Скоро, однако, путь перестал блестеть. Шоссе раздвоилось. Влево, среди смутно белеющих ромашек, пошёл немощёный просёлок, вправо — неширокая асфальтовая лента. И Валерий, конечно же, — вопреки совету и назло себе и судьбе (но не Дороге, которая предоставила равноправный выбор), повернул на асфальт. И тот почти сразу привёл его в город. На знакомые Дворы.
Но нет, они были не совсем знакомые. И город был… то ли Инск, то ли просто Город из давних снов. Уже всходило солнце, розово красило множество белых колоколен, которые толпились за сырыми от росы заборами. Слева маячили серые башни Крепости — неразрушенные и более высокие, чем раньше…
И не было никого, даже кошек — любительниц ранних прогулок. Только где-то свистнула, подчёркивая тишину и пустоту, нерешительная птаха. И Валерий очень удивился, услыхав позади суетливый голосок:
— Валерий Павлович! Подождите, голубчик…
Его догонял старичок в ковбойской шляпе.
— Максим Максимыч?
— Я, голубчик, я… Не чаял догнать… Как хорошо, что вы свернули именно сюда. Значит, судьба… — Он остановился рядом и часто дышал. Валерий ждал. И понимал, что к Скворцовскому переулку он отсюда всё равно не выберется.
— Раз уж так оно вышло… — сбивчиво и виновато заговорил старичок. — Я подумал вот что. Вам ведь шагать и шагать, назад не повернёшь. А недавно ушёл туда мальчик, Гришенька. Грин то есть… У мальчиков всегда есть шанс, вы могли бы помочь ему вернуться…
— Как? — Валерий помнил всё, что касалось Грина.
— Дорога так просто не вернёт его, у неё свой закон равновесия. Но если бы вы заменили там мальчика… раз уж вы повернули направо. Тогда…
— Как заменить-то? — перебил Валерий нетерпеливо и, кажется, не очень вежливо. — Что я должен? — Существование опять приобретало определённый смысл.
— Это просто, голубчик. Вам не надо его догонять. Только…
— Что?
— Видите ли… вам придётся стать таким, как он. И внешне, и… вообще… Как говорится, вернуться в отроческие годы. Однако там, на Дороге, не всё ли равно…
«А Юна?» — прыгнула мысль. И тут же другая: «Какая теперь Юна…»
— Ладно, — горько сказал Валерий. — Куда ж деваться…
— Значит, вы согласны? — тихо возликовал старенький член Музейного совета.
— Я спасатель, я обязан…
— Вы изумительный спасатель! — искренне восхитился Максим Максимыч. — Ваша операция на вокзале… Вам, Валерий Павлович, наверняка поставят памятник…
— А оно мне надо? — хмыкнул Валерий. — Лучше скажите, никто из наших ребят не пострадал?
— Ну… — замялся старичок. — Есть пострадавшие. Но они выживут, врачи это утверждают однозначно…
— А заложники? Ребятишки?
— Там всё слава богу…
— Слава богу, — сказал и Валерий. — А куда мне теперь идти-то?
— Лучше всего вон в ту калитку. Сразу окажетесь на шоссе. Справа потянется бетонная стена. Вам придётся прошагать вдоль неё достаточно долго, но… в конце концов увидите в стене дверь. Запертую. Сейчас я дам ключ… Вот. Не обижайтесь, что такой музейный экспонат, другого нет. Видите, какой старинный предмет… — Максим Максимыч протягивал Валерию ржавый ключ с хитрой многозубчатой бородкой и узорчатым кольцом. Большущий, длиной сантиметров тридцать.
— Сказка про Буратино… — усмехнулся Валерий и взял. Ключ был очень тяжёлый.
— Да. Поворачивайте его вправо. И… спасибо вам, голубчик… — Максим Максимыч вдруг неловко обнял Валерия за талию, прижался на миг лицом к его прожжённой клетчатой рубахе. Откинулся назад. Шляпа его упала. Валерий быстро поднял её, протянул старичку.
