– Это по-настоящему началось... – чародей посмотрел вверх, вспоминая, как бы не тридцать лет назад...
Что это было? Отчего поднялась волна? Размышляя в том числе и над этим, Астерий почти нашел доказательства того, что уже в те времена далеко не все владетельные славы и чародеи Мелиоры были самодеятельны в поступках своих и мыслях. Однако главный Астерий, который больше задумывался над большими проблемами, погиб; та же личность его – более деятельная, но менее проницательная – что существовала в Апостоле, похоже, просто не знала полностью всего того, что знал сам старик. Или не могла сделать выводы из разрозненных фактов.
Все больше Алексею казалось, что перед ним сидит Апостол.
Постаревший, прошедший какую-то чудовищную школу... и все же тот самый Апостол. Надо быть настороже, убеждал он сам себя, но быть все время настороже как-то не получалось...
Да. В доказательствах Апостол-Астерий был не слишком убедителен. Но зато очень красочно описывал те страшные гонения на ведим и чародеек на севере, в вотчинах Паригориев с заходом в азахские земли – гонения, которые, собственно, и привели в итоге к мятежу Дедоя.
– Ты же знаешь повод? У Дедоя, богатого азаха, ребятишки умерли... двойня. Кровью потели, так и изошли. А целительницу деревенскую незадолго до того Вандо – молодой еще, не генарх... и мало кто подумать мог, что вот... переживет всех... – Вандо и с ним ватага отроков выкрали да и закопали где-то в болотинах... Видели их... да. А там уж пошло-поехало... смерть за смерть, семья за человека, деревня за семью... Да и чародеи, надо сказать, в стороне не остались, очень задело их все это за живое. Наших бьют... – и прочее подобное. Хотя какие ведимы – наши... а поди ж ты. И кто потом говорил, что, мол, не вмешивался врали и врать продолжают. Почти все. Ну, а были такие дурни, что в открытую пошли... Он почесал ухо. Усмехнулся криво.
– В лихие времена глупеют люди. Даже самые ученые... Эх, разболтался я.
В дороге, как ни странно, поговорить не с кем... Белого Льва нашел в старом пещерном монастыре, оскверненном и обваленном, Домнин Истукарий. Долго не мог понять, что это за зеркальце такое...
– Зеркальце?
– Если долго смотреть в него, в глубину самую, мерещиться начинает всякое. А может, и не мерещиться... Потом – понял, разумник. Затаился. Не знал, что делать с ним. Слаб был и духом, и разумом, и телом... умер вот только хорошо. А так... Алексей заставил себя не реагировать.
– Не знаю, кто ему нашептал... своим умом-то дошел бы вряд ли... а может, и дошел, не великий был подвиг, да и в Тихой книге описано это... как Манус, наставник Велеса, мирскую власть создал, повязал владык и чародеев. Давал он простым людям власть над могучими амулетами; использовать они эти амулеты, конечно, не могли, ибо не умели, но – могли не позволить использовать. Потому чародеи старались таких людей всячески обхаживать... Так вот и возникла власть, – повторил он медленно. – Да ты же читал, наверное... Алексей покачал головой. Про Тихую книгу он пока лишь слышал.
– Имелась в этом деле маленькая хромота... чем мощнее или замысловатее был амулет, тем раньше следовало обращать к нему простого человека. В ранней юности, в детстве – то есть до того, как соткется плат его судьбы... И были всяческие коллизии. Тот же Гердан Безумный... или Железноногий Акепсий со своими адептами нищебродного Бога... Но это уже о другом. Так вот, столь могущественному амулету, каков есть Белый Лев, требовалось посвятить ребенка не старше трех лет от роду. И – началось... Это походило скорее на принесение в жертву. Первым был кесаревич Блажен – умер от мозговой горячки неделю спустя. Потом – дочка Радимира от азашки Вевеи, Наталия. Ее насмерть закусали пчелы... Это чуть не стоило Домнину головы. Все же старичку удалось как-то убедить кесаря, что старается он за-ради его же блага. Третьей жертвой стал неизвестный мальчик – возможно, сирота, подкидыш... – Апостол задумался. Подозреваю, что их было больше. Много больше. Но в конце концов Домнин нащупал какой-то способ защитить малюток... Поэтому последних оставшихся у кесаря законных деток он посвящал Белому Льву уже без особого риска.
– Так и Войдан, получается?..
– Здесь тоже хромота... Белый Лев столь причудлив, столь прихотлив, что сам выбирает, кому подчиниться. С Войданом у него не сложилось...
Алексей подумал... сказать или не сказать? Если скажу... то что? А если не скажу...
– Очевидно, у него не сложилось и с Отрадой. Во всяком случае, так утверждают монахи Ангела. Они сказали, что на лице земли сейчас нет человека, посвященного Белому Льву.
– Они создали Маленький Мир?
– Да.
– И давно?
Алексей постарался вспомнить. Что-то произошло с течением времени, и всяческие срока и даты... дни, недели, месяцы, – казались ему теперь чем-то не имеющим подлинного смысла, как заученные наизусть слова неизвестного языка.
– В середине августа.
– Уже, наверное, развалился...
– Ангел прилетал три дня назад. Звал.
– Тогда – надо идти. Идем?
– Хорошо, – просто сказал Алексей. – Утром. Рано утром.
Глава вторая
Он спал или не спал. Тревога, привычная, как ломота в давней глубокой ране, обострялась в такие часы.
Счастлив тот, кто уверен. У-верен. У-веровал. Счел нечто за истину без каких-либо к тому оснований...
И наоборот – плохо, когда знаешь, что даже земля под твоими ногами может оказаться лишь ковром, прикрывающим бездонную пропасть.
Кто он – тот, кто пришел? И даже если он полагает, что говорит правду знает ли он эту правду сам?
И – кто я? Тот ли, за кого себя выдаю?
Почему я решил идти с ним? Легко нарушил данное самому себе слово и никакого раскаяния?
Что я ищу? Вернее... что я хочу найти?
Нет ответа...
Но утром, еще до восхода, я сяду на коня, подсменный рядом, Аникит за спиной... и буду рыскать по разоренной стране, убивать кого-то, кто еще не умер сам, подставлять себя под чужие удары... и, кажется, лишь для того, чтобы не думать и не ждать.
Я... убегаю?
Вроде бы нет. Скорее, избегаю. Но – избегаю чего?
Нет ответа.
Может быть, гость прав – и мы изредка думаем и делаем нечто не свое?
Но это вроде торопливого оправдательного слова в суде. Со ссылкой на некие обстоятельства, не могущие быть проверенными.
Да. Это оправдание без объяснения.
Или объяснение без узнавания истины.
Той истины, которой, возможно, не существует... или которую мы просто не желаем принять ни при каких обстоятельствах.
И поэтому приходится действовать наугад, ошибаясь, утыкаясь в тупики, возвращаясь – или же падая...
