будто бы расползается в стороны, оказываясь дальше, это обман зрения, но вот сейчас, нет, опять далеко, опять падать и умирать, ну же... Она уже даже не кричала, просто дышала судорожно.
– Бедные девки, – сказал десятник Азар, в чьем доме и расположилась свита Артемона Протасия. – Их-то уж зачем было трогать? Я понимаю, мужики. Ну ладно, отроки. А этим ведь – рожать, с мужьями ладить. Зря.
– Прав ты, брат, – ответил Гетан, начальник стражи Протасия. С Азаром он состоял в каком-то настолько далеком родстве, что и названия у него не имелось, но с ранней юности, с отроческой службы, они крепко подружились и иначе как братьями себя не считали. – Может, и вспаниковали тогда излишне, в самом начале. Жалко девок. Вот эта, черненькая, что стонет, на Кипени в самой гуще была и спаслась чудом... глаз там оставила. Про семью ее ничего не известно, в Ирине жили. У рыженькой – две сестры погибли... одна там же, на Кипени, при кесаревне состояла, вторая – из Бориополя не вышла... Гнилое дело – за такими спинами хорониться. А с другой стороны взять...
Рыженькая, про которую только что говорили, вдруг резко села. Глаза ее были безумны.
– Вот он! – она показывала рукой в дальний угол. – Да вот же он!
Азар и Гетан оглянулись. И показалось обоим, что каменная добротная стена дома прогнулась внутрь странным глянцевым тяжелым пузырем, похожим на дрожащий студень, вываленный из миски... это длилось секунды две, от силы три – а потом стена вновь стала каменной и прочной.
Азар почувствовал вдруг, что его трясет. Он посмотрел на брата. Лицо Гетана было в бисеринках пота.
Живана поднималась с лежанки медленно, будто ей приходилось саму себя собирать по частям. Повязка сползла, открывая жуткую яму.
– Звери, – хрипло сказала она. – Здесь звери...
В руках у Ксантии уже был лук. Она натянула и выстрелила так быстро, что Азар не поверил глазам. Так мог стрелять опытный охотник... А когда он перевел взгляд на то место, куда ударила стрела, то не поверил еще больше...
лишь треть древка торчало из каменной стены, а глянцевое пятно вокруг судорожно дергалось и сокращалось, окрашиваясь черным и алым... Выстрелила Живана. Что-то невидимое тонко завизжало в темном углу.
– Зосрачь богоми! – Гетан тонким кривым мечом рубанул по пузырю, вспухшему рядом с дверью. – Что же это...
– Девки, вперед! – крикнул Азар. – А то перебьют наших стратигов!.. как слепых котят... Ксантия успела натянуть сапожки, Живана бежала босиком. все – рядом.
За углом. В пяти шагах. Выйти и войти. Пыльный вихорек через двор, свист стрелы – и что-то большое, больше волка, с воплем боли и ужаса укатывается под забор в крапивы. Хрип.
Дальше. За угол.
Мертвый азах, мертвый азах, мертвый солдат. Разворочена грудь.
Дальше.
Бег во сне. Или в воде.
Дрожь, сотрясающая не тело – самою душу. Неслышимый скрежет.
Высокое крыльцо. По ступеням еще шевелящиеся... кто? или что? Будто большие комки водорослей, выброшенные на берег штормом...
В сенях еще один мертвый солдат, поперек его – мертвый зверь. Дверь в комнаты распахнута.
Там – чародей Эфрон, раскинув руки, стоит у стены. Его поддерживают справа и слева, а конкордийский сотник коротким копьем брезгливо тычет во что-то возле двери, под стеной... тычет и отскакивает. Стряхивает с лица алые брызги.
– Успел чародей... – шепчет Ксантия.
Чародей успел. Тут и там из стены свисают те, похожие на комки водорослей. Вмерзшие теперь в камень.
– Это мы, – Гетан.
Сотник кивает. Кажется, не в силах говорить.
– Надо усилить посты, – слова Гетана падают, словно камни в глубокую бочку. – Сотник Урия...
– Д-да. Сейч-час.
Он поворачивается и уходит вглубь комнат, и там слышится невнятная речь.
– Останетесь здесь, – говорит Гетан лучницам. – Даже будут гнать – не уходите. Ясно?
– Ясно... – это Ксантия.
Живана молча натягивает повязку на пустую глазницу.
Чародея отводят на лавку. Он садится и откидывается, тяжело дыша.
Гетан поворачивается и уходит. На пороге спотыкается, словно забыл что-то... нет. Бежит дальше.
Надо усилить посты... Две вороны проносятся над самой землей, взмывают над забором и пропадают.
– Ко... мандуй... – выкашлял Левкой. – Аггей... поможет...
Он стоял на коленях, держась за грудь, и исходил рвотой. Кажется, одно из чудовищ зацепило его. На какой-то миг Протасий замешкался. Но в комнаты уже вбегали лекарь и адъютанты.
Высокий тысячник с костистым лицом стоял у входа. Аггей Полит, начальник штаба. Один из немногих выживших в сече у предместий Порт-Ирина...
– В вашем распоряжении, стратиг, – он щелкнул каблуками.
– Идемте на крышу.
Над высокой коньковой крышей возвышалась еще и башенка, так что вид открывался знатный.
– Где они могут укрываться? – спросил Протасий.
– Скорее всего, за речкой, вон в той дубраве, – показал Полит. – Там можно спрятать десять тысяч конных. Другое дело, что атаковать они не смогут... хотя речка и мелкая, но то, что кажется прибрежным лугом в излучине, на самом деле топкое болото. Они могут этого не знать...
–...или знать тропы. А еще какое место?
– Овраги. Вернее, бывшие русла. Их два. Вон там и вон там. Кустарник и редколесье. Конным не спрятаться – да и не пройти, очень сыпучие и крутые склоны. Только пехота россыпью.
– Пехота россыпью. Какие у вас силы?
– У вас, стратиг. Две полные сотни гвардии и сорок всадников. И...
– И тридцать моих. Понятно...
Он зажмурился, пытаясь сообразить... а не найдется ли неожиданного хода, происходящего из самих обстоятельств? Враг то ли справа, то ли слева, численность неясна, позади река и болото, уходить – значит, обречь на гибель всю эту деревню... и нет времени ни на что.
Это понимание... что времени нет, что атака начнется вот-вот – было ясным и четким.
– Всем – на базарную площадь, – скомандовал Протасий. – Включая тех, что в караулах.
– Понял, – кивнул Полит. В глазах его Протасию померещилась усмешка.
Биться на улицах издревле считалось дурным тоном. Но на мнение штабных лощеных офицеров Протасию всегда было наплевать.
Крайны накатились и откатились, унося убитых. Это они молодцы, подумал Азар, пытаясь стереть пот со лба кольчужным оручием. Тут им в доблести не откажешь...
Он бился вместе со стражниками Гетана, оборотясь к короткой боковой уличке, ведущей от
