеком опытным и осторожным. Кое-что о приключениях достойного Таха в Азрубале суранцу было известно от зятя, которого раньше звали Эшером, а теперь по вине все того же Таха, просто Лумом. Конечно, посвященный Магасар, да продлятся дни его вечно, своего сына не забывал, но каково человеку знатного рода прозябать в неизвестности. А узнай, скажем, харогские торговцы, что зятем достойного Исхана является сын посвященного Магасара, отнюдь не последнего человека при дворе почтенного короля Гитардии Рикульфа, насколько бы вырос бы его авторитет в их глазах.
– Рад приветствовать тебя в своем доме, достойный.
– Я тоже рад, старик, – покровительственно похлопал Исхана по плечу меченый, – как рад и тому, что сын посвященного Магасара уговорил таки твою красавицу дочь. Кстати, у тебя только одна жена, достойный Эшер?
– Одна, – поспешно отозвался Эшер, давно уже, впрочем, привыкший к своему новому имени, и бросил смущенный взгляд на жену, которая, подбоченясь, нелюбезно посматривала на любопытного гостя.
– Для горданца одной жены мало, – объявил Тах. – Это противоречит нашим обычаям.
