Я представил, сколько здесь может стоить порция и прикинул, сколько кредитов у меня до конца месяца... впрочем, еще с патруля остался некоторый запас. Ладно, не буду же я жмотиться...
А любопытное здесь принято отношение к официантам. Мне даже неприятно стало — почему-то вспомнилась Эль-Касри. Хотя, конечно, ничего общего.
Здесь это — просто игра.
— Здесь настоящее мясо, натуральное... они своих свиней держат. И жарят прямо на вертелах, — сказала Аделаида, — кстати, можно посмотреть.
Я не выразил особого желания смотреть на мясо. Аделаида тоже не двигалась с места.
На Анзоре я не то, чтобы наелся мяса — мы его получали редко. Но все же оно там было вполне натуральным. И особой разницы с синтетическим я как-то не почувствовал. Сегодня, пожалуй, Аделаида слегка подкачала с романтикой... ну не вижу я ничего особенного в таверне доцхарновских времен и в натуральном жареном мясе.
Лучше бы уж в «Ворону» пошли... В конце концов некоторые девушки-эстарги одеваются еще покруче Аделаиды. Неужели «Синяя ворона» — это так пошло? Впрочем, ладно... ну раз Ада так хочет — что мне, трудно? И я действительно здесь еще ни разу не был. Пусть мне не интересно, но ей-то это нравится.
На мой взгляд, в «Вороне» все же кормили вкуснее. Мясо было жестковатым, пахло дымом... может, кому-то это и нравится, а мне лично напоминает армейские сборы. И по-моему, клонированное даже вкуснее. Пиво мне и вовсе не понравилось... Однако я молча ел и делал вид, что все замечательно.
Аделаида рвала зубами куски мяса с большой двузубой вилки, и это странно не вязалось с ее сегодяшним великосветским обликом.
Я уже понял, как закончится сегодняшний вечер. Вариантов только два. Первый — Ада исчезнет сразу после ресторана. Второй — мы отправимся ко мне, и проведем вместе еще пару восхитительных часов. Словом, все, как обычно... Все замечательно. Только завтра мне идти на центрифугу, потом практика по медицине, потом тренировка... Слишком уж все это несовместимо с моей обычной, нормальной дневной жизнью. Я должен сделать выбор? Но не могу же я сделать его, даже не посоветовавшись с самой Адой?
Ада доела свое мясо. Достала откуда-то сигарету и закурила. Это поразило меня — я никак не предполагал, что она курит... от нее бы пахло! Но нет, ничего же подобного... возможно, она просто курит очень редко.
Она и курила красиво. Держа сигарету в вытянутых длинных пальцах с ногтями, сверкающими, как рубиновые капельки крови. Пуская сизые колечки дыма... Я втянул дым ноздрями — обычный никотин, вроде бы. Ну да, на Квирине с этим строго... ско ведь и в Коринте дежурят! И сюда, между прочим, могут заглянуть для проверки.
Вдруг показалось — только на миг — что Ада значительно старше меня. Горькая складочка залегла между бровей, и в глазах — грустное, старческое уже всепонимание. Или — просто пустота?
А ведь я даже не знаю, сколько ей лет.
— Я хотел с тобой поговорить...
Сам не знаю, как решился на эту фразу. Как в ледяную воду кинулся... Только что было все так хорошо, восхитительно просто, и вот. Нарушил гармонию...
Ада, впрочем, как обычно вскинула свои бровки, и спросила просто.
— О чем?
— О нашей жизни... вообще.
— О нашей жизни? — Ада сделала ударение на «нашей».
— Да, — я отодвинул надоевшую тарелку с резиновым мясом, — Понимаешь, — я перешел на шепот, — я люблю тебя.
— Ты мне это уже говорил, — насмешливо сказала она.
И правда — говорил. Не раз. В жаркой, сладкой ночи, трепеща от счастья и благодарности...
— Ада, я не просто... я не могу без тебя жить, понимаешь? Совсем не могу. Ты с ума меня сводишь.
— И что? — Ада недоуменно пожала плечами.
