семьей при таких условиях? За акции, ты говоришь, тебе ничего платить не будут...
— Ну, по-разному, — сказал я, — обещали иногда что-то выбивать.
— Все равно, значит, и в патруль придется летать. А семья когда? Как ты жить-то будешь?
Я пожал плечами.
— Там посмотрим.
— Да, правда, чего это я. Давай выпьем лучше еще, — сказал Валтэн. Мы выпили. Бутыль стремительно пустела.
— Все-таки знаешь, вот пообщаюсь я с родственниками жены... Иногда такое ощущение, что мы на разных планетах живем. Как начнется... Особенно при мне почему-то эти разговоры любят. Мол, зачем нам все эти новые ландеры, корабли, ракеты, излучатели... Зачем нам новые колонии, другие галактики, пульсары-коллапсары, космические поля, непригодные для жизни планеты. У нас такой низкий уровень жизни, у нас экономика ориентирована не на человека, а на космос, а это так бесчеловечно, это так ужасно...
Я засмеялся.
— Валт, неужели прямо так и говорят? Низкий уровень жизни? Да у них даже близко представления нет о том, как они на самом деле живут. По сравнению с остальной Галактикой.
— Да это все понятно, только видишь, все хорошее они воспринимают как должное. А вот почему они бесплатно не могут летать на курорты и в турпоездки, а должны еще деньги копить, и приличные деньги? А почему это каждый сопляк у нас может на боевом ландере тренироваться, который безумных денег стоит, а вот флаер или дом в личное пользование приобрести — целая проблема... И так далее, и тому подобное. А вот еще — почему у нас не развивается потребительская сфера экономики, какие пятьсот лет назад были коквинеры, почти такие же и сейчас. Ни голографическая развертка в воздухе не разрабатывается, ни бытовая техника не совершенствуется... Ну, совершенствуется, но очень медленно. Вот, понимаешь, претензии!
— Претензии, — сказал я, — пожили бы они на базе безатмосферной хотя бы недельку, сразу бы все претензии прошли.
— А это тоже одна из претензий, — подхватил Валтэн, — почему это наши доблестные эстарги должны работать в неизвестно каких условиях, да еще гибнут иногда? Раз в Космосе так тяжело и страшно, нечего вообще туда летать, надо на планете обустраиваться, как следует.
— А тем временем сагоны явятся...
— В сагонов они не верят, это для них — из разряда хохм.
— Ну даже не сагоны. Вон, Серетанская империя опять нападет. В Галактике же так, только зазеваешься — сожрут.
— А в это они тоже не верят, Ланс. Они думают, это все пропаганда и раздувание образа врага. Кому-то, мол, выгодно, держать их, потребителей, в черном теле, а всю экономику на Космос направлять... Вот Артикс, Олдеран — это нормальные миры, а у нас...
— Ну так и летели бы туда. Никто же не держит. Многие и улетают. Слава Богу, теперь каждый может жить там, где его душе ближе. А здесь Квирин, научно-космическая и военная база человечества...
— Да не хотят они лететь, Ланс, — вздохнул Валтэн, — им ведь на самом деле здесь неплохо. Все здесь бросать, ехать в неизвестность... Зачем? От добра добра не ищут. На самом-то деле они хорошо живут. Как сыр в масле катаются. Ведь у нас кто хочет, тот может и свое предприятие открыть, и дом иметь, и несколько домов — ну и они все имеют. Только вот раздражает их, понимаешь, вся эта атмосфера наша, что ли... Ну и вот любят они поворчать. А мне это знаешь уже где все сидит? Я, главное, должен чувствовать себя виноватым! Как будто я это все так устроил! А может, потому, что я для Вилли не устроил такой богатой жизни, чтобы она могла каждый год на Артиксе отдыхать и фанки с Изеле носить... и флаеры менять ежемесячно. Потому что дочки в меня пошли, старшая звездолетный инженер, а младшие все в науке... Не знаю я, Ланс.
— Ну и плюнь, — посоветовал я, — всех слушать, уши завянут. Теперь ты с ними развязался.
Валтэн тоскливо смотрел в стену.
