сохранилось пожизненное право на бесплатные перелеты.
— Он все еще много летает?
— О да, одна неделя в Копенгагене, другая — В Гонконге. Он весь в движении и искренне наслаждается этим. Ему шестьдесят восемь, и он неисправим.
— Думаю, он бы мне понравился. Конверс с усмешкой пожал плечами.
— А возможно, и нет. Видишь ли, всех юристов, включая и меня, он считает дармоедами. Он последний из тех, кто считали шарф обязательным предметом одежды летчика.
— Нет, наверняка бы понравился… И тем не менее помимо твоих работодателей и отца у тебя нет — как бы это выразиться? — существенных обязательств ни перед кем?
— Если ты имеешь в виду женщин, то есть несколько, мы хорошие друзья, но я полагаю, разговор об этом зашел слишком далеко.
— Я же сказал тебе, у меня есть на это веские причины, — напомнил Холлидей.
— В таком случае, ваша честь, изложите их. Допрос окончен.
Калифорниец согласно кивнул.
— Хорошо, приступаю. Дело в том, что люди, с которыми я говорил, хотели удостовериться, что ты свободен.
— Тогда скажи им, что я не свободен. У меня есть работа и обязательства перед фирмой, в которой я тружусь. Сегодня среда; все дела, связанные со слиянием, мы должны закончить к пятнице, после этого я уеду на уик-энд и вернусь в понедельник… как меня и ожидают.
— Допустим, тебе будут сделаны такие предложения, которые Тальбот, Брукс и Саймон сочтут приемлемыми?
— Сомневаюсь.
— Да и тебе самому будет трудно отказаться.
— Это уж совсем полная нелепица.
— Ты так думаешь? — возразил Холлидей. — Пятьсот тысяч долларов только за согласие взяться за дело и миллион — за благополучное завершение его.
— Ты с ума сошел. — Солнечный зайчик снова ослепил Конверса и задержался на нем дольше первого. Он поднял левую руку, чтобы заслонить глаза, одновременно пытаясь как бы заново разглядеть человека, которого он когда-то знал как Эвери Фоулера. — Не говоря уж об этической стороне дела, тебе не удастся оттягать сегодня ровным счетом ничего — момент выбран неудачно. Я не люблю получать деловые предложения — даже самые соблазнительные — от юристов, с которыми мне предстоит встретиться за столом переговоров.
— Две совершенно не связанные между собой вещи. И кроме того, мне все равно — проиграю я сегодня или выиграю. Вы с Аароном сделали все возможное, и у меня тоже есть представления об этике. Швейцарцам я предъявляю счет только на оплату моего времени, да и то по минимуму, поскольку не потребовалось даже экспертизы. Сегодня же порекомендую принять целиком все подготовленные вами бумаги, не изменяя в них ни одной запятой. Так за чем же дело стало?
— А как насчет здравого смысла? — спросил Джоэл. — Я даже не говорю о Тальботе, Бруксе и Саймоне, которые едва ли пойдут на это, но ты болтаешь о сумме, равной заработку самого высокооплачиваемого юриста за два с половиной года, а взамен требуешь всего лишь, чтобы я согласно кивнул.
— Вот ты и кивни, — сказал Холлидей. — Ты нужен нам.
— “Нам”? Это уже что-то новенькое. Раньше, насколько мне помнится, речь шла о них. “Они” — это те люди, с которыми ты разговаривал? Выкладывай все начистоту, Пресс.
Э. Престон Холлидей посмотрел Джоэлу прямо в глаза.
— Я тоже отношусь к их числу. В мире сейчас творится такое, чему следует положить конец. И мы хотим, чтобы ты вынудил эту компанию прекратить свою деятельность. Работа предстоит неприятная и опасная. Но мы снабдим тебя всеми необходимыми средствами.
— Что это за компания?
— Название фирмы ничего тебе не скажет, она не зарегистрирована. Назовем ее условно подпольным правительством.
— Что-о-о?
— Это группа людей, которые в настоящее время концентрируют в своих руках огромные денежные суммы и материальные ресурсы, что может обеспечить им влияние там, где его не должно быть… И власть там, где ее не должно быть.
— Где же это?
— В местах, где наш несовершенный мир не сможет им противостоять. Угроза их победы довольно реальна, потому что там их никто не ждет.
— Ты говоришь загадками.
— Мне страшно. Я слишком хорошо знаю этих людей.
— Но если у вас есть средства борьбы с ними, — сказал Конверс, — то можно сделать вывод, что они уязвимы.
Холлидей кивнул:
— Мы тоже так считаем. У нас уже есть кое-какие нити, но нам придется еще порыться, накопить побольше материала, а потом свести все воедино. Есть основания полагать, что всплывут нарушения законов, участие в операциях и сделках, запрещенных их правительствами.
Джоэл какое-то время молчал, испытующе глядя на калифорнийца.
— Правительствами? — переспросил он. — Множественное число?
— Да, — чуть слышно подтвердил Холлидей. — У них разные национальности.
— Но одна компания? И одна корпорация?
— В определенном смысле — да.
— А почему — “в определенном смысле”, а не просто — да?
— Не так-то это просто…
— Знаешь, что я тебе скажу? — прервал его Джоэл. — У тебя есть на них выходы, вот ты и отправляйся на охоту за большим и гадким волком. А я пока что доволен своей работой, да и мои работодатели не отпустят меня.
Холлидей помолчал немного, а потом мягко произнес:
— Это не совсем так…
— Что ты сказал? — Глаза Конверса превратились в голубые ледники.
— Твоя фирма проявила полное понимание. Тебе предоставляется отпуск на неопределенное время.
— Ты предусмотрителен, сукин сын! Да кто тебе дал право даже говорить…
— Генерал Джордж Маркус Делавейн, — прервал его Холлидей. Он произнес это имя монотонным размеренным голосом.
Как будто молния ударила с яркого солнечного неба, моментально превратив лед во взгляде Конверса в жгучее пламя. Вслед за этим последовали раскаты грома, болезненно отозвавшиеся в его мозгу.