— Открою дверь, а что дальше-то?
— А дальше — ничего. Шагнёте в неё и… ступайте. Там — как повезёт. И мальчику, и вам…
— Прощайте, Максим Максимыч… — осторожно сказал Валерий. И, не оглядываясь, пошёл к калитке. Краем глаза он заметил, будто слева, вдали, виднеется памятник букве «И», но присматриваться не стал — знал: зацарапает сердце…
За калиткой сразу открылся узкий асфальтовый тракт, ведущий через пустое поле. Над полем пересвистывались утренние птицы. Скоро асфальт затерялся в траве, потянулась вместо него широкая тропа. А вдоль тропы, справа, встала бетонная стена. Все как предсказано…
Солнце светило сзади, перед Валерием шагала длинная тень. Потом она стала делаться короче, уклоняться вправо. А тропа и стена все тянулись, тянулись, утомляя однообразием. Ключ тяжелел, ржавчина щипала вспотевшую ладонь.
«А есть ли она вообще, эта дверь? »
Солнце жарило спину, потом левое плечо. Но в конце концов оно стало тусклым, увязло в сероватой дымке. Зато впереди засветило через дымку яркое пятнышко — словно за пепельным слоем пряталась лучистая звезда (лучи иногда прокалывали пелену). Это нравилось Валерию, вносило в душу какую-то новизну…
Один раз Валерий разглядел прислонённое к стене громадное колесо. Рядом стояла на бетонном выступе пластиковая бутылка. Почему-то вспомнилась другая бутылка — сплющенная бортом катера о причал и потом старавшаяся обрести прежнюю форму.
«Старайся и ты, Перекос…»
Двери в стене, однако, не было. Заметил он только узкий пролом, за которым угадывались прохладные берёзовые листья. Но пролом — не дверь, и Валерий не стал нарушать предписание (да и не пролез бы, пожалуй, в такую тесную дыру).
Дверь обнаружилась, когда он потерял счёт времени (часов не было, их сорвало взрывом). Монотонность стала похожей на полудрёму. И возникшая в стене дверь была как удар, который эту полудрёму вмиг развеял!
Дверь впечатляла. Сводчатая, из тяжёлых плах на шипастых чугунных петлях, с железным кренделем вместо ручки и тускло-медной пластиной, в которой чернела замочная скважина. Под стать ключу.
Валерий воткнул ключ. Стал поворачивать вправо. Как и полагается в таких случаях, ключ заупрямился.
«Ты мне поупирайся, скотина», — сказал Валерий и надавил двумя ладонями. Видимо, ключ обиделся на «скотину». Упёрся — ни взад, ни вперёд.
«Ну, ладно, я погорячился, извини…» Ключ, однако, не прореагировал на извинение.
«Ржавый утиль…» — И Валерий, стиснув зубы, налёг на кольцо изо всех отчаянных сил.
Никакого результата. Оказалось даже, что и вытащить нельзя, засел.
Валерий мучился с полчаса. Плюнул. И наконец сообразил: нужен рычаг. Огляделся. Неподалёку торчал из стены арматурный прут. Валерий вцепился в него, как в спасение. Начал качать, гнуть, ломать. Прошло, наверно, ещё с полчаса, прежде чем на железе обозначился излом. Потом излом увеличился, заблестел свежим металлом, и прут отвалился.
«Ну, теперь держись…» — злорадно сказал Валерий ключу. Всунул ребристую железину в узорное кольцо. Ключ повернулся неожиданно легко… Нет, не ключ повернулся, а только его кольцо! Оно повисло на пруте, отломившись от четырехгранного толстого стержня.
Валерий отшвырнул железяку с кольцом на десять метров.
«М-м…» — И он добавил ещё несколько слов. Было ясно, что дверь не открыть.