— Они Квирин погубят, Ланс, — сказал он.
— Чего?
— Вот так же Эдолийская империя погибла. Историю изучай.
Я почувствовал, что знаний мне явно не хватает. Хотя, конечно, я учил, что эдолийцы и основали базу на Квирине около тысячи лет назад. Но вот как погибла их Империя...
Мы стали жить с Валтэном в одной квартире. Не особенно мешая друг другу — эстарговский опыт долгого совместного пребывания в звездолете или на базе научил нас этому. Я по-прежнему рано утром уходил на тренировки, после проводил время с друзьями или читал у себя в спальне что-нибудь. Валтэн жил сам по себе — я выделил ему кабинет, забрав оттуда кое-какие свои вещи, и дверь почти постоянно была закрыта. Ели мы как получится — иногда отдельно, иногда, особенно за ужином, если сталкивались в кухне — вместе. Случалось, что дня два, три мы практически не встречались. Но все же, конечно, часто сталкивались и разговаривали, причем я тщательно следил за тем, чтобы держать язык за зубами — мне теперь далеко не обо всем можно было рассказывать Валтэну. То есть он знал, что меня взяли в какую-то особую группу, что связано это с противосагонскими мероприятиями, считал, что это — одно из подразделений Военной Службы (мне даже и бикр выдали военный, похожий на сконовский, но без нашивок на плечах и несколько отличающийся в деталях). Не знакомил я Валтэна и со своими новыми друзьями, с отрядом — это было не запрещено, но просто ни к чему.
Медленно, постепенно к городу подступала осень. Последний летний месяц окончился, и хоть холод еще не лизнул землю, вода в море уже не так привлекала купальщиков, а листва запестрела алыми и золотыми пятнами и опадала, покрывая газоны мягким шуршащим ковром. Не так уж плохо уходить из Коринты осенью, зная, что впереди все равно холодная приморская зима, со снегом и слякотью, а когда ты вернешься — природа уже снова будет готовиться к теплу.
Мне в этот раз предстояло уйти надолго.
Но пока еще мы вовсю наслаждались последним умирающим теплом, предосенним покоем, и на Набережной было даже как-то особенно шумно и весело. И однажды было решено провести выходные на природе, у хребта Дали, там, где горы близко-близко подступают к побережью. Как обычно, с нами был и муж Миры, и жены Иоста, Гэсса, и десяток детей — я еще не совсем различал, где чьи дети... От супругов участие в Дозорной службе не скрывали, их включали в круг посвященных, хотя и не до конца, конечно. Всех деталей нашей подготовки они не знали.
Мы выехали часов в шесть утра, когда город еще спал, охваченный особой, прохладной утренней свежестью и тишиной. Я выбрал себе в конюшне небольшую соловую кобылку, как выяснилось, склонную время от времени спотыкаться... а может, это она издевалась над таким неопытным наездником, как я. По совету дежурного, после того, как Хэри спотыкалась, я ругался на нее и двигал ботинком в бок — но это не очень-то помогало. Зато и шла она неплохой рысью, мне даже приходилось ее сдерживать, чтобы не лезть вперед. Квиринцы держались в седлах куда свободнее, чем я, все-таки с детства привыкли. Даже ребятишки отлично трусили на своих пони, а самых маленьких (впрочем, младшей была трехлетняя дочь Миры) родители взяли к себе на седло.
Пешком с детьми идти — одно мучение, поэтому мы и выбрали верховой способ передвижения. Все же надо хоть немного удалиться от города, иначе совсем уж неинтересно... Мы несколько часов двигались то шагом, то мелкой рысью. Сделали привал, перекусили фруктами и сухариками. Дети, похоже, совсем не устали, и рады были возможности поноситься друг за другом и даже поплескаться в ручье. День выдался теплым, хотя вода в горной речушке все равно обжигала ледяным холодом. Но квиринских детей это нисколько не смущало...
Вскоре мы поехали дальше. Я был в основном занят борьбой с Хэри, но честолюбие мешало признаться в этом, хотя добросердечный Иост уже предлагал мне поменяться лошадьми, ему попалась
