– Да?
– Мне нужно увидеть кесаря Светозара. Или потаинника Януария. Прямо сейчас. Вы уж извините меня... – Камену.
– По этому поводу? – звенящим голосом спросил Венедим.
Она кивнула.
Глава третья
Проводив мать до предместий Столии, городка маленького, но пышного и кичливого даже в такие трудные времена, Алексей направил свой путь на восток, к монастырю Клариана Ангела. Нездоровая это была затея – носиться по сельским дорогам в одиночку здесь, местах разбойных даже в мирное время, а уж сейчас и просто опасных – даже для небольших отрядов. Но не было другого выбора...
В конце концов, мрачно подумал он, раз уж меня кто-то взялся беречь так пусть бережет. Если я ему нужен.
Наверное, этот кто-то и берег его... за всю дорогу лишь раз он видел людей... пожилые крестьяне бродили по заросшему полю, изредка наклоняясь и подбирая что-то. Им не было дела до одинокого всадника. И еще раз под дамбой полуспущенного пруда он увидел мертвую женщину. Надо было бы остановиться и похоронить ее, но он проехал мимо и потом долго корил себя за это.
Ангел встретил его у ворот.
– Как долго ты шел, – сказал он.
Конрад Астион проверил, хорошо ли затянут узел, потом подергал за веревку и крикнул...
– Тяни!
Сам же – уперся шипастыми подковками сапог в сруб колодца и, помогая тянущим, как бы зашагал вверх. Птицыны дети были ребята сильные для своего роста, но все же недостаточно для того, чтобы просто выволочь на веревке с сорокасаженной глубины средних размеров мужчину. Выносливости им не хватало...
Он был готов примерно на середине подъема остановиться, чтобы те, наверху, сменились – но никакой паузы не последовало, тянули в том же темпе, ровно. Конрад не то чтобы не заметил этого – просто не придал значения. Но даже если бы он и заметил, и придал... что могло бы измениться?
Перерезал бы веревку? Или горло?
Зачем?
Он сощурился от яркого света, протянул руку, чтобы ему помогли выбраться, но рука нашла пустоту.
Через секунду он понял... силуэты, окружающие колодец, отнюдь не кажутся великанами. Они и были великаны – в сравнении с маленькими детьми Птицы, что лежали тут же, под ногами, неубранные.
– Добро пожаловать в ад, почтенный Конрад, – сказал тот, кто стоял напротив.
Он стоял неподвижно, и Конрад понял потом, что неподвижность эта была нарочитая и что ему просто подарили секунду, а то и две, чтобы достать из-за голенища нож и перерезать веревку. Но он не сделал этого, а вновь протянул руку, и на эту руку тут же накинули ременную петлю.
– Юно... – выдохнул он. – Я ведь нашел...
– Знаю, – сказал Януар.
После долгого затишья рейд куплы всадника Игона по тылам противостепной коалиции произвел впечатление звонкой оскорбительной пощечины. Три с небольшим тысячи крайнов и саптахов прошли, неуловимые, от древнего города Фелитополя, ставшего центром расположения степняков, пересекли Долину Роз, тихую и вытоптанную – а затем широким зигзагом провели огненно-кровавую борозду, не делая различия между мирными и немирными, женщинами и солдатами... Горели деревни, горели армейские склады, горели поля, на которых созревал долгожданный, спасительный осенний урожай.
Брошенные на перехват отряды гибли в засадах, попадали под неожиданные удары, просто не находили врага, а находили угли и трупы, множество трупов.
Это не было похоже на обычные партизанские набеги. Это было словно жертвоприношение новому неведомому богу...
Артемон Протасий встретился с Андроником Левкоем в ставке последнего в азахской деревне Лабы. Азахи легче и спокойнее принимали конкордийцев, чем простые крестьяне, а тем более стратиоты. Азаший взгляд на жизнь чем-то отличался от общепринятого...
Андроник расположился в пустующей половине (азахи, по давнему обычаю, строили дома на двух хозяев, спина к спине) каменного двухэтажного дома в центре деревни. Хозяин дома был на войне, хозяйка с детьми перебралась в соседнюю деревню ухаживать за раненым братом. Скот на постой разобрали соседи. Такие проблемы у азахов решались просто.
Протасий твердо решил для себя, что будет холоден и строг, но уже через четверть часа поймал себя на том, что испытывает доброе расположение к этому человеку – и вслед за тем понял, что испытывает его давно.
Он даже, внутренне посмеиваясь, покосился на камешек, который носил в перстне. Камешек имел редкое свойство... он темнел, если чувствовал чары. Нет, все в порядке...
Просто Левкой оказался нервным и порывистым, но при этом очень обаятельным человеком.
Кроме того – это был противник, когда-то Протасием разбитый наголову.
Такие воспоминания лишь добавляют симпатий... особенно когда противник высказывает свое непритворное восхищение.
Они как-то незаметно перешли на «ты».
– Саптахи всегда отличались непредсказуемым нравом, – говорил Левкой, поглаживая пальцами отполированный до блеска кусочек розового дерева в форме бараньей почки. Так он несколько успокаивался. – Я, например, не понял, почему они остались верны Степи, если степной царь, их Верховный Зрячий умер. Какой-то очень сложный мотив от противного... император где-то силой, где-то лаской привел их к подчинению, они всегда тихо кипели, но не пузырились; пришли другие и принизили императора, а заодно очень жестоко кипение прекратили, вторгшись при этом в чужую вотчину; и вот когда эти другие посрамлены и отброшены, когда их верховный страшный вождь уничтожен (потому что про мертвеца ведь не скажешь, что – убит, правда?) – саптахи восстают против возобновления мягкого правления и переходят на сторону жестоких усмирителей. То же и крайны...
– Старый враг лучше новых друзей, – сказал Протасий. – Давай решим, что будем делать. Вчера их видели в сорока верстах от Артемии. Крестьяне в панике.
– Нужно предложить им большую добычу... причем не обязательно, чтобы добыча была настоящая...
– Это как водится.
– Тогда слушай. То ли накануне, то ли сразу после низвержения мертвоживущего Авенезера один из ваших славов устроил степнякам большую трепку. Он сделал несколько огневых боев... но не врытых в землю, а на колесах...
– Сделал? Огневые бои? Неужели – каменные? Их же невозможно – на колесах...
– Невозможно. Я не знаю, в чем там был секрет. Правда, не знаю. Из его отряда уцелело несколько человек, простых солдат, и они сожгли все, что оставалось...
Андроник и представить себе не мог, что хозяином второй половины дома, где они сейчас сидят и беседуют, является не кто иной, как десятник Азар, многое могущий по этому поводу разъяснить – при
