угнали у них мула с поклажей. Хорошо хотя бы, что не отобрали портфель с бритвой и ассигнациями.
Добродушная тетушка всплескивала пухлыми руками и верила.
- Я, хозяюшка, дам вам денег, а вы окажите любезность, раздобудьте в какой-нибудь лавке костюмы и белье для меня и для мальчика, чтобы завтра мы не пугали добропорядочных горожан потрепанным видом… Ах, надо бы снять с нас мерки, но мы еле держимся на ногах.
- Не беспокойтесь, сударь, у меня верный глаз, я запомню. Муж мой по складу фигуры был совсем как вы, а у сестры сынишка - точно как ваш мальчик…
Она проводила гостей в комнату с двумя пышными кроватями, креслами и печью, изразцы на которой изображали мирную пастушью сцену.
- Сейчас я пришлю ужин и теплое молоко для мальчика.
- Душевно вам признателен.
Хозяйка ушла, колыхая накрахмаленным чепцом.
- Максимушка! Сперва ванна, потом ужин и - в постель. Вспомним, как живут люди в мирное время. А?
Но мальчик уже спал в глубоком кресле, головой на пухлом подлокотнике.
Полковник, вздыхая, стащил с Максима рваный мундирчик, перенес беднягу на кровать, стянул с него порыжелые сапоги и дырявые пятнистые носки. Укрыл мальчика накидкой, взятой с другой кровати. Тот не проснулся. Какая ванна, какой ужин…
Девушка в твердом белом переднике и кружевах принесла поднос. Глянула на пожилого постояльца в мундире (черт, забыл снять!) с удивлением а на спящего мальчика с пониманием и улыбкой.
- Доброй ночи, сударь.
Максим неразборчиво шептал во сне и облизывал потрескавшиеся губы. От него пахло пылью, дымом, горькой корой.
«От меня, впрочем, тоже·.
А от подноса пахло очень аппетитно. Там же стояла темная высокая бутылка. Полковник твердыми пальцами вытащил пробку, сделал глоток из горлышка. Подышал. Сел в кресло, подержался за грудь с левой стороны. Усилием воли прогнал тревогу за оставленных в лагере подчиненных. Реад опытен и строг, а место тихое…
За сводчатым окном негромко позвякали городские часы. Кажется, одиннадцать. За печью потрескивал сверчок - неизменный обитатель таких вот уютных жилищ.
Господа, чего людям не живется мирно на той земле?…
Максим заметнее прежнего шевельнул губами. Не то шепотом скомандовал: «Марш…·, не то позвал: «Мама…·
Вот в том-то и дело, малыш. Где твоя мама…
Проснулся полковник рано. Царапал горло кашель, болело внутри. Однако ванна и бритье с горячей водой оказались блаженством. За дверью номера уже стояли два клетчатых портшеза, в которых оказалось все, что нужно дядюшке и племяннику.
«Племянник·, однако, проспал почти до полудня. Наконец полковник растолкал его и прогнал в комнатушку, где над обширной эмалевой ванной выжидательно сопели краны. Сказал в закрывшуюся дверь:
- Отмывайся до бела, наследник. А то попрошу хозяйку, чтобы самолично отскребла ваше высочество терками и щетками.
- Еще чего!…
Через полчаса, полных плеска, бульканья и радостных повизгиваний, Максим появился, закутанный в простыню, с торчащими сосульками волос.
- О-о, какой вы, господин полковник!
- Не «полковник·, а «дядюшка·.
- Ой, да… и правда дядюшка.
Полковник был в полосатом костюме с жилетом, в светлой сорочке с пышным галстуком и в башмаках с белыми чехлами. Не то владелец магазина, не то важный конторщик из банка. Усы расчесаны, седоватые волосы - с ровным пробором. Максим не удержался, хихикнул.
- Нечего потешаться над старым дядюшкой. Облачайся-ка и ты в цивильный наряд. Вон там он, в сумке… - И полковник сделал равнодушное лицо.
Полковнику думалось, что, наверно, успевший повоевать и привыкший к боевой кирасирской форме мальчик постесняется влезать ' школьный костюмчик. Однако Максим, напевая под нос, привычными движениями натянул длинные черные чулки и синие суконные штанишки. Ловко бросил на себя через голову голубую блузу с флотским воротником и галстучком. С бодрым зубовным скрежетом расчесал перед высоким зеркалом сырые волосы. Глянул на себя с одобрением, а на отраженного в зеркале полковника - чуть ли не с вызовом: «Да, я такой. Это вам непривычен штатский наряд, а мне - в самый раз, я мальчик·.
Потом он сунул ноги в желтые ботинки с кнопками. Обувь оказалась впору. Слегка громоздкая на вид, она была, однако, легкой и удобной в беге. Максим крутнулся на каблуке и предстал перед дядюшкой. Тот улыбнулся в усы.
- Что, суб-корнет, иногда приятно вспомнить детство?
Максим глянул удивленно, будто спросил: «А разве оно кончилось?· Он ловко отвернул под колено левый чулок - нынешняя мальчишечья мода, которую не одобряли учителя, а все школьники столицы считали признаком особого шика и смелости. Взял со стола круглую соломенную шляпу со школьной лентой. Примерил так и сяк, отогнул по-мушкетерски один край.
- Ну-с, братец. Теперь ты и вправду как настоящий гимназист.
Мальчик ответил прежним удивленным взглядом:
- А кто я на самом деле?
- Ну да, ну да… Давай-ка прогуляемся и позавтракаем в каком- нибудь ресторанчике. Точнее говоря, пообедаем…
6.
Тощий, гладко причесанный хозяин ресторанчика «Горный воздух· был словоохотлив и, можно сказать, интеллигентен. Изъяснялся длинными правильными фразами.
- Помилуйте, сударь, - вздохнул он в ответ на вопрос полковника. - О каких новостях может идти речь? Мы живем как в отдельной вселенной. Если половина грешной нашей планеты отколется и улетит в мировое пространство, мы узнаем об этом последними…
- Поэтому и закрыты все газетные киоски?
- Они открываются позже, после обеда. Что в них продавать? Прошлогодние журналы и старые календари? Газеты попадают к нам от случая к случаю. Два раза в неделю выходит местная, но что она может сообщить? Известие о кошке, застрявшей в каминной трубе в доме городского судьи да о проделке местных озорников, которые выдумали самодельный порох и выпалили из старинной пушки у памятника генералу Дай-Каррату. Это был самый громкий случай за последний год.
- Настоящим же порохом, как я понимаю, не пахнет?
- Слава Всевышнему!… Дороги, ведущие сюда, не приспособлены для войны. Да и кому мы нужны, чтобы устраивать здесь штурмы и осады! Исконно мирный край. Ученые говорят, что сам воздух здесь имеет особые свойства. Все гости Верхнего Саттара через неделю по прибытии обретают полное спокойствие духа и перестают проявлять интерес к событиям остального мира. Правда, сейчас приезжих немного, но те, кто есть, ведут совершенно безмятежный образ жизни… Не поверите, сударь, но даже известие о падении столицы и гибели Великого герцога (вечная ему память) взволновало здесь всех не
