на скамейке.
- А почему ты все время вертишься? - спросила Настя (с насмешкой или без?). - Будто и сейчас болит что-то.
Я сказал нахально:
- Штаны пытаюсь нарастить. Они прошлогодние, ноги вон как торчат.
Она так же деловито, как я, посоветовала:
- Чиркни у колен - и будут бермуды. Вон как у Игоря Тулеева, - она показала вперед. - Или вон, у Вальдштейна…
Игоря Тулеева на передней парте я не разглядел. А Вальдштейн сидел неподалеку, на соседнем ряду. Тощий, с редкими и почти белыми волосами, большеухий. Выставил в проход незагорелую, в царапинах, как от кошки, ногу, грудью лег на парту и быстро-быстро писал в тетради. И при этом водил по губам языком. На губах лопались крошечные пузырьки.
Иногда Вальдштейн быстро оглядывал класс из-под упавших на лоб прядок. Встретился глазами и со мной. Глаза были рыжие. Вальдштейн усмехнулся без всякого дружелюбия. 'Неприятный тип', - решил я, а Насте сердито разъяснил:
- Бермуды хороши для Бермудских островов, там климат тропический. А здесь, когда придут холода, я в них куда денусь? Головой в Бермудский треугольник? Других-то штанов у меня нет, мы же погорельцы.
- Кто?
- Дом сгорел! Недавно. Со всем имуществом. Сожгли…
Она трубочкой вытянула губы. Тихонько свистнула.
- Пшеницына! Тебе не стыдно?
Настя прижала к щекам ладони.
- Ой, Дора Петровна, я нечаянно! Честное слово. Это у меня так выдохнулось.
- Если выдохнулось, значит, ты закончила писать? Дай тетрадь.
Я взял свою и Настину тетради, отнес к учительскому столу. Дора Петровна тут же нацелила в них авторучку.
- Та-ак… Прекрасно… Молодец, Саша Иволгин. Очень образно и без ошибок…А Настя… тоже хорошо… Но слово 'удаленная' пишется через два эн, пора бы запомнить. Четверочка…
И раздался звонок. Почти со всех парт пошло: 'У-у, мы не успели!'
- Кто не успел, допишет дома и принесет в понедельник.
Это мне понравилось. В гимназии наша Лизавета Марковна шиш бы пошла на уступки: 'Ничем не могу помочь, вам следовало уложиться в урочное время…'
В коридоре я сказал Насте:
- Все же следует обозвать тебя Наськой.
- Это почему?
- За ротозейство. Не могла списать без ошибки!
- У тебя так и было написано: с одним эн!
- Не сочиняй. Тогда бы не было пятерки. Я всегда пишу без ошибок.
- Ой-ой-ой! Хвалиться - не молиться…
- Я не хвалюсь. Это у меня от природы. Зато по математике - полные тормоза…
- А для меня четверка по-русскому - это счастье, - выдохнула Пшеницына. - Пошли во двор, а?
На дворе опять стоял веселый гвалт и мелькали в воздухе шишки-снаряды. Слышались крики:
- Эй, камрады, не отступать! Обходи их с тыла!
Не двор, а 'горящая точка'.
Разглядел я и старого знакомого - с Денди на майке. Майка выбилась из шортиков и моталась, как боевое знамя.
Сквозь эту свистопляску шагал коренастый дядька в синем спортивном костюме. Видимо, учитель физкультуры. За ним укрывались несколько хитрецов с шишками в руках. Мой 'камрад', изогнувшись, пустил свою шишку в одного из них. Ой!.. Легкая шишка взлетела в потоке воздуха и угодила физкультурнику точно в лоб.
Мальчишка обомлел. Потом качнулся, чтобы удрать.
- Стоять! - басом приказал учитель.
Он держался за лоб. Потом подошел к виноватому. У того голова ниже плеч. Сдвинул коленки и мотал на кулак оранжевый трикотажный подол.
- Ну, что теперь с тобой делать?
Тот глянул снизу вверх одним глазом. Шепотом угадал:
- Привести родителей, да?
- Гм..
Учитель показался мне похожим на врача Игоря Васильевича. Я взял Настю за руку, раздвинул зрителей, и мы встали за спиной несчастного 'камрада'.
- Простите его, пожалуйста, - сказал я. - Здесь виновата неоднородная плотность атмосферы. Он не хотел.
- Да. Я не хотел, - с сокрушенным вздохом подтвердил бедняга.
- Он больше не будет, - в тон мне пообещала Настя.
- Да. Я больше не буду, - мальчишка глянул уже двумя глазами.
- Ничего себе! Вкатить человеку в лоб такую дулю, а потом 'не буду'.
Продолжая мотать майку, 'камрад' насупленно сообщил:
- Это вовсе не тяжелая дуля. Мне два раза в лоб попало, и ничего…
- Милый мой! Не сравнивай высокоученый лоб педагога со лбом необразованного второклассника.
- Нет. Я образованный, - тихо, но решительно заявил наш подзащитный.
- Андрей Андреевич, он образованный, - на полном серьезе подтвердила Настя.
- Да? Ну, тогда ступай. Но смотри…
'Камрад' облегченно ускакал. Физкультурник подмигнул нам.
Неподалеку перекидывались мячиком мальчишки из нашего класса.
- Иди к ним, - понимающе сказала Настя.
И я пошел. И меня приняли в круг как своего.
РЭКЕТИР
По причине субботы расписание было облегченное. После русского - история, а потом два урока физкультуры.
Я угадал - учителем был Андрей Андреевич, перед которым мы с Настей заступились за второклассника. Он сказал, что заниматься будем на спортплощадке.
Площадка оказалась позади школьного двора, за забором, там, где сосны. За ней зеленел сквер - березы и клены. Хотя не только зеленел: в кленах было много желтизны. Но погода стояла - как в июле.
К забору были привинчены крючки-вешалки, словно в гардеробе. Удобно. Почти все мальчишки прихватили с собою сумки и рюкзаки, чтобы не возвращаться потом в школу. Переодеться можно было и здесь. А кто одет был полегче, вообще не стал переодеваться. Но мне, конечно, пришлось вылезть из своей тесной отглаженной формы.
А девчонки застряли в школьной раздевалке - у них с переодеванием всегда много возни. Пока девчонок не было, мы играли волейбольным мячом в 'вышибалу'. Вальдштейн почему-то все время метил в меня, хотя в глаза при этом не смотрел. Ну, черт с ним.
Наконец пришли девочки. Настя была в белых шортах и белой майке, и я подумал, что теперь она
