— Хватит. Казанова уже пристрелил одного, теперь бьется, как муха в паутине. Вон, кажется, сожительский дом. Ты прямо к окнам-то не подъезжай, сдурел, что ли?
Сожитель снова в подвал спрячется. Любит он такие места.
Музыкант остановил машину в пятидесяти метрах от дома.
— Значит, так, очень культурно спрашиваем Андрюшу. Серега, ты понял? Культурно.
Музыкант, имевший довольно суровую мужскую комплекцию, приобретенную, вероятно, не столько по наследству, сколько в результате постоянных упражнений с виолончелью, славился на все РУВД своими резкими задержаниями.
— Если его нет дома, так же культурно узнаем, где он и когда прибудет.
— Кем представимся?
— Ну, как всегда. Лучшими друзьями.
Собаки в доме не оказалось. Раньше, может, и была, но Андрюша, наверное, использовал ее как учебное пособие. Задушил и закопал.
Викулов, поднявшись на крыльцо, несколько раз постучал в дверь.
Здесь, видимо, было не принято спрашивать: «Кто там?».
Дверь благополучно открылась. Благополучно открывший мужчина благополучно стоял на пороге.
— А, здрассте. Андрей-то дома?
— Здравствуйте, он ушел. А вы кто будете?
— Неужели не видно? Лучшие друзья советской пионерии. Ну, и его, конечно. Помните классическое? «Это Игорь и Юля. А это т друзья, молодые коммерсанты…» Так где Андрюха? Все ж из города ехали, столько бензина сожгли. Да и «тачку» угнали чужую.
Шутка.
— Я не знаю, он не сказал. Ушел по делам. Может, что ему передать? У него ж горе, .жена погибла на днях. Так-то он у нее жил.
— Да, мы в курсе. Действительно горе. Передавать, пожалуй, ничего не надо, мы лучше потом заскочим. Он когда обещался ко двору?
— Понятия не имею.
— Да, вот еще, женщина к нему не приезжала? Такая, лет сорока, тоже коммерсантка?
— Да, была. он с ней и ушел.
— Мама-перемама, когда? Во сколько?
— Да с полчаса где-то.
— Полный модерн, Серега.
Из комнаты раздался женский голос:
— Олег, кто там? Не с почты?
— Нет, к Андрею. Он не сказал, куда пошел?
— Да женщину провожать, — откликнулись из комнаты.
— Куда провожать? На станцию? — уточнил мужчина.
— Да, он покороче дорогу ей покажет.
— А до станции как лучше добраться? — прервал супружье воркование Гончаров. — Мы залетные, здесь не были никогда.
Мужчина вышел на крыльцо:
— Вон по той дороге, прямо через лесопарк. Так быстрее всего.
— Поняли, мы где-нибудь через часок снова заскочим.
— Пожалуйста.
Паша с Музыкантом побежали к машине.
— Ты чувствуешь, да? Просекаешь тему? — на бегу спросил Гончаров.
— Еще бы, только, боюсь, мы припозднились. За полчаса можно придушить подругу, закопать, снова откопать, снопа придушить и снова закопать.
— Да, если рытье земли становится приданием. Но ты учти, он же не сразу приступит.
Музыкант с места взял в галоп. В УЛЗике что-то надрывно начали постукивать и постанывать.
— Техника, мать их. Заглохнем сейчас где-нибудь под березой Всеволожского лесопарка. Куда поедем-то?
— Давай по этому парколесу, то есть наоборот. До станции вряд ли ребятки дошли. Что он ее, под поезд кидать собрался? А лес самое то. Для деловых разговоров. Поговорили, поцеловались — и за дело. Бандиты не зря сюда на свои «стрелки» ездят.
От основной дорожки лесопарка в разные стороны разбегались живописные тропинки.
Лабиринт. Налево пойдешь — труп бандита найдешь, направо пойдешь сгоревшую «тачку» найдешь, прямо пойдешь — «глухаря» найдешь.
Музыкант выбрал самую широкую, чтоб вписаться УАЗИКОМ.
Гуляющей публики в лесопарке не наблюдалось. Навстречу попались лишь две старушки, бредущие под руку по главной аллее.
— Вчера она была одета в белое платье, смотри внимательнее. Может, еще болтают.
— Сомневаюсь. Если нам повезет, это будет такая натяжка сюжета…
— А ты веришь в хэппи-энд?
— Да не очень. Вон, гляди, что-то белое. Ух, черт! Какой же идиот повесил в этой глухомани рекламу «Херши»?
— «Союзконтракт». Наверное, специально для грибников и бандитов. Если хорошо поискать, можно найти и коммерческий киоск.
УАЗик прыгал по кочкам, рискуя оставить на тропинке колеса. Вскоре машина уперлась в траншею с водой.
— Все, приплыли. Обломись, старуха, мы на корабле. Тут даже не развернуться.
— Зря мы с главной аллеи свернули. Надо было через весь парк махануть. Закрывай машину, пробежимся пешком. Оно и лучше, не так громко, как на «тачке». Если ты, конечно, не гудишь, когда бегаешь.
Музыкант выпрыгнул из УАЗика, хлопнул дверью, и опера, перепрыгивая через кусты и кочки, понеслись к главной аллее.
— И снова копыта, как сердце, стучат!
— Это ты про себя?
— Нет, это я про тебя!
Викулов, обладающий природным слухом, натренированным на той же виолончели, услышал крик первым.
— Баба, век свободы не видать! Баба орет!
— Я ничего не слышал.
— Туда! — Серега указал направление пальцем. — Скорее, бляха! И не греми так костями, я ничего не слышу.
Крик повторился. Теперь его расслышал и Паша.
Они добавили газу, ломая ветки и не обращая внимание на полное отсутствие дороги.
О подточенной никотином дыхалке старались не вспоминать.
— Зараза, ведь потом скажут, что мы взяли его чисто случайно!
— Мы его еще не взяли, — хрипел задыхающийся Музыкант. — Гляди, опять реклама!..
Опера увидели их в глубокой воронке, оставшейся со времен войны. Воронка обросла папоротником и высокой травой.
Зрелище могло быть прекрасной иллюстрацией к замечательным стихам: «Вдруг какой-то паучок нашу муху в уголок. Поволок…». Человек же развращенный решил бы, что кто-то занимается любовью. Правда, руки Людмилы Ивановны не обнимали с нежностью талию партнера, а судорожно цеплялись за его рубашку. Партнер же самозабвенно душил бедную даму.
«Душит от всей души», — усмехнулся про себя Гончаров.
Музыкант на каламбуры времени не тратил. Вспорхнув невесомым слоном с края воронки в ее
