убедиться, что лицо это - другое. Но… во- первых, противно как-то, унизительно даже. А во-вторых, теперь-то, при здравом размышлении, стало окончательно ясно, что быть такого не может.
«Паникёр·, - опять обругал он себя. Уже с облегчением. Было стыдно и перед собой, и перед шумным разноцветным людом, что веселился вокруг. Словно кто-то мог что-то знать про Артема!
Нет, все нормально. Все хорошо! И солнце, и теплое раннее лето, и праздничный гомон.
Артем подолом клетчатой рубахи вытер запотевшие от страха очки. Посадил их на нос. Огляделся и зашагал в конец бульвара. Туда, где низко над желтыми и синими павильонами качался от ветерка большущий воздушный шар с фирменной надписью «Нординвест·. Что это за фирма, Артем не знал, но шар выглядел красиво - алый на фоне безоблачной синевы.
На открытой эстраде стучал подошвами о доски детский ансамбль «Смородинка·. За деревьями, перебивая танец, толчками выбрасывал аккорды старинного марша военный оркестр. Через газоны и клумбы прыгала хохочущая ребятня - в разноцветных летних одежонках, в бумажных мушкетерских плащах, клоунских колпаках и звериных масках: на площади только что кончился детский карнавал. Пацанята и девчонки гонялись друг за другом, размахивали пестрыми вертушками и пластмассовыми шпагами, взрывали кедами и кроссовками желтый песок. Порой с разбега налетали на взрослых. Взрослые не ругались - праздник.
Праздник был второй или третий за последние две недели. Какая-то очередная местная дата. Власти города и Северо-восточной провинции здраво рассудили, что во избежание новых забастовок, голодовок (а то и баррикад) надо чаще веселить народ. Обходилось это дешевле, чем выплата долгов рабочим Макарьевского вагоно-ремонтного комплекса, учителям и бригадам скорой помощи. Кое-какие газеты уже обозвали такую политику «Танцем пустого живота·. Однако нынче пикетов у ратуши поубавилось, народ переместился на бульвары. Этому помогало и наступившее лето - ясное и в меру жаркое.
Особенно радовались лету ребятишки. Но и взрослое, озабоченное жизнью население пооттаяло и сделалось улыбчивей. Непрочь было поучаствовать в конкурсах и аттракционах.
Один такой аттракцион назывался «Вспомни детство!·
Сбоку от аллеи, на лужайке, стоял размалеванный ребячьими рожицами фанерный барьер, а за ним - шагах в десяти - возвышалась стойка с оранжевыми глиняными горшками. Задача игроков была проста до глупости - попасть в такой горшок из рогатки.
Стрелять позволялось только взрослым. Да пацаны и не смогли бы растянуть резину. Она была шириной в два пальца, а толщиной чуть не в сантиметр. А рукоять с развилкой - будто большущая буква Y с рекламного щита «OLD-YORK-LTD·, который торчал позади стойки с горшками. В общем, оружие для крепких дядек: «оттягивайтесь·, мужики, во всю силу, вспоминайте беззаботные и озорные годы. И мужики «оттягивались·. Причем, не только всякая братва крутого вида, но и вполне респектабельные граждане. И даже трое офицеров- летчиков в парадных мундирах.
Посмеивались, целились, стреляли крашеными деревянными шариками. Иногда попадали. И получали приз по выбору - пачку сигарет «Антилы· или жевательную резинку «Мак-Магон·. Но это были частичные успехи и мелкие награды. Хочешь заработать приз покрупнее - не просто попади, а разбей горшок! Но глиняные посудины были прочны, шарики рикошетили и улетали за края лужайки. Там их ловили и отнимали друг у друга быстрые мальчишки. Белобрысый толстый распорядитель уговаривал мальчишек вернуть снаряды. Но пацаны с хохотом убегали.
- Ай, какие дети! - не сердито возмущался распорядитель и хлопал себя по пестрым штанам. - Совсем несознательные дети! Зачем шарики? Они же не конфеты!
- Таким мячиком твою корчагу ни фига не расшибешь! - завозмущался поддатый чернявый мужичок. - У нее толш-щина как танковая б-броня…
- Ай, почему так говоришь! Зачем «не расшибешь·! Стреляй правильно! Попади точно в середину - расшибешь обязательно! Кто следующий?! Все удовольствие - полтинник по нынешнему масштабу цен!
