выделит добровольцев, которые вымоют кастрюли и тарелки. Хватит заниматься политикой…
Мы бросили жребий на пальцах: кому мыть? Выпало Свете и Маю. Май сказал, что Света могла бы справиться одна, там работы — раз чихнуть. А он позавчера в одиночку чистил большущий медный таз для варенья.
Света сказала, что, если Май будет спорить и плохо себя вести, мы выберем его на всеобщем референдуме обратно в императоры. Май сказал, что тогда он велит всех нас принудительно назначить пожизненными судомойками. Кроме Евгения, потому что он неисправимый лодырь… Так мы слегка позубоскалили, а потом Света вдруг посмотрела внимательней.
— Май, ты чего?
— А чего? — сказал он.
— Ты… как-то загрустил.
— Нисколько…
— Я же вижу. Обиделся на «императора»? Ну прости, я больше никогда…
— Да при чём тут это… — скомканно проговорил и правда погрустневший Май. — Я… просто подумал…
— Про что? — шёпотом спросили вместе Толя-Поля.
Май обвёл нас глазами. Улыбнулся слабо и виновато. Мотнул головой, откидывая отросшие волосы.
— Да так… все про то же… Вот сейчас целые миллиарды людей сидят у телевизоров и ждут: наверно, что-то изменится, наверно, будет лучше… А ведь ничего не изменится, кого ни выбирай, кого ни назначай. Все так и будет, пока… — И он замолчал.
— Что «пока»? — спросил я, чтобы Май не молчал. Тревожно мне было от его молчания.
— Ну… пока все люди на Земле не станут относиться друг к другу… как люди… — выговорил он, будто делая усилие. Наверно, он хотел сказать «будут любить друг друга», но постеснялся.
— И для этого нужен Шар… — не то спросила, не то просто сказала Света.
Май шевельнул плечом и почти неслышно выговорил:
— Мне кажется, да…
Видимо, все мы разом представили висящий над Землёй хрустальный шар необъятных размеров. Храм-планету, в который человеческие души входят, как лучи, и делаются светлыми, очищаются от всякой хмари и мути…
Но как сделать такую громаду?.. Ну ладно, допустим, это получится. Но разве можно найти силу, которая держала бы эту великую тяжесть над поверхностью Земли, в невесомости?
…Оказалось, что можно и это. Верхом на Росике въехали прямо в большую комнату Лыш и Грета. Встрёпанные, взволнованные. Соскочили. Лыш прижимал к груди картонную коробку. Росик, стуча «копытцами», ускакал в угол и притих там, как обыкновенный стул. А Лыш выдохнул:
— Получилось… Сейчас покажу…
Не говоря больше ни слова, он пошёл в нашу с Маем комнату. Мы — ничего не понимая — за ним. Лыш отдал коробку Грете, покрутил головой:
— Где шар?
Хрустальный шар Мая был на подоконнике. Держался на большом подсвечнике, как на подставке. Сверкал и переливался. Лыш решительно перенёс его на край стола. Отодвинул монитор и клавиатуру, чтобы освободить побольше места. Ухватил с полки десяток разных книг, тоже положил на стол — высокой стопкой. На этой стопке он и утвердил подсвечник с шаром. Шар засиял ещё радостнее. Мы смотрели и ни о чём не спрашивали. Ясно было, что Лыш творит что-то необыкновенное. Он часто дышал. Грета загадочно молчала.
Лыш повернулся к сестре, сдёрнул с картонной коробки крышку, достал… какие-то блестящие вещицы, поставил рядом с книжной стопкой. Это были самодельные песочные часы! Два аптечных флакончика, соединённые стеклянной трубкой и укреплённые на проволочной подставке. Из верхнего флакончика в нижний бежала сыпучая красноватая струйка.
Света почему-то тихо ойкнула.
Лыш достал ещё одни такие же часы. И ещё, ещё… Он расставил их вокруг книжной пачки с подсвечником и шаром как по углам квадрата. Постоял, подумал, поправил. Затем осторожно вытянул из стопки самую толстую книгу — «Двадцать лет спустя». Стопка стала ниже. Подсвечник слегка опустился… Мы не сразу увидели, что случилось. А когда увидели, не сразу поверили глазам… Да, подсвечник опустился, но шар остался на прежней высоте! Он висел в воздухе, не касаясь верхнего края медного стакана.
— Мама… — шёпотом сказала Света.
Лыш убрал подсвечник с книг на угол стола. Потом убрал и книги. Шар продолжал висеть в воздухе, пересыпая в себе солнечные искры и огоньки, отражая разгоревшийся за окном день.
— Не может быть… — шепнула Света.
— Я так же сказала, когда он мне это показал рано утром, — с гордостью за брата отозвалась Грета.
— Лыш, как это? — тихонько спросил Май.
Без всякого хвастовства, будто разъясняя устройство простенькой игрушки, Лыш сказал:
— Это просто. Как опыт с теннисным шариком. Ну, знаете, когда из пылесосного шланга пускают вверх воздух и шарик в этой струе вертится, держится и не падает. Потому что его обтекает воздушный поток. А этот шар обтекает поток времени. И время убирает тяжесть…
Мы молчали, удивляясь, как это в самом деле просто. И не веря. И не понимая…
— Почему же до этого никто не додумался раньше? — жалобно спросил наконец Май.
— Ну… — сказал Лыш слегка смущённо. — Здесь ведь нужен расчёт. И главное, чтобы песок был тот самый…
— Какой? — вместе спросили Толя-Поля.
— Который оттуда, где пирамиды и башни… — ответил Лыш непонятно. И вдруг заторопился: — Там его немерено! Можно сделать сколько угодно громадных часов! Это будут генераторы! Май! Тогда твой Большой Шар ничего не стоит поднять хоть на какую высоту… Надо только придумать устройства… чтобы вовремя переворачивали часы…
Он вдруг замолчал, будто очень устал. Вытер вспотевший лоб. Оглянулся, куда бы сесть, присел на край моей кровати.
Я сказал:
— Весь институт Валерия будет в отпаде от этого открытия…
Лыш слабо улыбнулся.
А шар висел над столом, неподвижный, переливающийся светом. И это завораживало. Мы смотрели… не знаю сколько времени. Наконец Лыш толчком поднял себя с кровати.
— Песок кончается… — Он перенёс шар на подсвечник, сдвинул песочные часы друг к дружке. А мы все сидели, и казалось, что другой шар — Хрустальный Храм — висит над нами, над домом, над городом Инском…
Мы ещё посидели, помолчали. Наконец Света встряхнулась:
— Да… но посуду мыть всё равно придётся. Май, пошли…
— Мы помоем, — вдруг великодушно решили Толя-Поля. — А вы сидите и обсуждайте… И переживайте…
Да, понимающие ребята…
— Я с вами! — вдруг вскинулся Лыш. — Помогу. — И объяснил тревожно поднявшей голову сестре: — Мне надо это… развеяться…
Когда Толя-Поля и Лыш ушли, Грета сказала:
— Он всю ночь провёл в сарае, колдовал там. А утром позвал меня: «Смотри…»
«Сколько всего случилось за сутки…» — подумал я.
Да, случилось столько, что отодвинуло мои прежние сомнения и страхи. Я даже перестал думать про ампулу. А сейчас вдруг вспомнил, но подумал беспечно: «А, ерунда! Ещё несколько дней в запасе. Надо только напомнить Вите, чтобы принёс завтра-послезавтра, не забыл…» Мне теперь казалось, что все
