Нормальных семей не бывает

У Бет была захудалая квартирка в одном из построенных на скорую руку в шестидесятые домов, разгильдяй-управляющий страстно увлекался лото. Соответственно, Бет попросила Уэйда много чего переделать по дому. За все бесшабашные годы своей жизни ему никогда не приходилось иметь дело с такими унылыми занятиями, как электропроводка.

– Поменять проводку?

– Поменяй проводку.

Уэйд чувствовал, что стоит ему взяться за отвертку или шпатель, как он автоматически напрягается, ожидая услышать голос отца, называющий его бесполезным и безнадежным ничтожеством. Как только до него дошло, что этого голоса он уже больше не услышит, он сам удивился собственной сноровке, у Бет был длинный список вещей, нуждавшихся в починке, который вполне устраивал Уэйда,– незамедлительный и благодарный результат: свежевыкрашенная стена; дверь, которая вдруг перестала скрипеть; правильно подсоединенная стереосистема.

Однажды вечером, после того как Уэйд двенадцать часов драил и приводил в порядок маленький письменный стол, который Бет купила с рук, он ощутил такой прилив сил, как будто проснулся после долгого сладкого сна. Его энергия была заразительной, и в постели на Бет напала игривость и склонность к чудачествам, тогда как обычно она была в эти моменты сама серьезность, если не сказать – сама печаль.

– Ты у меня супермен, Уэйд.

– Повтори.

– Ты мой мужественный, преданный супермен.

– Каковы же мои суперспособности?

– А это уж ты скажи мне. Если бы тебе полагалась только одна суперспособность, какую бы ты выбрал?

Этот вопрос заставил Уэйда задуматься. Быть сильным как тысяча человек? Обладать рентгеновским зрением? Супериммунитетом, который позволил бы ему пробраться сквозь всю мексиканскую канализацию, ничего не подцепив?

– Ну, не теряй времени, что же ты, мой сладкий?

– Я думаю, Бет. Это серьезный вопрос. И мне хочется дать на него правильный ответ.

Прошла минута.

– Уэйд?

– Ладно, моя суперспособность состояла бы в том, что я мог бы выстреливать из кончиков пальцев молнии – огромные Молнии, как в документальных фильмах о природе,– и когда одна из таких молний поражала бы человека, то он падал бы на колени и, коленопреклоненный, оказывался в подводном мире, в таком месте, которое я однажды видел у восточного побережья Багамов, месте, где миллиарды электрических скатов подплывали ко мне и принимали в свою стаю, а потом этот человек возносился бы высоко в небо и вместе со стаей голубей порхал над Манхэттеном, над башнями Всемирного Торгового Центра, среди небоскребов, а потом... что же потом? – потом на него словно бы нападала слепота, и он чувствовал бы тоску по дому, такую, какой еще ни разу не чувствовал в жизни, такую, которая заставила бы его отказаться от всего, и его переносило бы ну, скажем... на недавно убранное кукурузное поле где-нибудь в Миссури. А потом он снова бы прозревал, и по краям поля появлялись люди – все, кого ему доводилось когда-либо знать,– и они несли бы тортики с кремом, и зажженные фонарики, и патефоны, которые играли бы давно знакомую песню, а небо становилось как на закате, как в диснейлендовских брошюрах, и человек, которого я поразил молнией, никогда больше не оставался бы один, без своих близких.

Той ночью они с Бет занимались любовью, разделенные где нужно латексными перепонками, стараясь, чтобы их слюна смешивалась как можно реже, но с чувством близости, которое было новым в их отношениях. После этого Уэйд не мог заснуть, потому что продолжал думать о людях, которые появились бы по краям его поля в Миссури, о своей семье, такой запутавшейся и увязшей в грязи – умственно, физически и эмоционально. И Уэйд подумал обо всех других семьях, которые он знал, о том, как они тоже запутались и увязли: аутизм, волчанка, шизофрения, артрит, алкоголизм, слишком много тайн, невысказанных слов, неправильных решений, денежных проблем... список этот можно было продолжать и продолжать. Никому не удалось избежать этой участи. Думая об этом, он понял, что ему уже за сорок, что он уже не молод и что в конце концов это не имеет значения.

Уэйд уставился на трещины в гудроне автозаправки, размякшем, как шоколадное пирожное, на муравьев, ползающих в них, как в каком-нибудь бредовом авангардистском фильме. Я недостаточно бдителен; мое внимание утратило пристальность. Проклятье, я провел всю свою жизнь только и делая, что глядя вокруг, но готов поручиться, что стоит мне на мгновение отвести взгляд от этого куска гудрона, как в тот же миг земля расколется – а если бы я продолжал наблюдать хотя бы еще секунду, то увидел бы земное ядро, бурлящую белую лаву...

Обутой ногой Тед пнул Уэйда в зад:

– Эй, лорд Байрон, приди в себя. Нам надо отсюда поскорее сваливать.

Уэйда вырвало. Снова. Там почти пусто. Что я ел сегодня? Йогурт, банан, сухофрукты...

– О Господи, Уэйд...– Тед плеснул на него водой из шланга.

Уэйд обернулся и посмотрел на налитое кровью лицо отца; Брайан тер плечи, обгоревшие, искусанные и все в свежих царапинах, полученных, когда Пшш заставила его проехаться по бетону.

– Уэйд, ты в порядке? – спросил Брайан.

– Нет, я не в порядке,– ответил Уэйд, с трудом глотая воздух.– Я очень занят: сижу здесь и подыхаю.

– Ну, хватит ломать комедию,– сказал Тед.

– Я не ломаю комедию, папа. Как выясняется, я действительно умираю – медленной, болезненной, безобразной и, честно говоря, очень скучной смертью.

– Чушь собачья. Поднимайся. Чокнутая подружка Брайана только что смылась вместе с моими надеждами подзаработать.

Уэйд закатал брюки, обнажив поврежденную кожу, похожую на забрызганную красным вином скатерть. Увидев это, Тед насупился.

– Ладно, хватит. Опусти штанины. Боже. Люди

увидят.

Уэйд слишком устал, чтобы продолжать борьбу.

– Брайан у тебя есть хоть какие-то соображения, куда могла поехать Пшш?

– Где мы сейчас находимся? – спросил Брайан.

– Не напрягайся,– ответил Тед.– Женщины всегда оставляют ключ. Нет, стой – «ключ» не то слово. Пожалуй, больше подойдет метка.

– Намек? – подсказал Брайан.

Тед брызнул на него из шланга.

– Намек – это еще менее определенно, чем «ключ», дуралей.

– Надо вызвать такси,– сказал Уэйд.

– И куда ехать? – спросил Тед.

– Я знаю, где можно раздобыть машину,– сказал Уэйд.

Пока вызывали такси, Уэйд прошел в туалет, чтобы помыться. Его била дрожь, он был бледен, белки глаз покраснели. Появилось такси, и шофер спросил, куда ехать. Тед уселся спереди, Уэйд с Брайаном – сзади. Уэйд назвал адрес Брунсвиков.

– Почему к ним? – спросил Брайан.

– У них остановился Хауи,– сказал Уэйд.– В семье Космических Робинзонов.

Тед ощерился.

– Этот Хауи нужен мне сейчас как дырка в голове. Плюгавый ублюдок.

– Всегда держится таким паинькой,– добавил Брайан.– В школе он был одним из тех парней, которые всегда улыбаются тебе, потому что представить себе не могут, что кто-то может их не любить,– а при этом все их ненавидят.

– Боже, Брайан, прекрати разговоры про свою вонючую школу,– сказал Тед.– Уже двадцать лет прошло, как ты выбрался из этой параши.