— Я... — сам не знаю, как я решился это сказать, — ты... может быть. Ну, замуж, конечно, я понимаю, это не для тебя. Но может быть, мы просто поживем вместе? У меня, хотя бы, можно...
Ада расхохоталась — резко, будто заклекотала хищная птица.
— Ланс, ты неисправим... прости. Ты действительно совершенно законченный... эстарг. Мне ты казался человеком.
— Ада, — произнес я обреченно, — ты пойми, я просто тебя люблю. Я не понимаю, что ты хочешь этим сказать...эстарг, человек... это для меня все слишком сложно. Я действительно совсем простой ско. Даже хуже, я даже не ско — я эмигрант с отдаленной и дикой планеты. Я вашу жизнь квиринскую совсем не знаю. И я не понимаю, что ты хочешь сказать... что ты хочешь от меня. Ну объясни, пожалуйста, может быть, я пойму.
— Я все ждала, — грустно произнесла Ада, — может быть, ты перестанешь смотреть на себя так. Поймешь, что ты не анзориец, и не квиринец, и не эстарг, и не ско.... ты просто человек, мужчина. А я женщина. Просто женщина. Вы всю жизнь загоняете себя в клетку понятий... обычаев, долгов, наименований. А я живу просто... как птица, как облако в синеве. Я пошла с тобой... ты показался мне другим. Но они уже научили тебя. Ты хороший ученик, Ланс! И ты будешь хорошим ско.
«Ты будешь хорошим ско. Ты не боишься пуль, быстро соображаешь», — вспомнилась мне вдруг Оливия. Только она сказала это совсем иначе. А сейчас... сейчас мне было плохо. Я понял уже, что не оправдал... не смог стать таким, как нужно.
Но ведь она сидит здесь... не ушла. Ждет ответа. Значит, не все потеряно!
Искренность, только искренность. Это я чувствовал интуитивно.
— Ада, я не знаю... я просто никогда не думал в таких категориях. Ну скажи мне, что сделать для тебя?
Мне вдруг на миг показалось, что я понимаю ее...
Маленькая обиженная девочка. Мама и папа — эстарги. Уходят. Оставляют одну. Однажды — ушли и не вернулись. Ненависть. Лучше бы они были плохими родителями, лучше бы били ее или были несправедливы... все что угодно лучше, чем это — просто уйти и не вернуться. Оставить — расти у чужих людей. Без любви. У милых, правильных, добрых людей — без любви. Одну. Ненавижу. Ни за что. Никогда. Не хочу в Космос. Ненавижу весь этот мир, отбирающий родителей у детей, отбирающий любимых. И никого никогда больше не буду любить. Привязываться — ни к кому. Не дай Бог снова пережить это.
Может быть, все это было совершенно не так (даже скорее всего — не так). Эта красивая, облагороженная версия ее жизни вдруг мелькнула в моей голове мгновенно, как кадры кино... Мне просто показалось, что на самом деле Ада очень ждет кого-то, кто помог бы ей. Что ей плохо... ей действительно плохо. Я, может быть, и не смогу ей помочь, ну кто я такой? Но мне стало ее жалко. Я накрыл ладонью ее руку, свободную от сигареты.
— Ада, я... я буду с тобой. И все, что ты хочешь... я все сделаю. Поверь мне. Хочешь — никогда от тебя не уйду. Хочешь, не буду ско. Мне все равно.
Она качала головой, с полуусмешкой, неуловимая, сильная... я с ужасом понял, как ошибся. Сильная — ей никто не нужен. Она вовсе не нуждается в помощи. Это я нуждаюсь...она просто решила со мной поиграть, просто так, от скуки... а я завис на нее, окончательно завис.
Я ведь и до сих пор не знаю, не уверен. Иногда мне начинает казаться, что ей все-таки было плохо, и она лишь бодрилась, играя. Но она уж очень хорошо играла... была замечательной актрисой. Нет, все-таки ей не нужен был никто. Она очень хорошо существовала... и сейчас существует в своем богемном, личном, безупречном мирке. Гораздо лучше всех нас, неустроенных, мятущихся, слабых...
Она знает. Она уверена в себе. Она никому не принадлежит.
Она легко поднялась.
