были пустынны и зеленели, как заброшенные стадионы. Я шёл через них и думал, что все теперь будет хорошо. Я возвращался домой. Дышал воздухом Инска. Я был как узник, которого несправедливо упрятали в тюрьму, но скоро выпустили, потому что праведный суд решил: «Невиновен!» И теперь я на обычные вещи смотрел глазами счастливца, которому вернули всю его жизнь…
В небе над заборами показалось что-то летучее… Не просто «что-то», а знакомое! И от него тянулся вниз чёрный шнур. Я заскользил по шнуру глазами и увидел бегущего по траве мальчишку.
Лыш?
— Лыш!!
Он замер. Бросил верёвку. Побежал навстречу. Остановился в двух шагах, глянул блестящими глазами. Счастливо заулыбался, шагнул, взял меня за локти.
— Грин… наконец-то…
Это был Лыш… и будто бы не совсем Лыш. Он стал повыше, волосы уже не торчали ёжиком, а сильно отросли, превратились в тёмные локоны (когда успели?). Сделался Лыш стройнее и… как-то красивее даже. Ещё когда он бежал, я заметил, что нет у него прежней хромоты и нескладности. Это что же, так повлияло то лекарство?
— Лыш…
— Грин… А мы ждём, ждём…
Я наконец сообразил:
— Сколько же времени прошло, Лыш? Мне казалось, что всего сутки…
Он перестал улыбаться:
— Что ты… сегодня двадцатое августа. Почти два месяца…
— С ума сойти…
— Да… — сказал он.
— Давай сядем, — попросил я. Загудели ноги, будто я и правда два месяца шагал по Дороге. Без остановки… Рядом лежала колода — очищенный от коры обрезок давно спиленного тополя. Толстенный. Мы подпрыгнули и сели рядом.
— Лыш, а дома… все в порядке?
— Да… — сказал он как-то рассеянно. И вдруг опять улыбнулся: — Только Гретхен и Светхен недавно поссорились. Даже чуть не подрались…
— Они что, спятили? — перепугался я. — Из-за чего?
Лыш глянул искоса и сказал, кажется, с тайным удовольствием:
— Из-за тебя…
— Это… как? — Я почувствовал, что наливаются горячим соком уши.
— А так… Тебя ищут, ждут, а Светка причитает: «Ну, где он, ну когда же?..» А Гретхен терпела, терпела и говорит: «Чего ты, в конце концов, так изводишься? Будто он тебе дороже, чем всем другим!..» А та: «Да, а ты!.. Сперва утащила его в какое-то болото, а теперь в ус не дуешь…» Ну они и сцепились… Да сейчас-то уже все в порядке. Но пришлось водить к Памятнику, чтобы помирились…
«Ну вот, опять проблемы…» — замелькали неприятные мысли. Грета и Света… они мне обе нравились. Но Света была скорее как сестра, а Грета… Я вспомнил прощание на краю круга. И вдруг понял (хотя сам испугался этого), что теперь поцелую её с большой охотой…
А Лыш сказал простодушно:
— Ты не бойся, они не будут тебя делить. Светка недавно стала заглядываться на Владика Савойского, это новый мальчик в отряде у Гретхен…
Я стыдливо засопел и сказал небрежным тоном:
— Значит, у следопытов теперь пополнение?
Лыш кивнул:
— Ага, и немалое. Толю-Полю она тоже записала наконец. А ещё ведь — Вовчик и Егорка…
— А это кто?
Он глянул удивлённо:
— Ну, Тюнчик и Пузырёк… Ох, ты же не знаешь!.. Грин, ты прости, я стал такой несообразительный, часто забываю про многое. Наверно, это остатки болезни. Я ведь тогда, после укола, немало провалялся в постели, потому что был запущенный случай. Если бы ты опоздал на пять минут, была бы крышка…
— Лыш, да ладно! Главное, что сейчас ты в порядке… А откуда появились Пузырёк и Тюнчик? Витя нашёл?
— Да нет же, не Витя. Это когда была заваруха на вокзале…
— Какая заваруха?
Он опять улыбнулся, виновато так:
— Да, ты же не знаешь… Месяц назад открылось, что «Жёлтый волос» поставил в Инске несколько излучателей. В скрытых местах. Спутник-то загремел, а излучатели, которые он должен был отражать, остались. Ну, их почти все быстро нащупали и взяли, а один был спрятан в разрушенной части вокзала. Ново-Заторского… Когда его хотели тоже обезвредить, «волосатые» устроили оборону, со стрельбой. С гранатомётами даже. Витина бригада, студенческая дружина и добровольцы их окружили, а те загородились заложниками…
— Какими заложниками? — спросил я, чувствуя нехорошее.
— Там пришёл как раз вагон с ребятами из дальнего детдома, их перевозили в Горнозабойск, и получилась задержка… Вот, «волосатые» их привели на вокзал, устроили баррикаду и давай кричать про всякие условия… Ну, наши их отбили…
«Никто не погиб?» — хотел спросить я и побоялся. Успокоил себя: если бы такое случилось, Лыш сказал бы.
— А где они сейчас? Эти два обормота? — Я шутливой бодростью хотел унять беспокойство.
— Обещали сюда прибежать, когда в отряде кончится тренировка…
— Да я не про то. Где они вообще? У кого живут? — И догадался: — У наших? У дяди Толи и тёти Маруси?
Лыш удивлённо свёл брови.
— Да нет же! Юрий Львович сразу их забрал к себе, когда узнал, что они твои друзья… Ой…
— К… кто забрал? — выговорил я.
— Ой, Грин. Ты прости… мне все кажется, то ты вернулся давно. А ты ведь…
— Лыш, кто забрал?
— Ну… твой папа… Он оказался здесь с отрядом добровольцев, которые вырвались из ново- заторской тюрьмы, они её разгромили. И они тоже стали отбивать заложников у «волосатых» и отбили. И стали разбираться, какие ребята откуда, и твой папа узнал…
У меня свистело в ушах, как на сильном ветру.
«Этого не может быть!..»
Но ведь это было] Значит, Михаил Гаврилович ошибся! Его обманули! Мой папа — живой!
— Лыш… он где?
— Сейчас на работе, наверно. В «Почтовой ромашке»…
Меня рвануло с места. Но… рвануло внутри. А на самом деле я, ослабевший, остался на колоде, рядом с Лышем. Только закрыл глаза ладонями.
— Грин, ты не плачь… — сказал Лыш. Как тогда, когда проснулся Информаторий…
Я не плакал, я молился:
«Лишь бы это был не сон! Лишь бы не сон! — Я лихорадочно сунул руку в карман, нащупал янтарный шарик. — Лишь бы не сон…»
Летающий стул, укладывая шнур спиралью, приземлился недалеко от нас. Мы посмотрели на него, и я неуверенно сказал:
— Лыш, я пойду. В «Ромашку»…
— Конечно! Хочешь, я тебя провожу?
— Хочу…
— Или… давай дождёмся Вовчика и Егорку! Они вот-вот прибегут! И пойдём вместе…
