'Снова чудеса Глубинного мира…'
Авка обрадовался башмакам больше, чем фонарю. Перейти болото еще можно до сумерек, а за потерю башмаков отругали бы обязательно.
Гуська вылез из штанов и опять надел их как плащ. Поднял из травы репейную палицу. Хитровато глянул из-за плеча:
- Это на всякий случай. Для мохнаток…
- Ага, боишься все-таки, - поддел его Авка.
Гуська сказал серьезно:
- Я боюсь… Только не этого.
- А чего?
Гуська оперся подбородком на палицу. Глянул виновато и честно:
- Я боюсь, что ты… когда найдешь Звенку, раздружишься со мной.
- Ты с ума сошел?! - ахнул Авка.
- А разве так не бывает?
- Конечно, нет! Она и ты… это все совсем по-разному!
Он вдруг сообразил, что, пока обмирал перед шароглотами, пока разбирался тут с Гуськой, Звенка вроде бы и забылась. Неужели совсем? Значит, все зря? И незачем было расшевеливать китов?
Но нет, приключения - это все равно хорошо. А Звенка… да куда она денется? Только подумал, и вот - опять смотрит сквозь теплый шевелящийся воздух. Да еще и улыбается, будто поддразнивает. 'У, некрасивая…' - поддразнил ее и Авка. И вздохнул.
Самокат и другие виды транспорта
Гуська, сделавшись полноправным Авкиным другом, не стал к нему липнуть и навязываться. Наоборот, он теперь появлялся у Авки реже. А когда приходил, держался самостоятельно. С достоинством. Это Авке нравилось.
Однажды Гуська прикатил на Авкин двор на блестящем голубом самокате. Это доска-подножка, у нее два колесика и руль на длинной палке. А на руле - блестящий звонок, чтобы встречные прохожие не зевали. Одной ногой стоишь на доске, другой толкаешься. И мчишься над гладкими тротуарными плитами или настилами бреющим полетом, как ласточка. Самокаты продавались в центре столицы, в богатых магазинах, и стоили ого-го сколько! Авка о таком чуде на колесах и мечтать не смел!
- О-о, Гуська! Это чей?
- Мой.
- Откуда?!
Гуська не стал хитрить и важничать. Рассказал, что недавно шел по улице, крутил в пальцах подаренный Авкой зеленый камешек и повстречал длинновязого Фубу по прозвищу Горшок. Фуба отвесил губу.
- Гусь, где взял?
Конечно же, Гуська сказал:
- Нашел.
- Подари, а?
- Шибко умный ты, Фуба, - сказал Гуська.
- Ух ты, гусенок ощипанный! Отберу да еще по шее дам!
- А я всем скажу! Будешь бзяка-воровака!
- А не докажешь!
- А докажу! Авка видел, как я этот камешек нашел! И вдруг он у тебя! А?
Фуба посопел, прикидывая последствия.
- А еще брату скажу, - добавил Гуська.
- Да ты чё, я пошутил… А давай меняться!
- На что?
- Хочешь самокат?
Гуська, конечно, хотел! Правда, мелькнула мысль: камешек - Авкин подарок! Но… от такого подарка только опасность и больше ничего. Фуба разболтает, все начнут допытываться: откуда такая драгоценность? Чего доброго, разнюхают про орден, а потом и про все Авкины дела… А самокат - это же сказка наяву!
Фуба нетерпеливо тер кончики пальцев.
- Ну? Давай камень, а через час будет самокат! Подкачу прямо к калитке!
- Не врешь?
Фуба Горшок выкатил честные глаза, куснул сгиб левого мизинца, отмахнулся рукой.
- Ты что! Я на гугнигу сроду не пойду! Быть мне бзякой с отпадом до старости!
И не соврал! Вскоре доставил к Гуськиной калитке самокат.
Авка выслушал историю без одобрения. Потому что пройдоха Горшок облапошил Гусенка, будто грудного младенца. Наверняка он отнес изумрудик на Пустырь Попрошаек позади главного рынка. Там стояли ряды щелястых торговых лавок, в которых неразговорчивые дядьки с хитрыми глазами покупали без лишних вопросов любые вещи. Известно, что у Фубы с такими дядьками были кой-какие дела. Конечно же, Горшок получил в сто раз больше, чем стоит доска на колесиках.
- Эх ты, Гусь лапчатый…
У того сразу - глазища в пол-лица:
- Авка, ты обиделся, да?
- При чем тут 'обиделся'. Просто за этот камешек можно было не самокат купить, а тыквокат с мотором…
- Наверно. А кто бы нам продал? Сразу бы: 'Откуда у вас драгоценность?'
Да, Гуська был не так уж наивен.
В самом деле - владеешь сокровищем, а толку от него никакого, один страх. Никому даже не покажешь! Сразу начнут душу тянуть, как щипцами: 'Где взял? Говори правду!' И ведь вытянут всё - взрослые, они такие! Но когда вытянут, ни за что не поверят, что э т о правда. И начнут снова: 'Не морочь голову, отвечай честно! Откуда у тебя эта вещь?'
Авка так и таскал орден в кармане. А на ночь прятал под подушку. Случалось, что прятал и днем: то в тайнике под хлевом, то в лопухах у забора. Но не надолго. Потому что все время боялся: вдруг кто-нибудь найдет?
Иногда он даже думал: 'Может, утопить?' Но было жаль. И опять же страшно: вдруг из Глубинного мира явится какой-нибудь чиновник и спросит: мальчик, а где наша награда?
А награда сквозь карман исцарапала всё бедро, приходилось прикладывать подорожники…
- Гуська, а что ты маме скажешь про самокат? Откуда он?
- Скажу, что ты дал покататься.
- Рехнулся, да? Меня ведь тоже спросят!
- Ну… скажем, что кто-нибудь из ребят дал. Из тех, кто на Горке катается… Данька Белоцвет!
- А у него есть?
- Не знаю. А кто будет проверять?
- Ох, Гусь! Я и не знал, что ты такой хитроумный…
Тот виновато шмыгнул ноздрей. Глянул, как прежде, как 'хлястик'.
- Авка, пойдем на Горку, а? Покатаемся…
Горкой назывался пологий спуск на улице Стекольщиков. Он был вымощен гладкими гранитными плитами. Здесь и гоняли сверху вниз счастливые обладатели самокатов.
Кто откажется от такой радости?
- Пошли, Гуська!… Только подожди, я спрячу эту фиговину, а то совсем без ноги останусь. - Авка сбегал за хлев и затолкал орден под кирпичи, оставшиеся от ремонта колодца. Они лежали под кучей мусора.
Потом Авка и Гуська до вечера резвились на Горке.
Самокатчиков собралось больше десятка. Сперва катались просто так, потом устроили