В середину попасть не мог никто. Артем постоял, пригляделся и понял: правая резина более тугая, чем левая. И когда стрелок добросовестно целился в центр, шарик слегка уходил в сторону.
- Дай-ка мне…
Артем покачал в ладони толстую рукоять, поправил очки, глянул сквозь развилку на горшок. Потянул на себя круглый кусок кожи со ab(a-cbk, в нем синим шариком. Ого, вот это резина! Не для слабого… Он прицелился чуть правее горшка.
Трах! Осколки разлетелись, будто рыжие бабочки.
- Ай, молодец! Кто говорил «не расшибешь·? Ты говорил «не расшибешь·? - Распорядитель укоризненно двинул животом в сторону чернявого мужичка. Потом вытащил из-под прилавка литровую темную бутылку, протянул Артему: - Получай на здоровье! Выпьешь, приходи еще, пожалуйста!
Это было пиво «Старый адмирал·. В бутылке с черно-золотой наклейкой и выпуклыми оттисками парусных кораблей на стекле. Стекло было холодным, но Артем для порядка спросил у хозяина горшков и рогатки:
- А оно у тебя свежее?
- Ай, зачем ты думаешь «несвежее·?! - завопил хозяин. Белобрысый и курносый, он почему-то старательно копировал южный акцент (и этим был неприятен Артему). - Совершенно свежее! Пей прямо здесь! Если скажешь «плохое·, дам другую бутылку! Или сумму товара, пожалуйста!
- Ладно, ладно… - И Артем пошел прочь.
О железную скобу на садовой скамейке он сковырнул пробку. Прижал пену ладонью, подождал, глотнул. «Старый адмирал· и правда был хорош. Артем, прихлебывая на ходу, снова зашагал к алому шару с рекламой Нординвеста. Недавний страх еще не пропал совсем. Осел в душе свинцовой пылью. Да нет, не страх, а память о нем. Досадливая и стыдная.
«Ладно, замнем, - сказал себе Артем. - Перестань думать про это·. И перестал думать про это. И начал опять смотреть на праздник.
Скоро он вышел на край площади, заставленной киосками и пестрыми зонтиками летних кафе. Алый шар оказался над головой. Теперь он выглядел совсем громадным. Надписи уже не было видно, зато виднелось широкое горло, а под ним гудящая газовая горелка. От шара тянулись тросы. К ним привязана была обширная корзина - днищем она касалась асфальта. Над плетеным краем виднелись три рожицы перепуганных и счастливых мальчишек. Сейчас парень в опереточной синей униформе начнет крутить лебедку, шар на веревке пойдет вверх, и юные аэронавты смогут с полутора сотен метров обозреть родимый город. С высоты он, небось, кажется еще более праздничным и беззаботным.
«А ну как перегнутся через край да загремят вниз? Да нет, они там, наверняка, пристегнуты… А если лопнет веревка?… Тьфу, какая же ты зануда, Тём! Всю жизнь у тебя на уме одни страхи…·
Не оглядываясь больше на шар (а хотелось!), Артем пересек шумную площадь, вышел на темную от старых лип Ковровую улицу. Прихлебывал изредка. Пиво по-прежнему было холодным, и оставалось его в бутылке еще много. И почти не убавилось, когда Артем прошел Ковровую навылет.
А собственно говоря, куда он идет? Ну да, к Кирпичному поселку (где, кстати, почти нет кирпичных домов), на заросшую лебедой Коннозаводскую улицу, где невпопад орут петухи и у щелястых заборов пасутся меланхоличные козы. Это понятно - если не знаешь, куда идти, ноги сами поворачивают к дому.
А дома-то что? Сидеть в голой, с запахом известки комнатушке и слушать, как старая тетка на кухне гремит кастрюлями? Ей, тетке, всегда хочется, чтобы Артем вышел на кухню и завел беседу. Но ему не хочется…
Впрочем, жаловаться на тетку грех, она к нему добрая (хотя даже не родная, а отдаленная: мамина двоюродная сестра). Сразу приняла Артема как своего, когда он появился у нее и робко спросил, «нельзя ли приткнуться тут на пару недель·.
- Живи хоть сто лет! Угловая комната в аккурат будет для тебя! Я же одна в этой хибаре!.
- Ну что вы, тетя Анюта, какие сто лет. Самое большее - до осени. В институте к сентябрю обещали общежитие…
