В первую секунду пришло к Авке облегчение - дома все в порядке. Но это лишь на миг. А в следующий миг…
Гуська плакал, не отворачивая лица. Капли падали с треугольного подбородка. На подбородке был розовый бугорок - как на ногах. Неужели и сюда допрыгнула подлая мохнатка?
Всякие чувства приходилось испытывать Авке. И стыд тоже. Но самый большущий стыд из тех, что случался раньше, был крошечный пустяк по сравненью с нынешним. С тем, что липко и беспощадно вылился на Авку, заставил съежиться и задохнуться. И не просто стыд, а еще и режущая жалость к измученному и отчаянно храброму Гуське. И понимание, какой он, Авка… нет, не бзяка… Тут даже подходящего названия не найдешь, разные там 'бзяки' и 'гугниги' - это просто ласковые слова.
Господи, что же делать-то?!
Авка оглянулся. Сквозь размытый от слез воздух увидел то, что хотел. Сухой, торчащий из травы стебель тыквогонского черного репейника. Толщиной почти в руку, высотой до груди. Яростно потянул его, вырвал с земляным комлем. Сунул эту палицу Гуське в руки:
- На…
- Ты чего? - испугался Гуська.
- На!
- Авка, ты чего…
Авка вытянул руки по швам и низко наклонил голову.
- Огрей меня по башке… Не один раз, а сколько хочешь. Хоть сто!
- Зачем?
- Огрей, а потом прости… Ладно?
Гуська уронил палицу. Поднял мокрое лицо. Придвинулся, взял Авку за лямку.
- Ты, значит, больше не злишься на меня?
- Я? На тебя? - Авка взял Гусенка за птичьи плечи. - Я был глупый, как пустая тыква. Даже не понимал, кто мой самый настоящий друг…
Гуська уткнулся Авке в грудь треугольным подбородком. Розовым бугорком. Глянул снизу вверх.
- А сейчас… Значит, я больше не буду хлястик?
- Хочешь, я буду твоим хлястиком? - почти искренне сказал Авка.
- Не-а… Я хочу, чтобы мы одинаково… - И уже не подбородком, а щекой прижался к пыльной Авкиной рубашке.
Они были одни на Щетинистом острове, и можно было не стесняться такого вот чересчур нежного выражения дружеских чувств (если бы кто увидел, сразу: 'Бзяки-обслюняки!'). Впрочем, эту трогательную сцену почти сразу прервал житейский случай. Веревочный Гуськин поясок ослаб, и пришлось ловить штаны. Это насмешило и Гуську, и Авку. Почему-то очень насмешило. Они принялись хохотать - сильнее, сильнее, пока оба не свалились в жесткую траву. Рядышком. Посмеялись еще. Потом сели под осокорем. Гуська весело подышал и спросил тоном равноправного человека:
- Авка, а как там, внизу-то? Договорился с китами?
- Все в порядке. Уже едем…
- Вот, значит, почему был толчок! Будто кто-то качнул остров…
- Ага. Это когда они двинулись в путь. Мудрилло, Храбрилло и Хорошилло… Сперва поспорили, а потом согласились.
- Авка, расскажи! Ну, все-все, как там было…
- Ладно…
Очень хотелось домой, но не обижать же Гуську! И Авка начал рассказывать по порядку. Про все свои приключения. Вплоть до толстогубой и языкастой пасти шароглота.
Гуська притиснулся к Авке плечом.
- Жуткая какая страхотища! Я бы помер… Авка, ты будто рыцарь Шампур Тыквонадутый! Помнишь, его великан сглотнул, а тому хоть бы что!
- Ты ведь тоже, как рыцарь, Гуська. Два перехода через болото в одиночку… Ох, а как ты тут один ночью-то?
- Ну, так… - без героизма в голосе отозвался Гуська. - Ничего… Только мороз по коже, когда шкыдлы воют…
- Кто воет?
- Шкыдлы. Это вроде болотных крыс, только с обезьяньими лапами. Они тут совсем недавно появились…
- Я никогда не слыхал про таких!
- Я раньше тоже не слыхал. Мне про них недавно рассказал Фуба Горшок. Ну, знаешь, большой такой, его из гончарного училища выгнали, он теперь тыквенными семечками торгует на рынке…
- Врет, наверно!
- Не, он сказал: бзяка-засрака буду, если вру…
- Ты чего такие слова говоришь!
- Это он, а не я.
- А ты повторяешь! - Но тут Авка вспомнил, что Гуська уже не хлястик, нечего воспитывать. Сменил тон: - Ты этих… шкыдлов только слышал? Не видел их?
- Не… Ты не бойся, говорят, они только ночью вылезают из камышей. А при солнышке не показываются и не нападают.
'Ага, не бойся теперь… Сейчас ведь опять пилить через болото'. Кстати, солнышко стояло уже невысоко.
- Гуська, пора…
- Пора… - Он зашевелился. - Ох, а зачем я в штаны-то влез! Опять снимать…
- Не надо, я тебя на плечах перенесу.
- Еще чего! Маленький я, что ли?
- Не маленький, а… ты и так натерпелся вон сколько!
- Ты тоже.
- Упрямый ты, Гусенок, - с уважением сказал Авка.
- Ага… Авка, а где орден, который тебе дали? У тебя?
Орден был у Авки. Царапал острыми лучами ногу через карман.
- Вот, смотри…
- Ух ты! - Гуська покачал на ладони увесистую звезду. - Наверно, весь драгоценный. Вон сколько всяких алмазов… Жалко, что носить нельзя. Сразу начнут спрашивать, откуда. А если будешь рассказывать, узнают и про китов. И тогда попадет, верно ведь?
- Я и не собираюсь носить… И вообще этот орден не мой! - осенило Авку
- А чей?
- Твой! Твоя награда! За то, что ты меня не бросил и так героически ждал! На!
- Что ты… - Гуська отступил. Даже насупился. - Не надо…
- Но почему? Бери! Это мой подарок!
- Авка, так ведь нельзя. Им же тебя наградили. По закону. Такое ведь не дарят…
- Ну… тогда пусть он будет наш общий!
- Ладно, - отозвался Гуська, но все еще с сомнением. - Или нет… лучше вот как. Смотри, тут один камешек вываливается. Давай я возьму себе е г о. Мне хватит и этого.
- Ну, как хочешь, - Авка был слегка обижен. Хотя… Гуська, видимо, прав. Что он стал бы делать с этой звездой?
'А я - что?'
Но эта мысль была уже не главная. Главное, что солнце скатывалось к левому краю болота.
- Пойдем, Гуська. А то и правда… эти…
- Пойдем! А шкыдлы не полезут, они боятся света! У нас ведь вот что есть! - Он сбегал за осокорь и принес… Авкин керосиновый фонарик! А еще - его башмаки!
- Гусь, откуда это?!
- Я вчера вечером сижу тут, и вдруг они мне с дерева прямо на голову! Я так перепугался сперва…
